Сохраняя веру (Аутодафе) - Сигал Эрик - Страница 8

— Вы знали мою мать? — вскинулся Тим.

— Мельком. Когда у меня умерла жена, Айзекс, председатель синагоги, нанял ее приходить время от времени в наш дом, чтобы содержать его в порядке.

— Тем более позор! — Такк глянул на Тима. — Ну, говори же. Скажи раввину, что я тебе велел.

Тимоти сморщился так, словно взял в рот горькую таблетку, и пробурчал:

— Я…

— Громче, парень! — прорычал полицейский. — Ты говоришь с духовным лицом!

— Я… Я больше не буду. Простите меня, ваше преподобие. — Тимоти набрался храбрости и выпалил заготовку: — Я полностью беру на себя ответственность за содеянное и обязуюсь возместить причиненный ущерб.

Рав Луриа с любопытством оглядел подростка, после чего сказал:

— Присядь, Тимоти.

Тим покорно примостился на край стула лицом к заваленному книгами столу раввина. Он с напряжением наблюдал за бородатым евреем, расхаживающим взад-вперед вдоль уставленных книгами стеллажей, заложив руки за спину.

— Тимоти, — медленно начал раввин, — ты можешь мне сказать, что подвигло тебя на столь недружественный поступок?

— Я… Я не знал, что это ваш дом, сэр.

— Но ты знал, что это дом еврея?

Тим опустил голову:

— Да, сэр.

— Ты питаешь какую-нибудь особую… враждебность к нашему народу?

— Я… это… некоторые мои друзья… Ну, то есть… нам говорили…

Это было все, что он мог сказать. Дядя уже начал покрываться испариной.

— А ты думаешь, тебе правильно говорили? — тихо спросил раввин. — Я хочу сказать: отличается ли этот дом чем-либо от тех, где живут твои друзья?

Тим быстро огляделся и чистосердечно ответил:

— Ну, разве что книг очень много…

— Так, — продолжал раввин. — А во всем остальном? Я или члены моей семьи — мы что, похожи на злых духов?

— Нет, сэр.

— Тогда будем надеяться, что этот злополучный инцидент дал тебе возможность убедиться, что евреи такие же люди, как все… Только у них больше книг.

Он повернулся к полицейскому:

— Благодарю вас, что позволили побеседовать со своим племянником.

— Но мы еще не обговорили вопрос компенсации. Такое огромное окно должно стоить кучу денег. А поскольку Тим не собирается закладывать своих сообщников, то платить ему придется самому.

— Но дядя Такк…

Вмешался хозяин дома:

— Сколько тебе лет, Тимоти?

— Только что исполнилось четырнадцать, сэр.

— Как думаешь, чем бы ты мог заработать?

Такк ответил за племянника:

— Он может быть посыльным, носить соседям продукты из лавки, а они ему что-нибудь да заплатят.

— «Что-нибудь» — это сколько?

— Ну, пять-десять центов.

— Такими темпами на мое окно он заработает не раньше, чем через несколько лет.

Полицейский посмотрел на раввина и объявил:

— А мне плевать, пусть хоть сто лет! Будет платить вам по чуть-чуть каждую неделю.

Раввин Луриа потер лоб, словно пытаясь ухватить ускользающую мысль, потом поднял глаза и заговорил:

— Думаю, у меня есть вариант, который может устроить обе стороны. Офицер Делани, я вижу, ваш племянник в общем-то парень неплохой. Как поздно вы разрешаете ему ложиться?

— В будни в десять.

— А по пятницам? — спросил раввин.

— В пол-одиннадцатого, в одиннадцать. Если по телевизору показывают матч, я разрешаю ему досмотреть до конца.

— Хорошо. — Лицо раввина озарила улыбка. Повернувшись к мальчику, он объявил: — У меня для тебя есть работа…

— Он согласен, — быстро выпалил дядя.

— Я бы хотел, чтобы это решение он принял сам, — мягко возразил рав Луриа. — Это очень ответственная работа. Ты знаешь, что такое шабес-гой?

Опять в разговор встрял офицер Делани:

— Прошу меня извинить, равви, но ведь гоями вы, кажется, называете христиан?

