Спящий город - Таругин Олег Витальевич - Страница 20

Он не договорил, с удивлением глядя на вскочившего Зельца (привычка — вторая натура: настоящий офицер остается таковым в любой ситуации).

— Простите, господин генерал. Я не знал. Разрешите присесть?

— Садитесь, капитан, садитесь. Вы вовсе не обязаны так… э… поступать. Я не ваш непосредственный начальник, в конце концов…

— Мои, как вы изволили выразиться, непосредственные начальники погибли. Младшему офицеру непозволительно в присутствии…

Генерал махнул рукой:

— Ладно, ладно, капитан, я понимаю. Вольно.

— Благодарю. — Зельц вновь опустился на сиденье. — Я могу задать вопрос?

— Пожалуйста.

— Каков мой… статус? Я военнопленный?

— Военнопленный? — Простейший вопрос неожиданно поставил генерала в тупик. — Ну… я так не думаю… Скорее всего нет. Потерпите немного — и поймете почему. Хорошо?

— Да. — Зельц хотел попросить разрешений закурить, но не решился, — Вы хотели что-то мне рассказать?

— Скорее спросить… — Музыкальный на несколько секунд замолчал, подыскивая наиболее подходящую формулировку. — Вы знаете, какой сейчас год?

— Год?.. — ошарашено переспросил капитан. — Я не ослышался, герр генерал, — вас интересует год? Время? Дата?

— Да, капитан, вы поняли правильно. Сами ведь хвалили мой немецкий!

— Простите. Сейчас весна 1942 года, господин генерал. Третий год войны… — неожиданно грустно добавил он. Впрочем, собеседник этого вроде бы не заметил.

— Что ж, все верно, капитан, все абсолютно верно… — Голос генерала стал отчего-то тихим и несколько взволнованным. Обернувшись к Московенко, Юрий Сергеевич по-русски спросил: "У тебя есть календарик, Саша?"

— Может, не стоит? — Московенко полез во внутренний карман, но доставать требуемое не спешил. — Секретность…

— Да какая тут секретность, Саша… — устало пробормотал он. — От кого секретность? От него? — Генерал кивнул на непонимающе прислушивающегося Зельца. — Мы сейчас в одной лодке, и, боюсь, это все серьезнее, чем я предполагал. Если для него сейчас сорок второй, то какой год для нас?

Московенко молча кивнул и протянул ему картонный прямоугольник карманного календаря. Музыкальный взял его и подал Зельцу:

— Посмотрите на этот предмет, капитан. Я понимаю, что вам сложно будет это понять и принять, но, поверьте, нам ничуть не легче…

Зельц молча рассматривал небольшой прямоугольничек, пытаясь вникнуть в суть увиденного. Календарь. Обычный календарь за непомерно, просто нереально далекий 2002 год. Месяцы, дни. Что они имели в виду? ЧТО? Неужели… Нет, этого не может быть… Шестьдесят лет… Необычная форма, незнакомое оружие у их солдат… Генерал, десять лет служивший в Германии и знающий немецкий лучше большинства его солдат… Нет, чушь… Но… НЕУЖЕЛИ ЭТО ПРАВДА?! Или… нечеловечески хитрый ход советской разведки… Русские… Вежливые, без звезд и помятых приплюснутых фуражек… Он не сказал советская военная разведка, сказал — военная разведка России… Нет… ЭТОГО ПРОСТО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! Или… МОЖЕТ?!

Окончательно сбитый с толку, Зельц молча протянул картонку генералу. Он ничего не понимал… Или не хотел понять — обрушившееся на него знание было слишком огромным. Непомерно сложным для него, простого танкиста, уставшего от ненужной войны, жары, идиотизма начальства, разлуки с оставшимися в Германии женой и ребенком…

— Хотите выпить? — Генерал обращался к нему, протягивая плоскую фляжку. — Коньяк с кофе, два к одному — рецепт спецназа. Глотните, капитан, полегчает. Поверьте мне. Я русский, я знаю… Кстати, можете курить. — Простите, что не предложил раньше…

Зельц благодарно принял фляжку и сделал несколько больших глотков… Не обращая внимания на обожженное горло (Война учит пить совсем не так, как на гражданке), вытащил смятую пачку сигарет, но не нашел ни одной целой… Протянув руку, взял сигарету из предложенной майором диковинной сине-белой пачки с надписью "Parliament" на крышке… Закурил… И неожиданно почувствовал, что отпустило…

— Но почему я должен вам верить? — неуверенным голосом спрашивал Зельц спустя двадцать минут. — Идет война, многие разведки мира лезут вон из кожи, чтоб провести выгодную им рокировку. Я ведь прав?

