Закон десанта – смерть врагам! - Зверев Сергей Иванович - Страница 3

Блондинка согнулась от беззвучного хохота.

— …Я счел разумным сменить статус, — закончил Кольцов. — И уже целый год не открываю пиво обручальным кольцом, — а когда блондинка отсмеялась, поинтересовался: — А у вас в этой жизни, надеюсь, все правильно? Не говорите только, что вы окончили институт домработниц.

— Да нет, я не замужем, — сообщила неплохую весть Катя. — Окончила педагогический институт, работаю менеджером в турфирме.

— Прокладываете туристические тропы? От уютных зимних стойбищ до развратных курортов Родоса и Пхукета?

Блондинка покачала головкой.

— Скорее, от кошелька потенциального туриста до закромов алчного руководства турбюро «Баттерфляй».

— Как игриво это звучит — «Баттерфляй»… Любимовка входит в круг интересов вашего алчного руководства?

Блондинка помрачнела.

— Я по личным мотивам, — отозвалась она. И замолчала.

— Ну и ладно, — поспешил исправиться Вадим, — я тоже не по линии работы. Думаю, не задержусь. Как вы считаете, Катя, в славном городе Любимовка найдется что-нибудь похожее на ресторан? А если найдется, то вы какую кухню предпочитаете? Китайскую, итальянскую или сытную бабушкину?

— Птица-говорун отличается умом и сообразительностью, — непонятно откуда вдруг раздался голос.

Вадим от удивления открыл рот.

Катюша этого не говорила — он следил за ее лицом. А говорить, не разжимая рта, дано не каждому. Блондинка в свою очередь озадаченно взглянула на Кольцова и почему-то сказала:

— Я этого не говорила.

Ясный факт. Остальные пассажиры тоже не могли. До ближайших как минимум — три ряда кресел.

— Давайте проведем собственное расследование, — сказал Вадим, оборачиваясь и привставая, — глядишь, и найдем скелетик в шифоньере.

Скелетик и вправду имелся. Причем детский, и на нем имелось немного мяса. Это была девочка лет тринадцати, неловко скрючившаяся между полом и последним сиденьем. Бедненькая, пожалел ее Вадим — наверное, чертовски неудобно. Девочка была одета в простеганную курточку, розовый шарфик и шапочку с большим мохнатым помпоном. Голубые глазки смотрели иронично, немного с испугом.

— Мама дорогая, — изумился Вадим, — ты подслушиваешь?

— Да больно надо, — проворчала девчонка. — Тебя и глухой услышит, если напряжется. И вообще, мужик, дойдешь до анатомических подробностей — предупреди, я уши заткну; мне еще рано.

— А ты хамоватая, — строго заметил Вадим. — Не до срока ли взрослеем, девочка?

Ребенок зло сверкнул глазами и надулся.

— Уж какую вырастили. Только не говори, что сам беспонтовый. Я слышала — расстилался тут, как коврик персидский, склоняя тетечку к совместному времяпрепровождению. Можно подумать, один такой остроумный.

— А тебе и завидно стало, — хмыкнул Вадим.

— Да это же заяц! — прозрела Катя. — Обыкновенный ушастый заяц.

— Заяц, заяц, — буркнула девчонка. — Денег у меня нет. А в Любимовку надо.

— Ну, точно, — кивнул Вадим. — Раньше всех села. Водила до ветра умотал или за куревом, а эта и прошмыгнула. Слушай, дите малое, а мамка с папкой у тебя имеются?

— Сирота я, — подумав, сообщила девчонка, — круглая. Мамка при родах моих погибла, а папка от горя. Вот и мотаюсь по стране.

— Я бы тоже погибла, родив такую, — не преминула съязвить Катя.

— Врет, — убежденно заявил Вадим. — Уж больно ухоженная. И развита не по годам. Сбежала, поди, от мамки с папкой, а теперь корчит из себя сирую.

Екатерина задумалась.

— А может, заплатить за нее?

— А может, ей еще и пятку почесать? — не удержался Вадим. — Перебьется, не заслужила. Вот сейчас пойду и настучу водителю, пусть высадит ее посреди леса, говорят, тут волки прогрессируют, и разбойники свирепо размножаются.

— Не надо… — вздрогнула девчушка, и в голубых бездонных глазах появились слезинки.

«Ага, — подумал Вадим, — не такая уж она и железная. Хамит, а как прижмешь, шелковая становится.

— Как звать-то тебя, чудо? — спросил он уже миролюбивее.

Девчушка съежилась. Попыталась выпрямить затекшую ногу — не вышло.

