Тельняшка – наш бронежилет - Зверев Сергей Иванович - Страница 44

Но на этот кивок головой последовал повторный вопрос:

— Нет, господин Ланкастер, мы должны от вас услышать четкий ответ на вышепоставленный вопрос: да или нет…

Ланкастер понял, что перед ним в лице гражданских сидят профессионалы своего дела. Понял он и то, что сейчас с ним ведется не простая беседа, а форменный допрос и каждое его слово, каждый его жест фиксируется как на видеокассету, так и на аудиодиск.

— Да. Я признаю свою вину, — ответил Ланкастер.

— Признаете ли вы, господин Ланкастер, что пытались распылить радиоактивные вещества на палубе российского сухогруза «Михаил Шолохов»?

Перед Ланкастером на столе появился черный кейс, отобранный недавно Батяней. Отрицать факт существования кейса после всего произошедшего было бессмысленно, тем более что здесь же, на палубе, был главный свидетель и виновник его провала.

— Да, признаю.

— Вы понимаете, что после всего произошедшего, при попытке нанести материальный урон российскому сухогрузу, а следовательно, и России, не говоря уже о нанесении морального урона России, мы обязаны вас арестовать и начать серьезные следственные действия, изобличающие вас как шпиона, прикрывающегося деятельностью ученого.

— Да, признаю. — Ланкастер был не глупым человеком. Он понимал, что сейчас упорствовать — себе дороже. Но пока он не понимал одного: зачем гражданским лицам нужно вести этот допрос?

— Что вы нам сейчас предлагаете делать, господин Ланкастер? Ведь вы, как мы убеждаемся, не глупый человек? — спрашивали гражданские вежливыми голосами.

Были внимательные взгляды, изучающие Ланкастера. Было тягучее тяжелое молчание. Что мог предложить Ланкастер?

Вероятнее всего, как Ланкастер сейчас представлял ситуацию, его ожидал скандальный судебный процесс, затем — страшная холодная Сибирь, где свирепствует господин мороз, где вековые ели, которые нужно пилить и пилить на благо России… Ему пришел конец… Конец не только карьере…

— Господин Ланкастер, мы предлагаем вам выход из сложной безвыходной ситуации. Сейчас мы можем отпустить вас на крейсер международных сил по обеспечению безопасности судоходства. Вы будете всего лишь пострадавшим. Невинно пострадавшим, которого втемную использовали определенные круги. Та информация, которая имеется у нас, будет временно закрыта. Во всяком случае, у вас остается свобода. И, возможно, вы сможете продвигаться вверх по карьерной лестнице.

Ланкастер был не глупым человеком. Он моментально все понял.

Он снова ощутил сухость во рту. Попросил кофе. Тут же подали вторую чашечку кофе.

— Что вам от меня нужно?

— Ничего не нужно, господин Ланкастер. Вы сейчас будете свободным гражданином в свободной стране. Просто через определенное время мы попросим вас оказывать нам кое-какие услуги определенного характера, связанные с вашей профессиональной деятельностью. Ничего необыкновенного мы не потребуем и не думаем требовать.

Это была вербовка. И самое странное было то, что все свершалось за какие-то минуты.

Ланкастер не раз слышал, как вербуются граждане его страны. Он думал, что процесс вербовки происходит на протяжении месяцев — сначала беседы, потом — уговоры, обещание денег… А в реальности оказалось все иначе. Перед ним был жесткий вопрос выбора. Или — холодная Сибирь с вековыми елями, или… Третьего не было дано… И, кажется, выхода у него не было.

Невидимая петля неизбежности туго сжимала его горло. Чтобы хоть как-то ослабить эту петлю, хоть на миг освободиться от нее, Ланкастер был вынужден сказать:

— Да, я согласен на все ваши условия.

— Вы согласны действовать в интересах России?

Понимая, что каждое его слово фиксируется, понимая, что он принимает решение, о котором пару дней назад и не помышлял, Ланкастер сказал:

— Да, я согласен действовать в интересах России.

