Подземная война - Орлов Алекс - Страница 48

– А-а, точно, – согласился Нордквист. – А чего, сам-то не мог?

– Что значит сам? Это же борода! А борода для гнома…

– Ладно, не пыхти, – одернул его Нордквист, чувствуя, что брюхо на этого визитера плохо реагирует. – Говори по делу.

– А по делу, – Дунлап снял шапку, почесал голову и снова надел. – Мартин и его шайка пока залегли у нас.

– А чего, не сделали дело?

– Там история приключилась такая, что они пришли, а людей в деревне потаскали и даже черных орков, как щенков в мешке унесли.

– Вот так дела! – поразился Нордквист. – И чего это такое оказалось?

– Да пока непонятно. В деревне нашли только одного, которого пополам разрубили.

– Пополам?

– Да, они сказали – одним ударом.

– Понятно.

– Чего понятно?

– Если у тебя все, иди домой, не то хватятся, а тебя нету.

– Я сказал что задержусь, но…

Гном поправил бороду.

– Но, пожалуй, пойду, если что – сообщу немедленно.

– Скатертью дорога, – пробурчал Нордквист, недовольный тем, что первоначальный план приходится менять. Они надеялись, что выполнив задание гномов, Мартин пойдет к хранилищу золотых монет, но теперь он задерживался на неизвестный срок.

– Ну что, командир? – спросил Тартенс, выходя на крыльцо.

– Ушел твой любимец.

– А сказал чего?

– Садись.

Тартенс уселся на крыльцо и доски под ним скрипнули.

– Ландфайтер людей из деревни покрал, а одного разделал.

– Да ты что? Это гном сказал?

– Он самый. Счастливчик пошел на сечу, а сечь то и некого – деревня пустая – мясники опустошили.

– Оба-на! И чего теперь делать будем?

– Пока ждать. А выпадет случай – поджарим Ландфайтера.

– Как же, поджаришь его, он сам кого хочешь поджарит, да перед этим еще кишки выпустит! У него людей полно, командир, его в лоб не свалишь.

– У меня на его лоб своя хитрость имеется.

– Какая хитрость?

– А вот принеси мой мешок.

Тартенс убежал в дом и вскоре вернулся с дорожным мешком Нордквиста.

Тот развязал его, забрался руками на самое дно – под смены белья, новые штаны и шелковые рубашки и вытащил нечто завернутое в холщовую салфетку.

– Ой! И чего это? – спросил Тартенс.

Нордвист развязал веревочку и размотав салфетку, положил на ладонь нечто напоминающее большое веретено, с привязанной к ней медной лампой.

– И чего это?

– «Ксантимия фламе», – пояснил Нордквист, бережно оглаживая непонятную штуку.

– Это ты по-каковски сказал?

– По-заморски.

– Ну, а чего она делает, эта флама?

– Она может две дюжины человек, стоящие перед ней, сделать калеками.

– Это что? Порубит на куски? – уточнил Тартенс и захихикал, настолько нелепой казалась ему эта мысль. Какая-то медь да дерево и чтобы две дюжины бойцов в канаву отправить.

– Нет, дурак, все намного страшнее. Они сожжет их так, чтобы будут орать три дня и помрут в страшных мучениях.

– Ну… – Тартенс взглянул на непонятную штуку другими глазами. – Ну и откуда тут огонь, если даже медь холодная?

– Вот из этого места. Жерло называется.

– Жерло, – завороженно произнес Тартенс. – А когда огонь-то?

– С этим, брат, шутить нельзя. Тут вот колесико для огня, ключиком заводишь, палочку дергаешь и пламя выходит страшное шагов на восемь шарашит, так что одни уголья.

– Так Ландфайтер, вроде, колдун немного. Не?

– Есть такое дело, – вздохнул Нордквист. – А колдовство только огнем и пересилишь. Если хотим на дороге хозяевами стать, с Ландфайтером схлестнуться придется. И тогда эта штука нам здорово пригодится.

С этими словами Нордквист любовно завернул «ксантимию фламе» в тряпицу и убрал в мешок.

Вечером группе капитана ван Гульца пришлось остановиться возле небольшого водоема – круглого озерца, заросшего по берегам осокой и кувшинками, но имевшим достаточно чистой воды, чтобы искупаться.

– Заночуем здесь, – сказал ван Гульц. – Постираем подштанники, а то нехорошо в ставку к начальству ехать вонючими козлами.

