Князь Трубецкой - Золотько Александр Карлович - Страница 33

— Вам пора, наверное, — сказал Трубецкой. — Если переночевать не решите.

— Не решу. Должен прибыть вовремя, без опоздания. Последний вопрос, если разрешите… Сергей Петрович.

— Да, конечно.

— Я видел девушку. На вид — не крестьянка. Вон там стояла, возле забора. Кто это?

— А что? — быстро спросил Трубецкой.

— Ходят слухи, что вы насильно увезли дочь поветового маршалка, похитили и удерживаете возле себя…

— Александра Комарницкая, — сказал Трубецкой. — Да, увез. Нет, не удерживаю. Если вы сможете уговорить ее уехать с вами — буду признателен.

— Что так? Романтическая история?

— Скорее трагическая. И если вы хотите узнать подробности — спросите у нее. Я велю ее позвать…

— Может, лучше я сам к ней схожу? Все-таки шляхтянка, известного рода…

— Ее позовут. — Трубецкой встал, огляделся, заметил в тени силуэт. — Кто там? Егорка? Позови Александру сюда. Скажи — я прошу и гость наш, полковник Бенкендорф, тоже просит.

Бенкендорф встал, поднял с земли свой плащ, встряхнул и набросил на плечи. Полковник и князь молча стояли рядом, пока из деревни не пришла Александра. Егорка подвел ее за руку к Трубецкому и отошел.

— Добрый вечер, — сказал полковник. — Разрешите представиться — Александр Христофорович Бенкендорф…

— Очень приятно, — ответила Александра, глядя куда-то мимо Бенкендорфа. — Вы к нам надолго?

— Нет. Уже нужно уезжать…

— Счастливого пути.

Голос у девушки был мелодичным, а легкий акцент придавал ему какое-то непонятное очарование, мягкость и душевность. А глаза… даже в надвигающихся сумерках был виден их необыкновенно яркий и глубокий зеленый цвет.

— Я хотел… — Бенкендорф бросил быстрый взгляд на Трубецкого, тот кивнул и отошел в сторону, позвал Егорку и, пока полковник разговаривал с девушкой, приказал седлать своего Арапа.

О чем именно говорил Бенкендорф с Комарницкой, Трубецкой не слышал — разговаривали они тихо, да князь особо и не прислушивался. Он заранее знал результат этого разговора. И все-таки надеялся, что полковник сможет…

Не смог.

— Сергей Петрович! — позвала Трубецкого Александра. — Я могу пойти в дом?

— Да, конечно. Егорка…

— Я сама прекрасно дойду. До свидания, полковник! — Александра медленно пошла в деревню.

Скрылась из глаз за сараями.

— Ну что? — спросил Трубецкой.

— Странно… — протянул Бенкендорф. — Такое необычное сочетание… Она сказала, что является вашей пленницей, но мое предложение уехать отвергла, сказав, что не хочет облегчать вашу участь. Вы сами, сказала, выбрали свой крест. И серьезно так она это произнесла, мне даже показалось, что почти с ненавистью…

— А как она должна ко мне относиться, если я застрелил ее отца? — сухо поинтересовался Трубецкой. — Нарушив правила поединка, вопреки дворянской чести…

— Тогда почему она не ушла? Вы, как я понимаю, ее не удерживаете…

— Я несколько раз предлагал, но… Вначале она мечтала отомстить. А потом… — Трубецкой замолчал, скрипнул зубами. — В тот день я ударил ее, не мог не ударить. Иначе не получалось… Только ударил или слишком сильно, или слишком слабо… Лучше бы она тогда умерла. А она пришла в себя, связанная, кричала, что я убийца, обещала меня убить… А к вечеру того же дня оказалось, что она…

Трубецкой потер лоб и вздохнул.

— Оказалось, что она ослепла. Да, ослепла. Удар в висок, знаете ли… Доктор сказал, что, возможно, это навсегда. Что скажете, Александр Христофорович? Каково мне видеть ее каждый день? Смотреть в ее глаза и понимать, что… Я просил ее. Умолял, становился на колени… «Вы сами выбрали свой крест, Сергей Петрович». Никогда не кричит, не повышает голоса. Лучше бы она… Иногда приходит в голову мысль — дать ей возможность. Она в первые дни все время пыталась нож найти и спрятать… Чтобы меня… Так я подумал даже: может, дать ей нож? И пусть она…

— Вы же собирались Отечество улучшить… — тихо сказал Бенкендорф. — Готовы были ради этого даже на поступки… сомнительные. А тут? Жестокий, коварный принц Трубецкой не может слепую девушку от себя прогнать? Свяжите, бросьте в телегу, отвезите в ближайшее поместье… или в монастырь, в конце концов. И оставьте, не спрашивая ее воли.

