Экстремальная зона - Зверев Сергей Иванович - Страница 31

— И что же это такое? — произнес Батяня, оказавшись на земле и видя такое преображение. — Похоже, нам совсем не рады. Что думаешь, сержант?

— Это точно, — кивнул тот. — Не желают.

Специально встречать гостя вышла лишь пара любопытных, да и те стояли в отдалении, не выказывая никакого желания приближаться.

— Ерунда, — брюзгливо произнес Любинский, — я здесь — начальство, так что сейчас местные обо всем доложат и чем нужно обеспечат.

Перед майором он держал себя настоящим барином, которому стоит только щелкнуть пальцами, и все будет происходить так, как ему вздумается.

— А, ну раз так, тогда конечно, — скептически произнес Лавров, — начальству всегда виднее.

Любинский, не обращая внимания на его слова, огляделся по сторонам и быстрым шагом направился к двум стоящим женщинам. Скрестив руки на груди, они, не двигаясь, глядели на приближавшегося какой-то петушиной, подпрыгивающей походкой секретаря губернатора.

— Тореадор на арене, — прокомментировал Лавров, — не хватает только шпаги и пестрого жилета. А так — хоть сейчас в бой.

— Здравствуйте, голубушки! — резким голосом бросил Любинский.

— А ты кто таков-то будешь? — подозрительно поинтересовалась одна из них.

— Я секретарь нашего губернатора, — важно произнес он, — быстренько соберите всю деревню.

— Ах, секретарь? — издевательским тоном произнесла женщина. — А может, и он с тобой прилетел?

— Это неважно. Соберите народ.

— Ишь, чего захотел! Ты слышишь, Прасковья? Энтот толстый боров уж и к нам пожаловал. Ну так вот чего я тебе скажу, секретарь: убирайся-ка ты отсюда. Никто с тобой разговаривать не будет.

— Можешь передать своему губернатору! — поддержала ее вторая. — Хозяин у тебя — перевертыш, да и ты, по всему видать, тоже такой же.

— Да вы что, тетки, охренели?! — взвился Любинский. — Вы знаете, с кем разговариваете?

— С гнидой, — с этими словами две тетки зло захохотали и, круто развернувшись, двинулись прочь. Вскоре они исчезли за поворотом улицы.

Любинский стоял, обалдело хлопая глазами. Важный вид с него слетел, и он просто не знал, что ему предпринять.

— Не любят вас тут, — сделал несложное заключение Батяня. — Видать, с авторитетом проблемы.

— Да я сейчас… — хорохорился секретарь.

— Ничего у тебя не выйдет, — махнул рукой майор, — надо мне попробовать. Стойте тут, я скоро вернусь.

Майор направился к ближайшему дому. Вокруг всей усадьбы, как и повсюду здесь, высились мощные заборы, напоминавшие частокол. Похоже, традиции местных поселенцев не особенно изменились со времен сибирских первооткрывателей века этак семнадцатого. Тайга есть тайга. Майор постучал в калитку.

— Эй, хозяева, есть кто дома? — громко провозгласил он.

Ответа не было. Майор пожал плечами, нажал на щеколду и, отворив калитку, двинулся во двор. Не успел он сделать и трех шагов, как из-за угла выскочила огромная овчарка. С громким лаем собака бросилась к непрошеному пришельцу с явно враждебными намерениями.

Батяня ретировался на исходную позицию. Стоя за воротами, ему приходилось наблюдать, как здоровенная псина наскакивает на отделявшую их деревянную перегородку, клацая внушительными зубами. Наконец двери в доме отворились, и на крыльцо вышел бородатый мужик в самотканой рубахе.

— Здравствуй, хозяин! — растягивая рот в улыбке, поздоровался майор.

— Здорово… — произнес мужик, не выказывая никакой радости.

Глядя на него, можно было подумать, что он с большим удовольствием позволил бы своей собаке делать что угодно с тем, кто сейчас выглядывал из-за калитки. Но Батяня старался пока не допускать в мыслях ничего негативного. Ему нужен был результат.

— Ты бы убрал своего цербера, а то ведь так на гостей бросается, что спасу нет.

— Гостей в дом приглашают, а незваных от порога отучают, — мрачно срифмовал бородач, — ты кто такой?

— Да мы здесь человека ищем… — начал было свое повествование майор.

— Нечего вам тут искать, и некого! — на помощь мужу из дверей показалась дородная женщина. — Идите, откуда пришли, подобру-поздорову!

Лавров попытался еще что-то сказать, однако тяжелая дверь с грохотом захлопнулась. Постояв немного, майор двинулся назад.