— Валюша…

Стандартное имечко. Что вырастет, неизвестно. Назвали бы Олей — получилась бы парикмахерша… Вадим приподнялся, обозрел салон. Движок надсадно тарахтел. Виднелась правая рука шофера, лежащая на баранке. Пассажиры не оглядывались и, похоже, ничего странного не замечали. Похихикивали женщины, кто-то бубнил нарочито басом. По салону распространялся резкий запах «правильного» пива.

— А меня Вадимом звать, — признался Кольцов, подсматривая в щель между сиденьями (привставать он больше не решался). С другой стороны сидений на него смотрели и хлопали ресницами бирюзовые глазенки.

— Я уже в курсе, — прошептала девчонка. — А подружку твою будущую зовут… М-м, не помню. Просто блондинка.

— И этим все сказано, — прыснула Катя. — Мало того, что блондинка, так еще и женщина средней моложавости.

— Позвольте, — возмутился Вадим. — Как тебе не стыдно, Валентина? К твоему сведению, блондинки тоже люди и требуют подхода. Извинись перед дамой, а я пока схожу к шоферу, оплачу твой проезд, так что можешь распрямиться, а не то искривишь позвоночник.

— Нет, не вздумай… — глазенки мигом наполнились ужасом. — Не ходи, не надо… Это злой шофер. Я видела его глаза, когда он пригнал автобус. Он так смотрел вокруг, с такой настороженностью и злостью… Он меня высадит, не ходи.

Вадим пожал плечами.

— Как хочешь, Валюша, твоя спина, не моя. Но учти, когда приедем в Любимовку этот злодей обязательно тебя вычислит. В форточку ты вряд ли пролезешь, она маленькая, придется идти мимо кабины. И вот тогда он снимет со штанов широкий мужской ремень и выбьет тебя, как половик, что, в принципе, не мешало бы сделать.

— Плевать, — упрямо проговорила Валюша. — Вы меня прикроете.

— Мы не спецназ, — возразил Вадим. И почувствовал, что краснеет — сказал неправду. Впрочем, никто ничего не понял — о своей профессии он пока не распространялся.

— Да сядь ты нормально, — покачав головой, посоветовала Екатерина, — защемишь позвоночник — будешь тогда тут арии орать. Никто тебя не увидит — кресла высокие, ты маленькая, а водитель во время движения по салону не ходит.

На некоторое время установилось молчание. Видимо, девочка переваривала советы и нравоучения. Потом прижалась к щели и забормотала:

— Ладно, уважаемые, как-нибудь сама решу, где мне сидеть и как выходить. Можете трепаться хоть всю дорогу. Вы меня не видели, а я постараюсь вас потерпеть.

Автобус запрыгал по кочкам — относительно гладкий асфальт сменился грунтовкой. Лес стал гуще — зелено-золотистые перелески сменились сумрачной чащей, состоящей в основном из хвойных деревьев. Изредка они отступали, и обнажались мшистые барьеры из каменных глыб, заросшие на макушках травой. Лес и вправду производил гнетущее впечатление. Ничего удивительного, что где-то в его недрах в годы развитого социализма плодились закрытые объекты. Где им еще плодиться?

Разговор не клеился. Присутствие «дрянной девчонки» не давало Вадиму вести беседу.

— Нет, я так не играю, — признался он жалобно. — У меня такое ощущение, будто нас подслушивает и подсматривает вся планета.

— Неприятно, да, — согласилась Катя. — Боюсь, до Любимовки придется помолчать. Вы не знаете, как долго ехать?

— Никогда не ездил, — вопрос поставил Вадима в тупик. — Но говорят, до Любимовки километров сто двадцать. За Аргалакским лесным массивом — а по нему мы как раз и следуем — трасса на Парабель. Дай бог выберемся, там покатим поэнергичнее.

Блондинка подалась вправо, вытянула шею — старалась рассмотреть, чем там занимается девчонка. У Кати был ровный золотистый загар — от корней волос, венчающих лоб, до худенькой ключицы, дерзко смотрящей из распахнутого ворота байковой рубашки апаш. Очевидно, прошедшим летом Екатерина в отличие от Вадима времени не теряла. Он тоже обернулся. Безбилетница вняла совету: скрючилась с ножками на сиденье, отвернулась к окну. Мерно подрагивал смешной помпон. Очень трогательно. Не страдающий излишней сентиментальностью, Вадим почувствовал жалость. С девчонкой явно творилось неладное. Не может просто так ребенок, без денег и «конвоя», оказаться в автобусе, идущем неизвестно куда.