Рига. Ближний Запад, или Правда и мифы о русской Европе - Евдокимов Алексей Геннадьевич - Страница 6

Много лет мой паспорт с надписью «alien», «чужой» – в точности как в голливудском ужастике про инопланетного монстра с двумя парами челюстей – вгонял в ступор пограничников и гостиничных портье во всех углах Европы. Однажды из-за нас с приятелем – двух «чужих» – поезд Цюрих – Милан застрял на швейцарско-итальянской границе на лишних минут двадцать. Все положенные визы у нас имелись, но сами паспорта голливудских монстров настолько озадачили итальянских погранцов, что они ушли с ними в свою будку и долго выясняли, как с этими загадочными пришельцами быть.

Вместе с сотнями тысяч «негров» я не имел права голосовать на выборах – даже муниципальных. Не мог работать ни в каких органах госуправления, а также по множеству самых разных профессий: полицейского, пожарного, адвоката, капитана морского или воздушного судна – всего в перечне были десятки пунктов. В отличие от граждан я не мог без виз ездить в шенгенские страны. «Неграм», начинавшим трудовую деятельность в советские времена, засчитывали меньший стаж при начислении пенсий. Зато налоги они платили – и платят – разумеется, в полном объеме. Хотя с тех пор многие мелкие различия в правах граждан и неграждан утратили силу, в списке этих различий остается 80 позиций: в части запретов на профессии, социальных прав, свободы перемещения и воссоединения семей и т. д.

К концу девяностых, когда перед Латвией встала перспектива скорого вступления в Евросоюз, брюссельские чиновники впали в то же тяжкое недоумение, что иностранные портье, таращившиеся на мой лиловый негражданский паспорт. В их картину мира не укладывалась треть населения страны-кандидата, не только не наделенная гражданскими правами, но и в значительной части не имеющая возможности в близком будущем на них претендовать. Об автоматическом предоставлении гражданства «последствию оккупации» речи, конечно, не шло, но латвийским властям в конце концов пришлось согласиться на уступки: например, отменить «окна натурализации».

За последующие полтора десятка лет часть неграждан уехала из страны, часть умерла, а часть, проглотив вопрос «Почему это я должен выпрашивать право на то, что, по совести, и так мое по рождению?», сдала не столь уж сложные экзамены по латышскому языку, истории и конституции Латвии (как я, например) – и получила обычный человеческий, а не инопланетный паспорт. На данный момент «неграми» остались примерно 280 тысяч человек – седьмая часть населения страны. Поскольку почти все они русскоязычные, а таковые живут почти исключительно в крупных городах, в Риге процент неграждан выше – где-то одна пятая.

Не пожелавшие сдавать экзамены делятся на несколько категорий. Кому-то в силу преклонного возраста поздно учить так и не выученный за всю жизнь латышский. Кто-то пользуется тем, что сначала первый русский депутат Европарламента Татьяна Жданок (бывшая негражданка) выбила из страсбургских функционеров дозволение пускать в шенгенскую зону «негров» без виз, а потом Дмитрий Медведев на заре своего президентства разрешил им безвизовый въезд и в Россию. Знаю я и принципиальных людей, не желающих унижаться ради принадлежащего им, как они полагают, по праву, – но таких, как легко догадаться, немного.

У кого больше, тот и пан

К тому моменту, когда латвийские русские стали более-менее массово получать гражданство и ходить на выборы, здешняя политическая система была давно выстроена. Из двух сравнимых по численности общин страны монополия на государственную власть с самого начала была у одной. Только в нулевых представитель «русской» партии впервые вошел в руководство Рижской думы (стал заместителем ее председателя). А в национальном правительстве этих представителей не было никогда, нет сейчас и почти наверняка не будет в сколько-нибудь обозримом будущем.