— Верно, — ответил раввин Луриа. — Хотя это слово просто означает всех иноверцев. Шабес-гой — это порядочный человек не иудейской веры, который приходит по пятницам, когда уже начался шабат, и делает то, что нам делать запрещено — убавляет отопление, гасит свет и все такое прочее. Этот человек, — пояснил он, — как правило, приходит и на неделе и выполняет кое-какие поручения, что позволяет ему узнать наши порядки, ибо для нас считается грехом отдавать ему распоряжения после того, как уже начался шабат.

Он повернулся к Тимоти:

— Так случилось, что Лоренс Конрой уезжает в колледж Святого Креста изучать медицину. В последние три года он помогал нам, Каганам, мистеру Вассерштайну и обоим братьям Шапиро. Раз в месяц каждая семья платит ему какие-то деньги, плюс по пятницам мы оставляем ему десерт — из того, что сами ели на ужин. Если тебе это предложение интересно, то свой долг ты сумеешь отработать за какие-то несколько месяцев.

Спустя несколько минут они шагали домой, и патрульный Делани подвел итоги неприятного происшествия.

— Слушай меня, Тимми, — сказал он. — И слушай внимательно! В следующий раз, когда вздумаешь разбить окно еврею, убедись, что это не дом какого-нибудь важного раввина.

7

Дебора

Деборе только что исполнилось четырнадцать, когда она стала свидетельницей ожесточенного — и неравного — сражения между отцом и сводной сестрой.

— Я не выйду за него замуж. Ни за что!

— Рена, тебе уже семнадцать с лишним! — проворчал отец и привел в пример старшую дочь. — Малка в твоем возрасте уже была замужем. А ты даже еще не помолвлена! Скажи мне, что тебе не нравится в сыне ребе Эпштейна?

— Он толстый, — сказала Рена.

Рав Луриа обратился к жене:

— Ты слышишь, Рахелех? Брак, оказывается, теперь как конкурс красоты! Наша дочь считает этого образованного человека из уважаемой семьи недостойным, потому что у него есть немного лишнего веса.

— Не «немного», а полно! — выпалила Рена.

— Рена, — взмолился отец, — он благочестивый юноша, и он будет тебе хорошим мужем. Почему ты упрямишься?

— Потому что не хочу за него!

«Молодец, Рена», — подумала Дебора.

— Не хочешь? — воскликнул раввин в театральном изумлении. — И это ты называешь веской причиной?

Неожиданно на сторону Рены встал Дэнни.

— Но отец, — вступился он. — Как же свод Законов? Вспомни «Эвен а-Эзер», глава сорок вторая, раздел двенадцать. Там прямо сказано, что для брака требуется согласие женщины.

Если бы это был не его обожаемый сын и наследник, Моисей Луриа сейчас, наверное бы, вспылил от попытки поставить под сомнение его доводы. Но поскольку это был Дэниэл, он не смог удержать горделивой улыбки. Его мальчик, еще даже не бар-мицва[6], не боится скрестить богословские клинки с самим зильцским ребе! На тот момент дискуссия о замужестве Рены была окончена.

В последующие дни в доме царило неослабевающее напряжение, и поздними вечерами происходили долгие телефонные разговоры вполголоса.

После одного такого особенно затянувшегося звонка рав Луриа медленным, но твердым шагом прошел в гостиную, где сидела вся семья.

Он взглянул на жену и устало произнес:

— Эпштейн начинает нас торопить. Он говорит, Бельцеры уже предлагают ему свою дочь. — Он театрально вздохнул. — Ах, какая жалость — упустить столь образованного юношу! — Он бросил взгляд на Рену. — Конечно, у меня и в мыслях нет силой принуждать тебя к тому, что против твоей воли, дорогая, — ласково сказал он. — Это будешь решать только ты.

В наступившей тишине Дебора физически ощущала, как вокруг ее сестры сжимаются эмоциональные тиски.

— Хорошо, папа, — слабо вздохнула Рена. — Я выйду за него.

— Вот и чудесно! — возрадовался рав Луриа. — Чудесная новость! Двух недель для подготовки к помолвке будет достаточно?

Он повернулся к жене и спросил:

— Как думаешь, Рахелех?

— По мне, достаточно. Ты будешь устраивать ее вместе с ребе Эпштейном?

Раввин улыбнулся.

— Все уже устроено.

Дебора стиснула зубы и мысленно поклялась, что ни за что не даст им так собой манипулировать. «Интересно, — подумала она, — станет ли он так же командовать своим ненаглядным Дэнни?»