Записки 1743-1810 - Дашкова Екатерина Романовна - Страница 51

Когда императрица, получив мое письмо, передала государю послание, адресованное ему, он пришел в ярость, прогнал ее, заявив, что не желает быть свергнутым с престола подобно своему отцу, и не пожелал принять моего письма.

Императрица[234] сообщила госпоже Нелидовой о своей неудаче; тогда та отдала письмо младшему сыну государя, великому князю Михаилу[235], и вместе с государыней повела его к Павлу; смягчившись, он взял письмо и, прочтя его, поцеловал сына и сказал им: «Вы так умеете взяться за дело, что против вас нельзя устоять».

Они ласково и нежно благодарили его, а он написал мне следующее письмо:

Затем он позвал петербургского военного губернатора Архарова и повелел ему поскорей отправить ко мне нарочного с письмом и вернуть курьера, уже посланного раньше и получившего приказание отнять у меня бумагу и чернила, поселиться в моей избе и строго следить за тем, чтобы я не вступала в сношения с внешним миром.

Архаров[236], по злобе ли или неумышленно, выбрал для исполнения этого спешного поручения курьера, только что вернувшегося из Сибири, куда он отвозил в ссылку какого-то несчастного гвардии офицера. Проехав взад и вперед четыре тысячи верст без отдыха, он вряд ли мог догнать курьера, уехавшего за несколько часов до него; но судьба, очевидно устав преследовать меня, устроила иначе. Второй курьер догнал первого, вернул его и сам с величайшей поспешностью поехал дальше. Я сидела у окна, когда он приехал. Увидав кибитку у крыльца, окруженную моими людьми, я вышла и узнала посланного от императора. Мисс Бете тщетно расспрашивала его, какие он привез вести. Он отвечал, что ничего не знает и что привез мне указ от государя. Я назвалась, и он передал мне вышеприведенное письмо. Не успела я еще его распечатать, как мисс Бете бросилась на колени передо мной, восклицая: «Дорогая княгиня, и в Сибири есть Бог! Не падайте духом!» Она дрожала всем телом и была бледна как смерть. Я ее подняла, просила успокоиться и позволить мне прочесть письмо. Когда я ей объявила, что мы получили разрешение вернуться в Троицкое, она снова бросилась к моим ногам; ее била лихорадка, она бредила, и мне с трудом удалось уговорить ее лечь в постель. Затем я приказала людям накормить курьера и дать ему вина, но он отказался от пищи и просил только дать ему уголок уснуть, так как он провел несколько бессонных ночей. Я послала к дочери сообщить ей счастливую новость; люди мои чуть с ума не сошли от радости. На следующий день я отослала курьера обратно; спросив его, сколько он получает жалованья в год, я дала ему почти вдвое больше. Тогда он в свою очередь чуть с ума не сошел от радости; одна я осталась бы совершенно покойной, если бы не болезнь мисс Бете, тревожившая меня; она бредила и не узнавала никого, кроме меня. Я отходила от ее постели только для того, чтобы писать письма и отправить часть людей в Троицкое, дабы остаться налегке; я твердо решила не уезжать самой, пока мисс Бете не будет в состоянии совершить путешествие. Я отправила с курьером императора также незапечатанное письмо Архарову с просьбой передать его Лепехину[237], непременному секретарю Российской Академии и профессору естественной истории в Академии наук. Так как он был мне очень предан, я рассказала ему о случившемся со мной и дала свой адрес в Троицком. Архаров имел низость задержать мое письмо. Кроме того, я отправила с крестьянином английскому негоцианту в Петербурге, Глину, письма для моих друзей в Англии. Затем я приготовила все к путешествию, дабы оно не встретило препятствий или задержек. Через неделю горячка оставила мисс Бете, она была только очень слаба. Как только ей стало лучше, я послала за сто двадцать верст вперед моих собственных лошадей, остававшихся в Коротове, и через десять дней после приезда благодетельного курьера мы тронулись в путь.

Не хочу покинуть Коротова, не упомянув об удивительно деликатных заботах, которыми крестьяне ежедневно окружали меня. Два раза в неделю они приносили мне с базара всякую вкусную и даже редкую по сезону провизию для моего стола. За несколько дней до моего отъезда я узнала, что крестьянки приносили мне каждый день яйца, блины или пироги для того только, чтобы меня увидеть и собственными глазами убедиться, что я жива. Я несколько раз спрашивала крестьян, почему они были так привязаны ко мне, несмотря на то что они уже несколько лет перешли во владение моего сына. Они неизменно отвечали: «За время твоего управления нами мы разбогатели и сделались счастливыми, и ты воспитала и нашего батюшку-князя в таких же правилах; хотя он и повысил оброк, но он все-таки значительно меньше оброка, которые наши соседи платят своим господам». Крестьяне поставили в нескольких местах подставы, так что я в один день проехала путь, который, приезжая, совершила в два с половиной дня. Я покинула свою избу в конце марта.

Благодаря некоторым познаниям в медицине, большой чуткости, которою меня, к несчастью, одарила природа, вследствие того что я часто ухаживала за больными и на практике изучила проявления и влияние некоторых болезней на организм, мне удалось вылечить мисс Бете с помощью усиленного ухода и немногих лекарств, бывших в моем распоряжении.

Когда мы выехали из Коротова, стояла еще настоящая зима. На девятый день нашего путешествия, когда мы подъехали к реке Протве, протекающей мимо моего сада и террасы в Троицком, снега уже не было. Берега реки зеленели, и дорога была чрезвычайно тяжела для лошадей, тащивших кибитку на полозьях то по песку, то по траве и по глине. Наконец на десятый день мы приехали в Троицкое. Прежде всего я отправилась в церковь; несмотря на ее большие размеры, она едва вмещала моих людей и крестьян, собравшихся из 16 принадлежавших мне сел и деревень, чтобы встретить меня и выразить свою радость по поводу моего возвращения; они хотели все поцеловать мою руку, но я едва держалась на ногах и просила их прийти в следующее воскресенье. Я была очень тронута их искренней радостью, но решительно не могла сделать над собой усилие; мое несчастное больное тело требовало неотложного отдыха в хорошей постели. На следующий день после моего приезда я отправила человека в Москву к брату, чтобы возвестить ему о моем возвращении в Троицкое. Я написала также моим племянницам, княгине Долгорукой и княгине Маврокордато, с просьбой сообщить мне поскорей сведения о себе, о моем сыне и других моих родственниках и друзьях. Я благодарила Бога, что никто из них не стал жертвой деспотизма. Я узнала, что в моем московском доме были расквартированы 87 солдат и один офицер. Мой управляющий догадался запечатать входы в главный дом, объявив, что, так как я поспешно уехала, не успев убрать вещи, я приказала наложить печати на все входные двери. Благодаря этому я была избавлена от расходов на содержание какого-нибудь из жалких генералов, известных под общим именем гатчинских; он, наверное, испачкал бы весь дом и испортил бы мебель. На моей даче были также расквартированы девяносто солдат и шесть унтер-офицеров; на отопление для них не хватило тех трех тысяч бревен, которые на плотах прибывали по реке из моего имения; приходилось покупать еще дрова, что в связи со многими другими расходами заставило меня продать этот дом, хотя я его очень любила, потому что он был окружен садом, который благодаря моим заботам в течение тридцати лет достиг верха совершенства; даже зимой он содержался в величайшей чистоте и порядке, дорожки были расчищены и посыпаны песком, так что я могла гулять в нем и в зимнее время. Но все это было ничто в сравнении с расходами и, главное, неприятностями, вызываемыми присутствием в моем доме подобных гостей.