Тельняшка – наш бронежилет - Зверев Сергей Иванович - Страница 3

То, что хозяин кабинета вел разговор с гостями не за рабочим столом, свидетельствовало не только о важности разговора, но и о том, что его посетители по рангу ничуть не ниже его.

Как ни странно, но вел беседу не хозяин кабинета, а молодой человек в штатском.

— Итак, Алексеевич, — обращение было адресовано контр-адмиралу, — обрисуйте ситуацию. Что все-таки у нас происходит? Сами понимаете, к кому попала на контроль данная ситуация. Так что мне в скорости придется ответ держать, — при этих словах молодой человек кивнул головой в сторону портрета на стене.

Будто по команде, его собеседники посмотрели на портрет на стене. И им вдруг показалось, что умный взгляд человека на портрете изменился — стал жестким и колючим, а полуулыбка на его полноватых добродушных губах исчезла, им показалось, что этот человек мог вот-вот появиться в кабинете и тихо, но жестко произнести: «Отвечать придется. Никуда не денетесь. Контроль есть контроль, он каждого касается. Так что, дорогие мои, готовьтесь к разбору полетов».

Военный помолчал. Затем, кашлянув в кулак, стал говорить. И по тому, как он говорил, можно было догадаться, что все они, находящиеся сейчас в кабинете, знают друг друга давным-давно, что всех их связывает что-то общее: то ли дружба, то ли работа…

Как и большинство чиновников, они знали возможности друг друга, знали, кто под кем и над кем ходит, и потому жестко выполняли основной закон службы: не зарываться и не терять связи со своими собратьями, ибо чиновничество при любой власти — вечно, а высокое начальство — временно, ибо власть может менять название, а сущность чиновника неизменна…

— Викторович, — сказанное контр-адмиралом звучало взвешенно и спокойно, — сухогруз «Михаил Шолохов» изначально приписан в Калининградском порту, принадлежит российско-немецкому судооператору и находится в долгом фрахте [1].

Из Калининграда «Шолохов» отправился в Амстердам. По официальным данным, судно в Калининграде было загружено лесом, в Роттердаме произведена дозагрузка. Что за груз был принят на борт — неясно. Офис фирмы, которой принадлежал груз, внезапно сгорел. Хозяин груза — бывший российский гражданин — исчез. По линии Интерпола мы объявили розыск хозяина груза, но результатов пока нет. Фирма была создана, по нашему мнению, именно под эту загадочную дозагрузку — типичная однодневка. Копии судовых деклараций исчезли. Вскоре «Шолохов» встал на стоянку у берегов Сомали. Сломался дизель-генератор. Поломка серьезная. Даже простая нехватка электричества приводит к частичному, а то и полному отключению электросистем, обеспечивающих нормальную работу холодильных камер. Если на сухогрузе в контейнерах находится так называемый скоропорт и вдруг отключатся холодильные установки, то сами понимаете, к чему это может привести…

Последнюю информацию мы получили от капитана судна. Потом связь неожиданно прервалась. Проходящие российские суда пытались связаться с земляками, но безуспешно. Сейчас судно стоит на банке с заглушенными двигателями. Признаков жизнедеятельности на нем не обнаружено. Сухогрузом, естественно, заинтересовались международные силы по обеспечению безопасности судоходства. Фактически «Шолохов» превратился в летучий голландец. Мы послали запрос в порт приписки. Информация оттуда ушла в Минторговли, а оттуда — сюда. — Контр-адмирал кивнул головой на Сорокина. Помолчав, Прохоров добавил: — По нашему мнению, это дело пиратов. Вчера ночью мы отправили на судно группу захвата. Но, — контр-адмирал развел руками, — операция провалилась. Сейчас выясняем причины. Операция была просчитана до мелочей. Проблема усугубляется тем, что вблизи судна нет наших кораблей обеспечения. Единственное, что нам доступно, — это спутниковый мониторинг. И он показывает, что на судне никого нет.

Военный замолчал.

— Какие у вас соображения по этому поводу? — обратился молодой человек к хозяину кабинета. Судя по всему, здесь он чувствовал себя главным.