Солдаты засмеялись. Отдых и купание сейчас было то, что нужно, ведь до ближайшего городка с трактиром оставалось не меньше четырех часов пути по темноте, а уж о том, чтобы там помыться не могло быть и речи. Мытье на постоялых дворах вообще не приветствовалось, а вот пьянство – пожалуйста. От пьянства постояльцев был весомый доход, а от мытья только суета и сырость.

В сумках солдат имелось достаточно сыра, хлеба и ветчины, чтобы организовать ужин у костра, а в слое песка на берегу, капитан разглядел серую глину – ею, как мыльной травой, можно было хорошо отстирывать белье.

Еще у капитана оставалось полмеры перегонки, но ее он решил оставить на завтра, на вечер после доклада – вчера на дороге, ван Гульц встретился с одним из посыльных тайной канцелярии – просто столкнулись на разъезде. От него капитан узнал, где теперь находилась передвижная ставка графа Абердина и куда ехать на доклад.

Пока солдаты разжигали костер, капитан с сержантом разделись, намочили и натерли белье серой глиной, а потом стали мыться сами, также используя глину, как средство для мыться – в качестве мочалок сгодились пучки молодой осоки.

Помыли даже головы и сержант заметил, что от глины его волосы куда свежее, чем после мыльной воды.

– Кабы везде такая хорошая глина была, нам бы этого мыла даром не нужно было, – сказал он. – Только купчинам ингландским деньги дарим, лучше бы свое.

– У них мыло тоже не чужое, его за морем чимгизы варят и ингланцам продают, а уже они его красиво нарезают и нам везут втридорога, – пояснил капитан.

– А я гляжу, отметок то у вас немало, ваше благородие, – сказал сержант имея ввиду множеств шрамов на теле капитана. – И все за тайную канцелярию?

– Нет, – покачал головой капитан. – За тайную канцелярию только треть, а самые страшные – в армии. Там случалось и на копье нарываться. А по мелочи – следы дуэлей. Молодой был очень вспыльчивый.

Капитану улыбнулся и покачал головой, вспоминая.

Потом они присели на корточки и стали стирать откисшее белье, выбивая из него глину.

– Хорошо у вас получается, ваше благородие, другие господа такого не могут.

– Это все война. Кто такого делать не умел, чесался бесконечно до крови – вши заедали.

Прополоскав и отжав белье, они надели его и пошли к костру, который уже развели солдаты.

– Все, идите и вы купайтесь, – сказал капитан. – А мы с сержантом за костром приглядим.

Пока солдаты купались и стирали, стало совсем темно, а мокрое белье на сержанте и капитане – высохло. Они съели ветчины с хлебом и пошли устраивать ночлег – собирать сухую траву для подстилки.

Солдаты у костра громко переговаривались, деля еду и смеясь каким-то анекдотам, а ван Гульц шел вдоль прибережных кустов и там, где цеплялся за стебли плетучей травы, нагибался и вырывал подходящий клок.

Собрав достаточно для подстилки, он поднялся по берегу и двинулся обратно, с удовольствием вдыхая наполненный травяными ароматами воздух. Днем уже бывало достаточно тепло, чтобы земля прогревалась, заставляя цветущие травы отдавать медовые ароматы.

Цветочные запахи заставляли капитана вспоминать о женщинах, с которыми у него были отношения – тех, которые особенно запомнились.

Были среди них и простые белошвейки, и дамы имевшие немалое влияние. Ван Гульц полагал, что достаточно осторожен в своих похождениях и об этом мало кто знает, иначе бы на службе уже намекнули. Но пока не намекали.

Неожиданно, легкий ветерок усилился и по ногам пробежала, прямо таки, зимняя стужа.

Внезапный ветер донес какой-то стук – то ли в дверь, то ли в ворота. Но здесь на мили не было никаких построек.

– Впустите нас!.. Впустите!.. – жалобно простонал кто-то и ван Гульц стал настороженно озираться. Но вокруг – никого, только порывы ветра несли поднятый с земли мусор.

Встряхнув головой, чтобы сбросить с лица очередную ветку – ведь руки были заняты охапкой травы, ван Гульц всего в нескольких шагах увидел группу заплутавших путников. Ветер трепал их длинные волосы и черные рубища, и капитан, каким-то непостижимым образом, смог разглядеть в темноте лица, по крайней мере, тех, кто стоял ближе.