Неудачная реинкарнация - Журавлев Владимир Борисович - Страница 26

– Что вы все путаете? – не сдержался он. – Какое обличение?! Да он сам был из высшего света! Ухлестывал за великой княжной, а та ему ноль внимания – вот он улился желчью и написал пообиднее! Вы что, не в курсе, что массовой поэзии тогда не было? Они же там все друг друга знали! И стихи писали для друзей – да еще чтоб произвести впечатление на очередную прелестницу! Да поэты вообще пишут в основном для чего? Чтоб в стихах позволить себе то, о чем мечтается! Словами всё можно! А мы это потом учим, как великие откровения, как религиозные догмы, блин!

– Переписчиков, ну что ты несешь?

– Могу доказать! – сказал он злобно. – Вот если б я сейчас стал приставать к нашим девочкам – получил бы по сусалам! А словами – пожалуйста! Еще и попросят, чтоб записал и подарил на память! А наслаждения от слов – почти столько же, как от самих действий! Потому что поэзия – великая сила!

Учительница недоверчиво усмехнулась.

– Ах так? Ну ладно… – Он принял вызов. Глубоко вздохнул. Оглядел класс… – Тане…

Худенькая девочка за последним столом непонимающе уставилась на него.

– Был шумный новогодний бал – ты помнишь? – мягко спросил он.

Его голос невольно изменился, появилось то, что он сам называл «темным бархатом», не в силах более точно перевести термин с кодировок Арктура.

– Ого! – залетали по классу мнения. – А мы еще тогда подумали – чего она светится?

– Врет! – возмутилась она и покраснела. – Да я бы…

– Тихо, дура! – шикнули на нее. – Это же поэзия, ты что, не понимаешь?! Продолжай, Вован!

– Александре, – сказал он вдохновенно.

– Ага! – догадались сразу в классе.

Он замолчал и перевел дух.

– Дальше что было?! – взвыл класс.

Он посмотрел на бледную Сашку – и покачал головой. И успел поймать благодарный ответный взгляд.

– Ирочке, – почти прошептал он, и все затаили дыхание, чтоб услышать.

– Ну же! – пронеслось по классу.

– Гале, – безжалостно заявил он.

– С-скотина! – откомментировал класс, и в общем хоре он расслышал звонкий голосок Ирочки.

– Ну Вован дает! – восторженно заревел Типун, первый бандит класса. – Раздевай их!

– Говори стихами, урод! – холодно посоветовал он. – Это же поэзия!

Класс согласно зашумел, и даже учительница кивнула – мол, да, стихами говори, урод, на уроке поэзии! Он мельком глянул: глаза учительницы горели нездоровым интересом, губы припухли, и даже дыхание прерывистое… Тоже, пожалуй, что-то себе вспомнила о невинной школьной юности!

Он не пропустил ни одной девчонки в классе, каждой подарил по паре строк. А потом повернулся к учительнице – и изучил ее горящим взглядом!

– Ой! – испуганно сказала она.

В классе наступила гробовая тишина. Даже проходящая по коридору завуч сунулась в дверь, не понимая, куда делись ученики, – на нее даже не обратили внимания. Завуч извинилась и исчезла. А класс ждал, затаив дыхание.

Он безнадежно вздохнул и развел руками. Класс тихо охнул…

– Переписчиков, выйди вон, – мертвым голосом сказала учительница. – К директору!

Но в коридоре она остановилась у окна в странном оцепенении. Так что ему пришлось вернуться, он-то далеко успел отойти.

– Лучше бы ты прочитал там… хоть что-нибудь, – тихо сказала она.

– Не лучше, – пробормотал он. – Заявить, что вы просадили всю молодость в ожидании халявной платы за юное тело – да еще стихами?!

– Да уж, юное тело для женщины – это все… А что теперь делать? Что же делать-то?!

Он посмотрел на ее нервные руки и машинально достал пачку сигарет. Она так же машинально взяла.

– О-у-у! – прокатилось по коридору.

Они испуганно оглянулись и увидели: весь класс торчит в дверях кабинета и наблюдает, как Вовочка угощает сигаретой учительницу! А та не отказывается!

– Скотина ты, Переписчиков! – с чувством произнесла учительница.

И это был тот редкий случай, когда он с ней согласился.

– Эре, ты не спи, а то меня уронишь! – обеспокоенно сказала Яха.

Перед деревней он решился и сел в седло сам, а девушку усадил, как и положено, перед собой. Боком. Понятно, что теперь Яха жутко боялась опрокинуться на спину.

– Эре, ты не спи!

– Я не сплю, я думаю, – рассеянно отозвался он. – Вот сейчас ты молодая и красивая…

– Правда?! Ой, Эре…

– Да не в том дело, что сейчас! Я вот думаю, а чем ты жить будешь, когда кончится юность, и вместе с ней уйдет все, чем женщины гордятся?

– Ну и пусть уходит, – равнодушно отозвалась Яха.

– Э? А чем жить тогда?

– Да тем же, чем и все живут: детьми, домом, мужем, работой, если способности какие есть. Вон твоя мать какая художница! Ее росписи ценят поболе, чем даже работы горных умельцев! И чего тут думать?

– Получается, что нечего! – обескураженно признал он. – Но… Всякое же бывает! Вот, скажем, муж может же заглядываться на молоденьких?

– Ну и что? – недоуменно спросила Яха. – Не пойдет же он с ними в хоровод плясать! Или ночами гулять в садах… позору ведь не оберется! На муже хозяйство! На муже жена и дети! Когда ему гулять? А заглядываться – ну так что ж и не посмотреть на красоту-то…

– Как всё у тебя просто! – пробурчал он, не желая сдаваться. – А я вот столько женщин знаю, что всю жизнь злобятся, что красота ушла!

– А! Так то девачки! Всё продают! А кроме юного тела, продавать-то нечего! Бесталанные, ни к чему не пригодные! Но их мало, таких-то!

– А ты? – не удержался он.

– А я уже нет, – уверенно сказала она и одарила его сиянием чудных глаз.

И тут же смутилась от собственной смелости.

– Но вот на Земле таких девачек, считай, полный мир, – буркнул он, уходя от неловкости.

– Да, тяжело жить богом, – искренне посочувствовала Яха.

Он дико глянул на нее, вспомнил, в каком ранге путешествует с ней, и заткнулся. Во избежание. Так что до потайной калитки в сад Колы Гончара они доехали молча.

В саду конь оживился, вытянул шею и принялся на ходу обрывать спелые яблоки. Степняк, что с него взять. Он коня не одергивал: скот, вообще-то, славно потрудился, достоин вознаграждения.

Во дворе наблюдалось нежелательное оживление. А он-то надеялся на спокойную встречу с отцом! А тут вся семья в сборе. Даже невестки – и те выглядывают из летней кухни! Под обстрелом множества любопытных взглядов он спрыгнул с коня, поднатужился и снял Яху. Та сразу смутилась и застеснялась своей одежды. М-да. С одеждой надо что-то срочно решать. Зато конь держался достойно! И уже поглядывал воровато в сторону сада. Понравились яблочки-то – после сухой степной травы! Он сбросил с него седло, оглядел внимательно спину.

– Ладно, иди! – разрешил он строгим голосом. – Но не увлекайся!

Конь всё понял и бодро утопал в сад. Яха, как ни странно, приняла слова на свой счет и побрела к летней кухне. Он подумал и решил ее не поправлять. Голодная же девочка!

– Что это с ней? – странным голосом полюбопытствовал отец, наблюдая, как Яха осторожно передвигает ноги.