— Думаю, — отвечал Илья Петрович, — что вышеозначенные контр-адмиралом события не похожи на деятельность пиратов. Возможно, последними пользуются как прикрытием для совсем иных целей. Как правило, пираты себя так не ведут. Их практика и тактика — вооруженный захват, за которым тут же следует требование выкупа за заложников и груз. Затем следуют угрозы затопить судно и убить заложников. В большинстве своем торговые суда принадлежат частным компаниям. Застрахованы фрахты в частных страховых компаниях. По этой причине государство как таковое к освобождению кораблей отношения не имеет. К тому же нападения пиратов на корабли происходят в международных водах. Силовая операция в данных случаях — это большой риск. Хорошо если на судне находится лес. А если нефтепродукты? Кому нужны экологические катастрофы мирового значения? Да и рисковать жизнями мирных, ни в чем не повинных людей никому не хочется. Пираты этим пользуются. Вообще фантастика какая-то, утопия — двадцать первый век, а пиратство, как в семнадцатом веке… Дикость несусветная! Цивилизация будто по кругу ходит.

— Не будем обсуждать судьбы цивилизации, — деликатно оборвал Илью Петровича молодой человек. — Скажу следующее. Не хотелось бы с вами делиться информацией, но придется. По нашей, пока закрытой информации, груз, находящийся на «Шолохове» и загруженный в Роттердаме, не совсем обычный… Дело попахивает международным скандалом. А тут еще одна радость на наши головы свалилась. В районе Африканского Рога формируется мощный циклон, вызванный муссонными ветрами. Вероятнее всего, он захватит и «Шолохов». Судно будет или выброшено на берег, или унесено в море. А оно, заметьте, неисправно. При том что груз, который на нем находится, крайне и крайне опасен… Счет идет на сутки. Нужно срочно принимать решение.

В кабинете воцарилось молчание.

И снова, так уж получилось, беседующие взглянули на портрет — теперь с надеждой, как на избавление от всех надвигающихся трагедий. И опять, как показалось присутствующим, глаза человека, внимательно смотревшего на них, изменились. А его полные губы стали вдруг сжатыми и узкими, какими они бывают у людей злых и мстительных…

Им казалось, что человек на портрете хотел сказать: «Думайте, думайте — и принимайте решение. Здесь дело государственной важности, нечего фантазировать и рассуждать о судьбах цивилизации. Без вас для этого умники найдутся. По телевизору в телешоу каждый день трещат до головной боли…»

— Что вы предлагаете, Алексеевич? Посылать еще одну группу захвата? — снова обратился молодой человек к контр-адмиралу.

Прохоров закивал головой:

— Вряд ли успеем. Подлодка ушла на боевое дежурство. Да и есть ли смысл рисковать моряками, если мы не знаем ситуацию на судне? Где гарантия, что все снова не пойдет кувырком. Но, и это главное, как быстро мы сможем доставить туда людей?

Все замолчали. Молчал и Илья Петрович. Он напряженно думал о том, как можно достойно и с честью выйти из сложной ситуации. Но так и не смог придумать ничего дельного.

Наконец представитель администрации медленно и взвешенно заговорил. И по тому, как он говорил, его собеседникам стало ясно: сказанное было припасено им заранее, это была его домашняя заготовка. И затеял он весь этот разговор лишь с целью выяснить, есть ли иные, более подходящие и лучшие способы выхода из сложной ситуации:

— Есть мнение о решении данной проблемы…

3

16 сентября 2009 года. 10 часов З0 минут

Ночью с моря на побережье дул мягкий ветер, накатывая на берег небольшие волны. Набегая на песок, волны с шипением пенились, а затем отступали, оставляя после себя влажные пятна на сером песке.

За песчаной прибрежной полосой среди пожелтевшей вытоптанной травы высились пальмы — какие-то слишком уж тоскливые и беспомощные на фоне голубого моря и белого песка. Между пальмами кое-где зеленели кусты.

За пальмами, дальше от берега, высились невысокие строения: ветхие одноэтажные домики, которые могли спасти от муссонного влажного ветра, от дождей, жестких и порывистых, от жаркого слепящего солнца, но не более. На эти жалкие нищенские лачуги нельзя было взглянуть без слез.