Крестовый перевал - Зверев Сергей Иванович - Страница 47

— Лежать я могла бы и на волжском пляже. — Она подносит к моим губам свою сигарету. — А сюда мы ради какого члена приехали?

Затягиваюсь слабым дымком и наблюдаю за набухающим соском на ее левой груди. Не ко времени…

— Это ты у своего дружка-долбоящера спросишь: какого члена его сюда понесло?

Ирка раскрывает рот для эмоционального возражения, но… вместо этого выдает мычание из-под моей ладони. Надоело ее одергивать, поэтому попросту зажимаю рот. Реакция на это следует своеобразная: девица одним движением перекладывает мою руку со своего лица на грудь.

«Однако!» — как говаривал незабвенный Ипполит Матвеевич.

Утром в ставропольской квартире обошлось визуальной оценкой ее достоинств, теперь барышня предлагает непосредственный контакт. Ладно, черт с тобой, никакого морального криминала я в этом не нахожу…

Да, сиськи у барышни в полном ажуре: упругие, среднего размера. Мне всегда такие нравились.

— Я хочу сказать тебе всю правду… — томно шепчет Ирка и целует меня в шею и подбородок.

Какая прелесть. Подремать, что ли?…

Отвечаю отеческим поцелуем в лоб и тащу с ветки высохшие камуфляжные штаны.

— Вставай, золотце, труба зовет…

…Перемещаемся вдоль Армхи.

Идти тяжеловато: уклон реки — полторы сотни метров на каждый километр. В низовьях русло скрыто в густой «зеленке», а вот дальше, по мере подъема, вырисовывается проблема — лес кончается. Склон над восточным берегом также гол, за исключением небольших вертикальных «прожилок» из растительности. Хребет Юкуруломдук пока скрыт хвойником, но впереди — через пару километров и он окончательно лысеет.

«Выбора нет, — заканчиваю осмотр ландшафта. — Продвинемся берегом, а дальше займемся поиском укромного местечка для лагеря…»

Мой план незатейлив: я хочу выбрать скрытую позицию и дождаться появления Юрки. Почему я уверен в его появлении? Ну, во-первых, приходится исходить из его же упрямого намерения побывать в тех местах, где пропал старший брат Андрей. Пропал он здесь — это абсолютно точно, и человек, назвавшийся Волковым, должен привести младшего Ткача именно сюда. Во-вторых, я ощущаю нутром, что запутанная история с появлением «Волкова» и беспалого Бунухо Газдиева каким-то образом связана с таинственным сооружением, якобы построенным немцами во время Второй мировой войны. Если, конечно, дедушка Зама (да простит он мой цинизм!) не рехнулся раньше, чем поведал родственникам о встрече с немцами в давнюю голодную годину.

Через час мы с Ирэн на месте.

Для обустройства бивака мной подобран клочок леса, случайно затерявшийся на высоте ста пятидесяти метров над ручьем Армхи. Здесь река действительно смахивает на тонкий ручеек, а немного повыше на дне ущелья раскинулся ледник — прародитель этого ручейка. Крутой склон хребта, на котором принял последний бой Андрюха и по которому сошла лавина, находится строго напротив нашего «наблюдательного пункта». Во второй половине дня солнце нырнуло за хребет, склон затенен и видимость не ахти. Зато завтрашним утром светило появится за нашими спинами и картинка предстанет во всей красе. Впрочем, и сейчас ни одно движение на испещренной «лунной» поверхности не скроется от внимательного взгляда.

Бросил на землю ранец, с любовной аккуратностью устроил на нем оружие и изучаю «объект» при помощи мощной оптики. Никого. Ни единого намека на рукотворное сооружение. Но чертовски красиво! Даже уставшая Ирэн по достоинству оценивает великолепный вид: безмолвствует и наслаждается.

— Хорошая позиция, — опускаю бинокль. — Остаемся здесь.

— Я хочу в туалет.

Начинается…

— Ближайший туалет в двенадцати километрах. Да и тот с выгребной ямой вместо унитаза.

— Тогда я просто хочу пописать.

— В чем проблема? Мальчики налево, девочки тоже. Но позже. Может быть. Если мальчики выживут и вернутся.

Подхватываю винтовку и, не оборачиваясь, предупреждаю:

— Сидеть тихо и ни шагу с этого места. А я прошвырнусь по нашему лесочку.

— Ты надолго?

