В бой идут одни офицеры - Зверев Сергей Иванович - Страница 32

— Понял, — ответил Шадрин спокойным голосом, глядя на верхнее веко правого глаза доктора. Смотреть ему в глаза он опасался, боясь, что выдаст себя эмоциями или не выдержит взгляда. Про себя он отметил, что ему дали двенадцатизарядный «Люгер».

— Держи, — протянул Хальмейер пистолет Шадрину и, подняв руку, щелкнул в воздухе пальцами.

За спиной послышалось хриплое дыхание и царапанье по полу когтей. Один из афганцев появился в поле зрения Шадрина с собакой на поводке. Это была обычная дворняга, довольно крупная и лохматая. Она чувствовала что-то недоброе и сильно волновалась. Афганец пытался удержать собаку на месте, но она все время рвалась куда-то в сторону. Ошейник вдавливался в ее шею, отчего дыхание и было хриплым и тяжелым.

Собаку привязывали к стойке металлического стеллажа, а Шадрин все уже понял. «Бедняга ты безродная, — подумал он о собаке. — Прости меня, Шарик, или как там тебя по-местному зовут. Вот и ты оказался в моей шкуре. Сейчас мне наверняка прикажут тебя убить, и я убью. Убью, чтобы сохранить свою жизнь и жизнь тех людей, которые могут погибнуть в результате деятельности этих мерзавцев. Прости меня за банальные слова, но есть вещи важнее твоей никчемной бродяжьей жизни. Только что мы рассуждали с Бернетт о высшем разуме — и вот тебе его проявление. Я высший разум по отношению к тебе, а как ты отнесешься к той высокой цели, ради которой я тебя убью? Ты просто не в состоянии ее понять. Чего же мы пеняем на инопланетян. Мы даже не можем и не хотим понять тех «высоких» целей вот этих людей, которые сейчас прикажут убить тебя. Прости, пес, наш мир еще далеко не совершенен и очень жесток. Поэтому в нем еще много невинных жертв и жестоких поступков».

Афганцы отошли в разные стороны и встали рядом с Хальмейером.

— Убей, Андрей, эту собаку выстрелом из пистолета, — приказал доктор.

Шадрин нащупал пальцем флажок предохранителя и сдвинул его, передернув затвор пистолета, он ясно услышал, как патрон вошел в патронник. Значит, не игра, понял он. Шадрин поднял пистолет, прицелился собаке в голову и нажал спусковой крючок. Гулко грохнул выстрел. Голову собаки разнесло пулей, забрызгав все вокруг кровью и мозговым веществом. Несчастное животное рухнуло на пол как подкошенное, ее ноги бешено скребли по полу, постепенно замедляя свою предсмертную пляску агонии.

— Еще выстрели в собаку, — приказал Хальмейер.

Шадрин послушно поднял пистолет и выстрелил в туловище собаки.

— Еще!

Шадрин снова поднял пистолет и выстрелил.

— Отлично, Андрей, — крикнул Хальмейер. — А теперь последняя мишень — и тест закончен.

За спиной послышалась слабая возня, женский возглас, и двое афганцев вытолкнули перед Шадриным доктора Бернетт. Лицо женщины было бело от ужаса, чуть приподнятые перед собой руки как будто пытались защититься от пуль. Шадрин смотрел в лицо Кэролайн и видел на нем бурю чувств. В глазах женщины была мольба. Шадрин не сразу догадался, что это была мольба не о пощаде, а наоборот — мольба выполнить все, остаться в живых и вернуться сюда для возмездия. За те доли секунды, что Шадрин смотрел в лицо Бернетт, в его мозгу родилось решение. Если пистолет был с полным магазином, то сейчас в нем девять патронов. Если это провокация, то в магазине мог оставаться всего один патрон, раз затвор после выстрела не остался в заднем положении. Вот она, последняя проверка, последний дикий по своей жестокости, но самый точный тест. Если он под полным контролем, то должен хладнокровно застрелить эту женщину, как и других, кого его пошлют убивать или взрывать. Это было уже выше всех сил Шадрина.

«Какой же я офицер, если смогу убить гражданскую женщину ради того, чтобы самому остаться в живых? Она ведь одна из тех, ради кого я служу в армии, ради защиты кого я надел в свое время военную форму. Мой долг защищать вот таких женщин, погибая, закрывать их своей грудью. А я ради мифического возмездия должен ее убить. Нет, я солдат, а это мое поле боя, даже если оно и последнее. Не дождетесь вы, мерзавцы, чтобы ваши планы сбылись! Не дам я им сбыться!»

