«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа - Кузнецов Феликс Феодосьевич - Страница 24

«Где Вы жили в Москве, будучи гимназистом?»

Ответ был такой:

«На Плющихе, в Долгом переулке»21.

Следующий вопрос звучал так:

«Где Вы жили после приезда в Москву в 1922 году?»

Ответ был следующий:

«Там же, где и первый раз, в Долгом переулке на Плющихе»22.

Л. Колодный нашел дом, в котором еще гимназистом, а потом семнадцатилетним юношей жил в Москве Шолохов, нашел людей, у которых его отец снял для сына комнату. Приютила маленького Мишу семья А. П. Ермолова, учителя подготовительного класса гимназии Шелапутина, где Михаил Шолохов учился вместе с сыном Ермолова Александром. Сохранились фотографии тех лет, запечатлевшие будущего писателя вместе с его школьным товарищем, которого писатель навещал в Долгом переулке в довоенные и послевоенные годы.

Вот по какому адресу поселил писатель непутевую Лизу Мохову в Москве, но потом не захотел отдавать ей дорогой сердцу адрес и вычеркнул его.

И еще один адрес в Москве, неразрывно связанный с собственной его биографией, передал Шолохов своим героям: Колпачный переулок, дом 11, где размещалась глазная лечебница доктора Снегирева.

После ранения Григория Мелехова привезли в Москву: «Приехали ночью... Врач, сопровождавший поезд, вызвав по списку Григория и указывая сестре милосердия на него, сказал:

— Глазная лечебница доктора Снегирева! Колпачный переулок» (2, 377).

Именно по этому адресу в глазлечебницу Снегирева девятилетним мальчиком привозил Михаила Шолохова отец. Кто, кроме него, мог написать этот, столь памятный ему адрес в рукописи «Тихого Дона»?

ИСТОРИЯ РОДА МЕЛЕХОВЫХ

Текстологическая работа, в той своей части, цель которой — установление авторства (атрибуция) или прояснение проблемы авторства, разоблачение подделок и литературных мистификаций, в силу своих функциональных задач, отлична от обычной текстологической работы, связанной с установлением текста и подготовкой его к изданию в академических собраниях сочинений. Здесь особую роль приобретает исследование генезиса текста, истории его замысла, возникновения, а потом уже — последующего развития. Этим же целям служит и конкретно-исторический комментарий, без которого в подобного рода работе не обойтись.

Анализ истории текста романа «Тихий Дон» на материале рукописи первых двух книг может быть дополнен наблюдениями иного рода, также имеющими большое значение для прояснения проблемы авторства.

Для анализа генезиса текста и его развития крайне важны авторские заметки на полях рукописи, которых немало. В большей своей части они носят прогностический характер, то есть содержат в себе пожелания и указания, касающиеся последующего развития действия, которые автор дает самому себе. Автор на много страниц вперед предвидел, определял развитие действия романа, изменения в судьбах своих героев. Ретивые «антишолоховеды», незнакомые с рукописью «Тихого Дона», априори объявили рукопись плодом рук некоего «переписчика». Вот почему так важно исследовать характер рукописи и авторской правки в ней, включая вставки, добавления, маргиналии на полях — с тем, чтобы прояснить, является ли обнаруженная рукопись всего лишь копией чужого текста или же — авторским черновиком романа, рождавшимся в муках творческого поиска.

С этой точки зрения немалое значение имеет уже тот факт, что главы черновика первой части «Тихого Дона» почти все размечены на полях рукописи по дням их написания.

Вопреки утверждениям «антишолоховедов», будто ничего не известно о «творческом распорядке» в работе Шолохова над романом «Тихий Дон», рукопись воссоздает его визуальную картину, которая полностью подтверждает те свидетельства автора о ходе работы над романом, которые высказывались писателем на протяжении всей его жизни.

Заметки на полях позволили нам установить точные даты начала работы Шолохова над «Тихим Доном», совпадающие с его неоднократными письменными и устными свидетельствами: осень 1925 г. — первый приступ к «Тихому Дону», ноябрь 1926 г. — начало интенсивной работы над окончательным вариантом романа.