— Хорошо, господин Ланкастер. А сейчас вы будете свободны. Сейчас мы передадим вас в руки журналистов. Надеемся, что вы, как умный и догадливый человек, сами найдете нужные слова, доказывающие вашу непричастность к нынешней сложной ситуации вокруг судьбы сухогруза «Михаил Шолохов». Во всяком случае, вы сможете многое из произошедшего за последние дни рассказать журналистам лучше нас. Ваши слова, повторимся, ваши убедительные слова, мы надеемся, вскоре сможем услышать по радио в новостных телепередачах.

А сейчас, если у вас имеется желание расслабиться, мы кроме кофе можем предложить вам и рюмочку чистого армянского коньяка. Вы когда-либо пили армянский коньяк?

— Нет, — ответил Ланкастер. Он и в самом деле был не глуп. — Перед журналистами я должен быть трезвым. Иначе пойдут слухи о том, что меня русские опоили и заставили нести околесицу.

Улыбки гражданских были наградой для Ланкастера.

Только после этого разговора с Ланкастером капитан ремонтного судна связался с командиром крейсера международных сил по обеспечению судоходства. Он объявил, что на ремонтном судне находится ученый, которого готов передать в руки журналистов. Заодно он попросил передать на борт ремонтного судна пострадавших моряков.

Международный скандал, кажется, начинал выруливать к счастливому концу.

На шлюпке на борт ремонтного судна были переправлены спасенные моряки.

И снова были объятия, рукопожатия. Моряки толпой окружили Батяню. Там же среди спасенных моряков был и капитан сухогруза, там же был и Калмыков.

Правда, капитан ремонтного судна быстро увел капитана сухогруза в свою каюту. Оставшись вдвоем, они, склонившись над картой, о чем-то стали договариваться. Но о чем конкретно они беседовали, об этом никто не знал.

Туда же, на шлюпку, был посажен и Ланкастер — невиновная жертва алчных спецслужб. Последнее, что наблюдали специалисты с ремонтного судна, — сцена интервью Ланкастера международным журналистам. Окруженный толпой журналистов, Ланкастер, размахивая забинтованной раненой рукой, что-то убедительно рассказывал. Не было никакого сомнения, что в ближайших теленовостях это интервью не могло не появиться.

32

21 сентября 2009 года. 10 часов 30 минут

Ничем не примечательный особняк в центре Могадишо внешне был все таким же, как и раньше: и клумба с пышными желто-красными цветами перед подъездом здания, и черные асфальтированные дорожки, обсаженные ровно подстриженными кустами, и видеокамеры по периметру ограждения — все это было неизменным, казалось, что никто и ничто не могло подорвать порядков этого заведения, перед входом которого красовалась табличка с нейтральной надписью «Информационный аналитический центр».

Однако внутри здания царила напряженная тишина.

Маккейн был крайне встревожен и озабочен. Причин для этого было предостаточно.

Во-первых, снова бесследно исчез Ланкастер. Отправляя Ланкастера на задание, Маккейн понимал, что определенная доля риска имелась. Одним из препятствий для выполнения важного задания была плохая погода, шторм, набиравший силу. Маккейн понимал, что в этих условиях слабенький легкий мотодельтаплан мог в любое мгновение под порывом ветра упасть или в море, или на палубу сухогруза. Хорошо если в результате падения Ланкастер оставался живым, а если нет…

Но в любом случае судьба Ланкастера в конце концов не сильно волновала Маккейна, гораздо больше его тревожил груз, находящийся в кейсе.

Прохаживаясь взад-вперед перед включенным телевизором, Маккейн с волнением и тревогой слушал и заодно наблюдал за событиями в море, передаваемыми в онлайновом режиме с борта крейсера международных сил по обеспечению безопасности судоходства.

Видел Маккейн, как на шлюпке к борту сухогруза поплыли специалисты по мониторингу радиоактивности и, естественно, журналисты, увешанные фотоаппаратами и телекамерами. Видел Маккейн, как рыскали по всему сухогрузу журналисты и специалисты, а затем возвращались на борт крейсера все на той же шлюпке.

Все это время недалеко от сухогруза маячило российское ремонтное судно. Маккейн понимал хитрый замысел русских — никак пока не вмешиваться в события до полного выяснения всех обстоятельств как захвата сухогруза пиратами, так и последующего крушения. Русские как бы предоставили журналистам полное право расхлебывать ими же заваренную кашу… Скандал, все время надуваемый и раздуваемый прессой, должен был чем-то закончиться.