Шадрин поднял пистолет на уровень лица, и тут же его рука метнулась влево, а тело стало следом разворачиваться. Он видел и чувствовал, как к нему стали тянуться руки. Хальмейер, с испуганным, потерявшим хладнокровие лицом, делал шаг назад от Шадрина. Все воспринималось как в замедленном кино. Значит, есть еще в магазине патроны, злорадно успел подумать Шадрин; и как с этого длинного врача спесь сразу слетела! Получи, сука!

Раздался выстрел, Шадрин, успев заметить, как на лице Хальмейера вместо правого глаза образовалась черная кровавая дыра, шагнул вправо и назад. Затвор пистолета снова вернулся в исходное положение. Двое афганцев, что привязывали несчастную собаку, уже выхватывали оружие; один из подручных тянулся к Шадрину, а Иради, наоборот, пытался отодвинуться в сторону. Время снова вернулось в свое обычное русло течения. Шадрин ударил своего первого противника рукояткой в висок, схватил за воротник халата и рванул на себя, пытаясь использовать в виде живого щита. Афганцы уже выхватили пистолеты, и медлить было нельзя. Удерживая падающее тело, которое он еще держал за воротник, Шадрин выстрелил в грудь вооруженному афганцу. Магазин пистолета опустел. Пока второй пытался понять, куда ему целиться, Шадрин поднатужился и толкнул бессознательное тело в его сторону. Короткого замешательства афганца Шадрину хватило, чтобы бросить свое тело в длинный кувырок по полу.

Афганец успел выстрелить, но пуля ушла в сторону. Удар ног пришелся ему в нижнюю часть живота. Шадрин мгновенно принял вертикальное положение и перехватил руку афганца с зажатым в ней пистолетом. Короткий рывок на себя, удар по тыльной стороне кисти открытой ладонью, и пальцы афганца разжались. Шадрин подхватил пистолет, дважды выстрелил в грудь афганцу и успел свалить третьим выстрелом Иради, который был уже наполовину в дверном проеме. Врач выгнулся всем телом и повалился на пол, царапая ногтями деревянный косяк.

Все, решил Шадрин, теперь он растревожил весь этот гадючник. Прорываться придется с боем. Заметив движение за спиной, Шадрин резко обернулся. Черт, выругался он про себя, про Бернетт он совсем забыл. Шадрин без лишних разговоров протянул женщине пистолет.

— Держитесь за моей спиной и не отставайте. Стреляйте во все, что движется. Сможете?

— Да, конечно, — поспешно ответила женщина, беря оружие.

— Здесь есть какое-нибудь ценное оборудование, которое нужно уничтожить? — быстро спросил Шадрин, подхватывая с пола пистолет второго афганца и прислушиваясь к нарастающему шуму за пределами комнаты.

— Да, основное и самое ценное оборудование, без которого они не смогут продолжать исследования, — ответила Бернетт, которая уже стала приходить в себя.

— Кто — они? — переспросил Шадрин, указывая на трупы Иради и Хальмейера. — Вот эти?

— Найдут других, — отмахнулась Бернетт, не склонная иронизировать. — Еще лаборатория и хранилище препаратов, записи клинических испытаний. Это тоже нужно уничтожить. Только на синтез уйдут месяцы, если не знать наверняка формулы.

— Где все это? Быстро, Бернетт! — прикрикнул Шадрин на женщину, боясь, что она начнет сейчас перечислять и объяснять все на свете.

— В конце коридора, направо, ближе к выходу из пещер в здание клиники.

Шадрин схватил со стула оставленный кем-то из персонала белый халат и накинул его на плечи. Он рассчитывал, что охрана не отреагирует достаточно быстро на происшествие. Ведь в этой комнате собирались стрелять ради тестов. Значит, сами выстрелы не должны вызвать в лаборатории паники. Другое дело, что в дверях торчал труп Иради. Кто-то из персонала мог поднять тревогу и позвать охрану. Но чем черт не шутит, вдруг, зная характер и род занятий Хальмейера, подчиненные посчитают, что сам главный врач решил пристрелить своего заместителя. Кто знает, какие у них тут порядки и нравы. Может быть, отсюда каждый день выносят трупы?

Прикрывая пистолет полой халата, Шадрин вышел в коридор. Бернетт двинулась за ним, держа свое оружие за спиной. В коридор высыпало несколько человек в белых халатах. Никто не подходил к двери, где лежало тело Иради, но галдеж стоял уже приличный. Шадрин двинулся через коридор, надеясь пройти мимо людей как можно дальше. Он не сомневался, что эти люди в белых халатах не представляют серьезного препятствия, даже если и надумают задержать его с Бернетт.