— Правы, капитан… — Музыкальный расплескал по трем алюминиевым "походно-диверсионным" стаканчикам остатки коньяка (уже из второй фляги, первая давно опустела — за прошедшее время Зельц уже дважды выходил на балкон и подавал своим знак, что все в порядке). — Но, поверьте, Ольгерт, мы не в лучшем положении, чем вы. По крайней мере я не могу объяснить, что здесь происходит. Час назад я знал много больше вас, сейчас мы знаем поровну. Этот город… Я искал его всю жизнь и думал, что, отыскав, получу ответы на все вопросы… А сейчас… У меня гораздо больше вопросов, чем было раньше… Мы в равном положении, Зельц, и подозреваю, что только вместе мы сможем что-либо понять. Ладно… — Генерал поставил опустевший стаканчик на стол. — Собственно говоря, разве вам недостаточно доказательств? Вы видели наше оружие и снаряжение — разве шестьдесят лет назад что-нибудь подобное было? Возможно, не стоило этого делать, но я вкратце пересказал вам всю прошедшую за эти годы историю— согласитесь, Зельц, неужели это было похоже на ложь?

— Нет… — угрюмо буркнул Зельц, которого после изнурительного пустынного марша и контузии довольно сильно развезло. — Не похоже… И я, скорее всего, даже верю вам. Но… вы же понимаете, как это тяжело— узнать столько всего… Человек не должен знать будущее — это нарушает все существующие законы бытия… Я, наверное, просто не был готов к подобному… э… испытанию…

— Да, вы правы… И тем не менее все это правда. Я хотел бы, чтобы вы поняли одну вещь, капитан: Германия была и остается великой страной, но… в ней живут люди. Обычные люди, которым, как и нам с вами, свойственно ошибаться… Я имею в виду не только вашего фюрера, Зельц, но и многих других, о которых вы, к счастью, ничего пока не знаете… Вы понимаете, о чем я, капитан?

— Да! — неожиданно твердо ответил тот. — Я понимаю. И согласен с вами — нам нужно действовать сообща. Хотя бы до тех пор, пока мы… не разберемся, что здесь происходит… У вас есть предложения?

— Предложения… — слегка насмешливо протянул Музыкальный. — Хорошо бы их иметь, эти предложения. Для начала соберите ваших людей и убедитесь, что они не наделают непростительных глупостей. Надеюсь, у вас в подчинении был только один Мудель?

Зельц поморщился:

— Я тоже надеюсь, господин генерал, — и, прежде чем уйти, на всякий случай уточнил: — Значит, я свободен?

Генерал переглянулся с Московенко и пожал плечами:

— Да вас никто и не держал… Я ведь объяснял— мне необходимо было просто поговорить с вами. Идите.

— Есть! — Зельц четко, словно и не пил, развернулся ("И что это я?! Сам ведь злился на Шульца — и вот тебе на. Хотя с этим генералом приятно иметь дело.) и вышел из комнаты. Подождав, пока он спустится и выйдет на улицу, Музыкальный повернулся к майору:

— Похоже, приличный фриц, а, Саша? Не думаю, чтобы он нам полностью поверил, но… Могло быть хуже… По крайней мере он начал думать…

— Проконтролируем?

— Естественно. А как же иначе? Пусть Скала остается на позиции, а вместо Монгола… Кто там у тебя еще снайперит?

— Л его, — помедлив секунду, ответил майор, — он пару раз на подмене работал. Не Робин Гуд, конечно, но с такого расстояния не промажет.

— Хорошо, пусть он вместо Монгола на чердаке посидит. А там посмотрим — кукиш в кармане держать, конечно, не будем, но и брататься погодим… Иди, распорядись… Да, и вот еще что: пошли-ка с Зельцем парочку своих ребят — на всякий случай. Ну, иди, иди… А я тут посижу — устал я что-то, Саша, старый, видно, стал… — И, не давая Московенко оспорить последнее утверждение, махнул рукой: — Иди, майор, иди…