— Что, немногим лучше? — ухмыльнулся Любинский.

— Да уж… — развел руками Батяня. — Видно, крепко они вас не любят.

— Ничего, мы им устроим! — мрачно пообещал секретарь.

— А что ты им сделаешь? Они на своей земле, и это их право — принимать или не принимать кого-то.

— Какое еще право? — скривился Любинский. — Я — власть, и они должны эту власть почитать и уважать.

«Ну, если ты и есть — власть, тогда понятно, откуда берется такое к ней отношение», — подумал Лавров.

Но так или иначе, а необходимо было что-то предпринимать.

— Ну, что будем делать? — вопрос Любинского повис в воздухе, а ответа так и не находилось. — Нет, с этими староверами я точно с ума сойду. Это же какие-то туполобые бараны!

— Ладно, попробуем разобраться, — вздохнул сержант.

— Чего? Ты еще тут будешь разбираться? — вконец расстроенный секретарь теперь нашел отдушину в едком сарказме. — Уж если нам от ворот поворот устроили, так тебе вообще нечего туда соваться!

— Ты погоди, не горячись-то, — осадил его Батяня, уже понимая, что к чему: сержант, сам из старообрядческой семьи, в данном случае вполне мог бы оказать неплохую помощь.

То же самое думал и Ломакин. Уж кому как не ему было знать так нужные сейчас традиции. Сержант поправил ремень, приосанился и двинулся вдоль улицы, минуя те дома, где уже успели побывать с неудачными визитами его старшие коллеги.

Следующий дом, стоявший по соседству с тем, где не захотели принять «вертолетчиков», выглядел подобным образом. Высоченная ограда, крыша из оцинкованного железа, уходящие в глубь двора хозяйственные постройки. Все говорило о хорошем хозяине. Хотя, как уже заметил Батяня, по-другому здесь жить не принято.

Сержант взглянул в окно. Там, за занавеской, мелькнула тень. Ну что же, будет с кем поговорить. Собаки во дворе подняли лай, но сержант успел подняться на крыльцо. Он постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, отворив ее, шагнул внутрь. Оказавшись в горнице, он увидел сидевшую у окна семью: хозяин, хозяйка и трое детей разного возраста.

В отличие от своих мало осведомленных в подобных тонкостях коллег, Ломакин приветствовал хозяев не классическим «здравствуйте».

— Да святится имя Его, — после произнесения христианской формулы он перекрестился двумя пальцами на иконы, отвесив поклон.

— Во веки веков, — в ответе хозяина чувствовалось немалое изумление.

Да и сам могучего телосложения заросший черной бородой мужик выглядел ошеломленным. Еще бы — прилетает в село эта чертова железная стрекоза их злейшего врага — губернатора. Понятно, что и подчиненные у него — нелюди, а тут такое…

— А ты кто сам-то будешь?

— Да я, можно сказать, здешний, — ответствовал Ломакин.

— Вот как?

Сержант рассказал о себе, своей родне, а главное — о том, что он также является древле-православным христианином. На несколько каверзных вопросов, поставленных с целью окончательной проверки, сержант также дал исчерпывающие ответы, вследствие чего контакт с семьей был установлен.

— …а тот, что в военной форме, — он тоже никакого отношения к губернатору не имеет, — вступился за Батяню подчиненный, — ему приказали — он и полетел.

— Ну, ежели так, тогда — другое дело, — кивнул хозяин, — но вот того, второго, мы на порог не пустим. Видали мы его…

Еще немного побеседовав, сержант отправился за командиром. Нельзя сказать, что нежелание видеть Любинского в любом доме села было воспринято им с энтузиазмом, но это меньше всего волновало Батяню, отправившегося вслед за сержантом.

— Николай меня зовут, — представился хозяин, высокий, крепкий, лет пятидесяти с небольшим мужчина, — проходите в дом.

— Майор Лавров.

— Офицер, значит? Гм… — оценивающе взглянул бородач.

Войдя в дом-четырехстенок, Батяня огляделся — красный угол с большими, потемневшими от времени иконами. Стены в горнице были расписаны затейливыми узорами и яркими красками. Изображения диковинных зверей, птиц, пышные и большие цветы, затейливый растительный орнамент создавали удивительное, сказочное впечатление. Полы застилали тканые половики, изюбровые шкуры. Вдоль стен стояли кованые сундуки, на кроватях лежали красивые вышитые покрывала. Но самым уютным и теплым местом в доме была, безусловно, печь. Над ее пологом виднелись полати, на которых спали дети. Здесь же располагался длинный стол, на котором стояла всевозможная посуда и другая кухонная утварь.