Деление латвийских партий на левые и правые теряет смысл, как только поднимается пресловутый национальный вопрос. Даже те, кто слывут среди латышей либералами и центристами, никогда не согласятся с аксиоматичными для любого европейского либерала и центриста утверждениями: например, что родившийся и проживший всю жизнь в некоей стране человек автоматически имеет право на гражданство этой страны. Или о том, что родной язык трети жителей некоей страны имеет полное право получить в ней официальный статус.

То же касается и сотрудничества с партиями, за которых голосуют местные русские. Возглавляемый Нилом Ушаковым «Центр согласия» («ЦС») благодаря большому проценту русских избирателей в Риге и их солидарному голосованию сумел добраться до руководства Рижской думой (Ушаков – ее председатель с 2009 года). Но добиться столь же решительного перевеса над «латышскими» фракциями в cейме Латвии «ЦС» не может – просто в силу того, что в масштабах страны процент русских избирателей намного меньше. Даже когда «Согласие» занимает на выборах в cейм первое место (как это было два раза подряд, на выборах 11?го и нынешнего, 12?го cейма), другие политические силы – от центристов до ультранационалистов, шествующих вместе с легионерами, – объединяются в коалиции, только чтобы не пустить в правительство «русскую» партию.

Когда «ЦС» с решительным отрывом от конкурентов выиграл предпоследние парламентские выборы, известная здешняя певица Ольга Раецка объявила: консультации с «Центром согласия» со стороны латышских партий будут «чистым предательством», а сама она в этом случае эмигрирует в Австралию (надо понимать – не дожидаясь, пока ее депортируют в Сибирь). Самое безумное, что это заявление не было воспринято как безумие: в блогах и в правых СМИ лязгают траки русских танков и стучат колеса эшелонов в Магадан в период каждых выборов. Впрочем, жить среди коал певице не пришлось – в правительство «ЦС», разумеется, не позвали.

Поскольку Латвия – парламентская республика и для принятия ключевых законов, равно как и для формирования правительства, здесь необходимо обладать большинством в cейме, русская община надежно отрезана от сколько-нибудь серьезного влияния и на законодательную, и на исполнительную государственную власть. Нашим представителям не добиться большинства в парламенте, какие бы чудеса солидарности ни проявляли мы на избирательных участках: просто потому, что среди избирателей мы – меньшинство. При голосовании же в cейме – по вопросу формирования правительства или по законам, касающимся русского языка, русского образования, отрицания советской оккупации и т. д. и т. п., – латышское большинство всегда выступает единым фронтом против нелатышской оппозиции.

На войне как на войне

Удивительная для иностранцев сакрализация вопросов гуманитарных дисциплин, лингвистики и истории – способ сделать стену между общинами непреодолимой. Понятно, зачем – чтобы сохранить монополию на власть в руках одной из них. В свое время латышские политики объясняли отказ пускать «Центр согласия» (стабильного, напомню, лидера парламентских выборов) в правительство – явно нелогичный с точки зрения демократических правил – тем, что Нил Ушаков не признает-де оккупацию. Так кардинальский конклав мог бы объяснить невозможность обсуждать кандидатуру атеиста. Священное слово okupacija вскоре мелькнуло в публичных выступлениях Ушакова – но правительство так же далеко от него, как и прежде.

Чем сильнее недоверие между общинами, тем проще мобилизовать избирателя. Необязательно оправдываться за экономические неурядицы, если внутренний враг не дремлет. Благо он всегда перед глазами – говорит на негосударственном языке, да еще и хочет для него официального статуса, не признает оккупацию, да еще и празднует каждую ее годовщину в мае… Вот даже актер Арнис Лицитис, сыгравший в сотне с лишним советских и российских фильмов, много шутивший в телевизионном «Клубе «Белый попугай», теперь в телеэфире без всяких шуток объясняет, откуда исходит настоящая опасность для Латвии: «Не нужно говорить о Кремле и Путине. Нам нужно думать о том, что происходит у нас. Эти русскоязычные являются пятой колонной!» («Рига?24», ноябрь 2014).