Проставленные на полях даты работы Шолохова над главами первой части романа свидетельствуют, с какой интенсивностью шла эта работа, начавшаяся 8 ноября.

Как было показано выше, 15 ноября 1926 г. Шолохов открывает для себя новое начало «Тихого Дона», ставшее классическим, пишет главу 1А, начинающуюся словами «Мелеховский двор — на самом краю [станицы] хутора...». За этим последовала серьезная работа по уточнению первоначального замысла и биографий его героев.

После того, как 15 ноября Шолохов практически заново — уже в третий раз — начал писать свой роман с главы 1А, 16 ноября он пишет новую главу, обозначенную цифрой 2А («А» добавлено красным карандашом), принципиально важную для нас. Ее текст, позже коренным образом переработанный, был зачеркнут синим карандашом, и в значительной своей части не вошел в перебеленный текст романа и в книгу, хотя он посвящен важной теме — истории рода Мелеховых. Приведем его полностью, соотнося с новыми беловым и книжным вариантами (жирно выделены совпадения текста в этих источниках).

Черновой текст

«Мелеховские бабы [как-то] мало родили казаков, все больше девок. Потому, как был [на краю] в станице один двор Мелеховых, так и остался. Еще Пантелей прирезал к усадьбе [д] с полдесятины станичной земли, [под] [и] а к нашему времени совсем изменил обличье мелеховский двор: вместо обветшалых дедовских сараишков построил теперешний хозяин — Иван Мелехов [осанистые], новые, на старом фундаменте, [срубил] поставил осанистый восьмистенный дом, покрыл железом, покрасил медянкой, срубил новые амбары; [ливады] и фруктовый сад [саженные] разрослись возле дома буйно]; и по хозяйскому заказу вырезал кровельщик из обрезков жести двух невиданной формы петухов [и] укрепил их на крышах амбаров. Это вовсе придало двору вид зажиточный и самодовольный. Точно таких вот самоуверенных жестяных петухов видал Иван [Андреевич] Семенович Мелехов проезжая со станицы мимо какой-то помещичьей экономии. Сам [старик] хозяин Иван [Андреевич] Семенович пошел в [дедову родню] Мелеховых: [был он] сухой в кости, складный вороной масти старик. [Видно от деда унаследовал] хищный [вислый по-скопчиному] нос, острые [узлы] бугры скул [обтянутых шафранной с румянцем кожей], в чуть косых прорезях глаза, черные наглые и дикие [глаза]. Был он хром на левую ногу (в молодости ушиб жеребец), носил в левом ухе серебряную полумесяцем серьгу, в гневе доходил до беспамятства и как видно этим [до] раньше поры [до] и времени состарил свою когда-то красивую, а теперь сплошь опутанную морщинами, горбатую и брюзглую жену. Старший женатый сын Петро походил на мать: русый, курчавый, маленького роста, другой Григорий ходивший в парнях был на три года его моложе, но ростом больше на полголовы, вылитый отец [тот же], дочь Дуняшка тринадцатилетний нескладный подросток, длиннорукая, большеглазая. Петрова жена — вот и вся семья Мелеховых».

Беловой текст

«Похоронив отца, въелся Пантелей в хозяйство: заново покрыл дом, прирезал к усадьбе с полдесятины гулевой земли, выстроил новые сараи и амбар под жестью. Кровельщик по хозяйскому заказу вырезал из обрезков пару жестяных петухов, укрепил их на крыше амбара. Веселили они мелеховский баз, беспечным своим видом придавая и ему вид самодовольный и зажиточный.

Под уклон сползавших годков закряжистел Пантелей Прокофьевич: раздался в ширину, чуть ссутулился, но все же выглядел стариком складным. Был сух в кости, хром (в молодости на императорском смотру на скачках сломал левую ногу), носил в левом ухе серебряную полумесяцем серьгу, до старости не слиняла на нем вороной масти борода и волосы на голове, в гневе доходил до беспамятства и, как видно этим раньше времени состарил свою когда-то красивую, а теперь сплошь окутанную паутиной морщин дородную жену.