— Не могу, — так же тихо ответил Трубецкой.

— Тогда вы и вправду сами выбрали свой крест, Сергей Петрович. И вам его нести. И никто не сможет вас от него освободить.

— Получается, что так. Значит, так тому и быть. Говорят, господь не дает креста выше сил человеческих.

— Тогда будем прощаться. — Бенкендорф надел фуражку и протянул руку Трубецкому.

— Я провожу вас, — не подавая руки, сказал Трубецкой. — До опушки, а там уж вы сами. Ночью здесь французские разъезды не появляются.

Они молчали почти все время, пока ехали по темной лесной дороге. Уже перед самой опушкой Бенкендорф достал из кармана пакет и протянул его Трубецкому.

— Здесь приказ…

— Мне? — удивился князь.

— Нет, не вам, Изюмского гусарского полка ротмистру Чуеву. Приказ возглавить команду охотников для ведения разведки в тылу противника. Команда подчиняется только генерал-майору Винцингероду и мне.

— Лихо, — вырвалось у Трубецкого.

— Что касается вашего прошения об отставке… Никто не видел вашего рапорта. И вас я не видел, разговора не имел. Вы все еще числитесь в Семеновском полку. И никакого отношения к команде ротмистра Чуева не имеете. То, что делает князь Трубецкой, — дело князя Трубецкого и господина Бонапарта. И легенды, которые противник сочиняет о князе Трубецком, — не более чем легенды. Ваша записка о тактике малых команд прочитана, но дальше передана не будет. И, надеюсь, вы больше не станете…

— Не стану. Мне нужно добыть много денег, если вы помните.

— Тем более, князь, тем более.

Они выехали из лесу под ночное звездное небо.

— Где ваш конвой? — спросил князь.

— Где-то здесь… — Бенкендорф огляделся по сторонам, потом неожиданно свистнул — протяжно и громко.

Жеребец Трубецкого шарахнулся в сторону испуганно и не сразу успокоился, фыркал возмущенно.

Из темноты послышался ответный свист, потом топот многих копыт.

А вот сейчас добрый будущий палач и сатрап велит своим людям повязать обезумевшего князя да отвезти его в русский лагерь…

— Господин полковник? Александр Христофорович? — спросил вынырнувший из темноты всадник. — А мы уж заждались да волноваться стали.

— Все хорошо, — сказал Бенкендорф. — Можем ехать.

— До свидания, — сказал Трубецкой.

— Встретимся после войны? — со смехом спросил полковник.

— Да. В шесть часов вечера, — ответил Трубецкой.

Фразы из его прошлой жизни, цитаты из еще не написанных книг и не снятых фильмов постоянно лезли к нему на язык, он регулярно одергивал себя, обещал следить за своей речью, но снова и снова пытался цитировать что-нибудь из будущего.

— Именно — в шесть, — снова засмеялся Бенкендорф. — Пришлите завтра-послезавтра ротмистра, я представлю его в штабе… может, командующему, если успею. Пусть он по поводу оружия и пороха сам ходатайствует. Справится ведь?

— Справится, — ответил Трубецкой и собрался повернуть коня, возвращаться в деревню.

— Сергей Петрович! — окликнул его Бенкендорф.

— Что? — не сразу понял Трубецкой, потом сообразил, протянул руку. — До свидания, Александр Христофорович.

— До свидания, Сергей Петрович, — сказал Бенкендорф.

Его рукопожатие оказалось сильным и твердым.

«Такие дела, — тихо сказал Трубецкой. — Сатрап и душитель, — сказал Трубецкой. — Полковник понял и, похоже, принял. Это тебе не ротмистр Чуев, которому ничего не вобьешь в голову, если он упрется…»

Сейчас вернусь в деревню, подумал Трубецкой, а он устроит мне выволочку и по поводу раны, и по поводу того, что снова казнили пленных…

Это война, Сергей Петрович! Тут все должно быть по правилам. Если один начнет нарушать, то… Тут воевать нужно, а не казнить.

Да, воевать, господин ротмистр. Но и пытать и казнить, а вы как думали?