Уроки Красного Октября - Фроянов Игорь Яковлевич - Страница 5

Спору нет, в Первой русской революции крестьяне выступали за «разрушение помещичьего землевладения, а не за свержение господства буржуазии», если, конечно, исключить из состава последней кулака. Но русские крестьяне в своей массе никогда не добивались установления буржуазной собственности на землю, предполагающей ее продажу и концентрацию земельных богатств в руках буржуа. Приведем типичное на сей счет заявление, принадлежащее самим крестьянам. Самарские крестьяне, жители села Владимирского Самарского уезда Самарской губернии, в своем приговоре (июнь 1906 г.) писали: «Нам кажется, что нужно изменить земельный порядок теперь же и так, чтобы земля была доступна всем, кто желает работать сам, и совсем бы была отобрана от того, кто наймом обрабатывает или же сдает землю в аренду. Земля – дар божий, а не создание рук человеческих, и потому она вся должна принадлежать всему народу и не. составлять собственности небольшого числа лиц»[61]. С самарскими крестьянами перекликаются крестьяне сельца Чернозерья Свинухинской волости Мокшанского уезда Пензенской губернии, направившие свой приговор во II Государственную думу с такими словами: «В глубине нашей крестьянской души коренится мысль, что земля как дар божий должна принадлежать только трудящимся. Владение кучкой людей миллионами десятин земли по нашему крестьянскому разумению не может ничем быть оправдано»[62].

Подобный взгляд отнюдь не новость. Издревле крестьяне на Руси считали землю общим, мирским достоянием. «Земля Божья, а моего владения» – излюбленное выражение наших земледельцев. А когда царь в России стал земным Богом, они говорили: «Земля Божья и Государева, а роспаши мои». Через всю эпоху крепостничества русские крестьяне пронесли убеждение в своем праве на обрабатываемую ими землю[63]. Но это было право, лишенное буржуазной сути.

Капиталистические отношения отторгались нашим крестьянством. Русские крестьяне не хотели быть земельными собственниками. В наказе депутатам II Государственной думы крестьяне Кирилловского сельского общества Выезжевской волости Арзамасского уезда Нижегородской губернии писали: «Закон об утверждении нас, крестьян, собственниками, т. е. чтобы землю каждый крестьянин имел право продавать по своему усмотрению, мы совершенно отвергаем, и как была наша земля переходящей по наделу, так мы и требуем, чтобы оставалось по-прежнему»[64].

Исследование понятия о собственности в менталитете русских крестьян показывает, что «господство в крестьянской среде на протяжении «времени большой длительности» представления о двухуровневом – семейно-потребительском и тягловом – предназначении и сословно-трудовом происхождении собственности сформировало ментальную основу для устойчивого восприятия русскими крестьянами капиталистических ценностных ориентаций как своего рода аномалии»[65]. В этой связи не покажутся неуместными вопросы лидера КПРФ и народно-патриотического движения Г. А. Зюганова:

«Почему в Росси произошли подряд три революции? Не говорит ли это о том, что наш народ так и не принял капитализм?»[66] Для нас ответ здесь может быть лишь такой: не принимал, не принимает и не примет!

Таким образом, борьба русских крестьян в ходе революции 1905–1907 гг. против капиталистической частной собственности на землю не позволяет считать эту революцию буржуазной.

Нам могут возразить в том смысле, что целевые установки крестьянства в Первой русской революции – это субъективная сторона процесса. Со стороны же объективной ликвидация помещичьего землевладения и передача земли в распоряжение мелких собственников, каковыми являются крестьяне, распахнули бы двери капитализации деревни. Это могло бы случиться, если бы не сельская община и ее организующая роль в жизни русского крестьянства. Факты свидетельствуют об оживлении деятельности общины в период революции 1905–1907 гг.

Против помещиков крестьяне обычно выступали «всем миром»[67]. Их борьба за свои права привела к «активизации роли сельской общины, от имени которой в большинстве случаев составлялись приговоры, наказы и другие документы, явившиеся результатом революционного правотворчества народных масс»[68]. Община стала решать «больший круг вопросов, чем до революции 1905–1907 гг.»[69].

Неприятие массой крестьян частной собственности на землю, усиление роли общины в деревенской жизни явились бы, в случае победы крестьян в Первой революции, непреодолимой преградой на пути развития буржуазных отношений в сельском хозяйстве.

Это дает веское основание в пользу сомнений относительно буржуазного характера революции 1905–1907 гг. То была, по нашему убеждению, не обезличенная буржуазно-демократическая революция, а русская аграрно-демократическая революция. Русская потому, что основным ее пафосом было отрицание буржуазной частной собственности на землю, проистекающее из миропонимания русских крестьян, а аграрно-демократическая вследствие того, что ее главной движущей силой явилось обездоленное крестьянство, опирающееся в своей борьбе за новое устройство жизни на старые общинные демократические по своей сути устои.

Русская аграрно-демократическая революция не победила. Ее существенным результатом стало отчуждение и недоверие народа не только к власти вообще, но и персонально к власти государя. Вера в царя пошатнулась. Но это не значит, что самодержавие, как писал Л. Троцкий в составленном им и опубликованном 1 декабря 1905 г. манифесте Петроградского Совета рабочих депутатов, «никогда не пользовалось доверием народа»[70]. Напротив, было время, когда народ верил своему царю всем сердцем. И для этого были реальные основания[71]. Лишь в послепетровский период и особенно вслед за несправедливой реформой 19 февраля 1861 г. вера в царя начала заметно угасать, пока вовсе не погасла, что и обернулось падением самодержавной России.

Как явствует из признания Николая II, правительственные круги, «освободив» крестьян в 1861 г., преследовали ту же цель, что и позднее, при проведении столыпинской аграрной реформы. В Высочайшем рескрипте от 19 февраля 1911 г., подготовленном в связи с 50-летием «освобождения» крестьян, читаем: «Я поставил себе целью завершение предуказанной еще в 1861 г. задачи создать из русского крестьянина не только свободного, но и хозяйственно сильного собственника. В сих видах наряду с отменой круговой поруки, сложением выкупных платежей и расширением деятельности Крестьянского Поземельного банка, Я признал благовременным отменить наиболее существенные стеснения в правах крестьян, облегчить их выход из общины, а также переход на хуторское и отрубное хозяйство…»[72]

Вдохновителем и организатором этого «благовременного» решения выступил П. А. Столыпин. Его заслуги перед Россией порой преувеличивали как раньше, так и теперь. Вот пример. Под пером В. В. Шульгина встает величественный образ спасителя России от революционных потрясений. «Освободительное движение» 1905 года, – писал он, – еще и потому не разыгралось в революцию, которая наступила двенадцать лет спустя, что вырождение русского правящего класса тогда не подвинулось так далеко. В нем нашлись еще живые силы, сумевшие использовать народное патриотическое движение, то есть «низовую контрреволюцию» ДО организованного отпора разрушителям и поджигателям России. В частности, нашелся Столыпин – предтеча Муссолини. Столыпин по взглядам был либерал-постепеновец; по чувствам – националист благородной, «пушкинской», складки; по дарованиям и темпераменту – природный «верховный главнокомандующий», хотя он и не носил генеральских погон. Столыпин, как мощный волнорез, двуединой системой казней и либеральных реформ разделил мятущуюся стихию на два потока. Правда, за Столыпина встало меньшинство интеллигенции, но уже с этой поддержкой, а главное, черпая силы в сознании моральной своей правоты, Столыпин раздавил первую русскую революцию»[73].