— Нет…

Лесочек — громко сказано. Островок неправильной формы шириной сорок метров, длиной — пятьдесят. Карабкаюсь до вершины, поворачиваю на юг, осторожно спускаюсь. Периодически останавливаюсь, ворошу рукой траву, прислушиваюсь… Нет, все спокойно. Ни одного свежего следа присутствия человека.

Возвращаюсь. Девчонка дисциплинированно ждет. Молоток. Глядишь, к концу похода станет человеком.

— Иди. Но не дальше пятнадцати шагов.

— Подумаешь, — кокетливо дефилирует она мимо. — Я не стеснительная. Могу и ближе…

Мы попеременно наблюдаем за склоном до самого вечера; в сумерках садимся ужинать — чем бог послал. А послал он опять коньяк, заветренные бутерброды с сыром и холодные рыбные консервы.

Сытая и немного пьяная Ирэн тянет из кармана сигареты.

— Постой, — торможу блондинку и подсаживаюсь рядом. — Уже слишком темно и огонек зажигалки могут обнаружить издалека.

— И как же быть?

— Сейчас покажу…

Беру вторую сигарету, щелкаю спрятанной в ладони зажигалкой и в ладони же прикуриваю.

— Поняла, — повторяет она мои движения.

— А затягиваешься вот так, — прячу зажженную сигарету в кулак.

Насладившись табачком под тишину и сумеречное безветрие, направляюсь к ранцу.

— Ложись, — бросаю даме толстый шерстяной плед.

— Что это? — в ужасе шепчет она. — Он колючий. И под ним будет жарко!

— Ага. Через часок расскажешь о жаре, когда дрожать устанешь. Принимай горизонтальное положение и сделай так, чтобы до утра тебя никто не слышал.

— А ты?

— И я ложусь.

Расстилаю свой плед рядом с Иркиным. Устраиваюсь на одной половине, укрываюсь другой с горячим желанием забыться крепким сном. Дежурить бессмысленно. Ни черта не увидим — это раз. И не очень-то я верю в способность Юрки таскаться ночью по горам — это два. Коли «Волков» не успел приволочь его на склон засветло, то инфантильный юноша наверняка уже дрыхнет в какой-нибудь живописной долинке, подложив под розовую щеку мягкий рюкзачок.

Забросив руки под затылок, наблюдаю, как девица допускает очередную оплошность — намеревается спать голышом. В сером мраке хорошо видно, как она топчется по пледу и снимает с себя все, включая модные трусики, состоящие из двух тонких тесемок. Ей, видите ли, жарко. Или решает меня подразнить?

Заснуть долго не получается.

Здесь высоковато над уровнем моря — тысячи две с половиной; к тому же очень близко ледник, от которого исходит жгучий холод. С заходом солнца температура в горах всегда стремительно падает. Естественно, Ирэн начинает замерзать и с той же стремительностью переползает под мой плед, набросив свой поверх нас обоих.

Это выход — так немного теплее.

— Коньяк остался? — стучит она зубами и запускает ледяные ладони под мою тельняшку.

Открываю фляжку, пою ее крепким и хорошим алкоголем. И сам делаю пару добрых глотков…

Немного согревшись, девица расслабляется; прижимаясь, целует меня пахнущими коньяком губами. И сонно шепчет:

— Как ты относишься к сексу?

— Как я к нему отношусь? — Обнимаю хрупкое тельце и лениво отвечаю на нежности. — Да я ему жизнью обязан!

— Тогда в чем же дело?

— Что, сразу переходим к сексу? А конфетно-букетный период? Неужели опустим?…

Прыснув смешком, она водружает на меня согнутую в коленке ножку…

Я отлично знаю: надолго Ирки не хватит — серьезная нагрузка в виде пятнадцатикилометрового марш-броска по горам на потенцию нетренированного человека в принципе не влияет. Она ее тупо выключает. Часов на десять-двенадцать.

Что ж, пару минут поиграть на грани фола не возбраняется.

Девица страстно дышит и млеет от моих прикосновений. Попа у нее, кстати, тоже ничего: ровненькая, круглая. Кожа на ощупь шелковистая, нежная. И гладко выбритый лобок…

— Хочешь? — еле слышно предлагает Ирэн.

Какая прелесть. А как же большая и чистая любовь к Юрке, о которой ты верещала на всю Алтынную гору? Каких-то пять дней без юного шалопая, а уже соскучилась по развратно-поступательным движениям. Или я настолько устарел, что не просекаю современных тенденций?…