Белая акула - Бенчли Питер Бредфорд - Страница 13

Приблизившись к лодке с подвесным мотором, Длинный убавил газ и выключил передачу; они качались на холостом ходу в тридцати или сорока ярдах от чужого борта.

Один из ребят сидел в рыболовном кресле на корме, конец удилища находился в гнезде у него между колен. Удилище изогнулось почти до точки излома, и леска натянулась струной строго назад по ходу суденышка: акула была у поверхности, но еще в пятидесяти ярдах или более. Другой парень стоял впереди, у консоли, поворачивая штурвал и работая газом так, чтобы удержать корму лодки, направленной на акулу.

– Он на самом деле может поймать такую большую акулу на обычную удочку? – поинтересовался Макс.

– Если знает, что делает, – отозвался Чейс. – У него снасть на голубого тунца; леска, наверное, на шестьдесят или восемьдесят фунтов со стальным поводцом.

– Но ты сказал, акула весит тонну.

– Он все-таки может ее вываживать. Большие белые – невеликие бойцы, это не настоящая спортивная рыба. Они просто тянут и тянут, а потом сдаются.

Пока они наблюдали, мальчишка с удочкой попытался немного выбрать леску, но вес был слишком велик, и барабан катушки не выдерживал натяжения лески, стравливая ее даже на тормозе. Парню у консоли приходилось поэтому работать мотором на реверс, отходить назад к акуле, обеспечивая удильщику слабину, которую тот выбирал.

Как Чейс и опасался, ребята знали свое дело.

– Подойди поближе, – приказал он Длинному. – Я хочу с ними поговорить.

Длинный сманеврировал так, что корма их лодки оказалась в десяти ярдах от лодки рыбаков. Чейс прошел на корму и встал у транца.

– Что зацепили? – задал он вопрос.

– Челюсти, старик, – ответил парень у консоли. – Самая, к черту, здоровая белая акула, какую ты когда-нибудь видел.

– И что вы с ней будете делать?

– Поймаем... Продадим челюсти.

– Но как вы собираетесь втащить ее на такую маленькую лодку?

– А не нужно... Убьем и отбуксируем.

– А как убьете? Акула здоровая и разъяренная.

– Вот этой штукой, – парень потянулся под консоль и вытащил дробовик. – Нужно только подтащить его[11]поближе, чтобы наверняка прикончить одним выстрелом.

Чейс помолчал, раздумывая, а потом произнес:

– Вы знаете, что он – это она?

– Чего?

– Эта акула – самка, и она беременна. Мы следим за чей и изучаем. Если вы ее убьете, то убьете не только ее: вы убьете и ее детей, и детей ее детей.

– Это рыба, – огрызнулся мальчишка. – Какое мне, к черту, дело?

– Белые акулы очень редки, им даже грозит исчезновение. Я предлагаю вам сделку. Вы отпустите акулу...

– Да пошел ты! – закричал парень с удочкой. – Я тут надрываюсь...

– ...а я опубликую ваши имена в газете и сообщу, что вы помогли институту. Вы заработаете куда больше, чем если просто ее убьете.

– Даже не проси. – Удильщик бросил через плечо: – Сдай еще, Джимми. Она снова тянет леску.

Парень у консоли снова дал задний ход, и Чейс увидел, что угол наклона лески увеличился – лодка приближалась к акуле.

– Па, – сказал Макс. – Мы должны что-то сделать.

– Угу, – промычал Чейс, облокачиваясь на фальшборт и чувствуя, как внутри закипает ярость.

Вопрос заключался в том, что он не мог ничего сделать, во всяком случае легально: мальчишки не нарушили никакой закон. Однако он знал, что если позволит им убить акулу, то никогда не простит себе этого. Он повернулся и спустился вниз.

Когда Чейс вернулся, он нес маску и ласты, а к поясу были пристегнуты кусачки.

– Господи, Саймон, – выдавил из себя Длинный с ходового мостика.

– Где она, Длинный?

Тот ткнул рукой:

– Там, ярдах в двадцати, но ты же не...

– Она так устала и ошеломлена, что не обратит на меня внимания. Меньше всего она сейчас хочет кого-то съесть.

– И ты, конечно, в этом уверен?

– Конечно, – ответил Чейс, выдавливая улыбку и надевая ласты. – По крайней мере, я на это надеюсь.

– Па! – взмолился Макс, когда до него вдруг дошло, что собирается делать Чейс. – Не надо...

– Не волнуйся, Макс.

Чейс опустил маску на лицо и спиной вперед опрокинулся через фальшборт.

Штурвальный лодки с подвесным мотором увидел всплеск, когда Чейс свалился в воду, и закричал:

– Эй! Какого черта он собрался делать?

– То, что ты уже давно должен был сделать, – сообщил Длинный.

Парень поднял дробовик и взвел курок:

– Пусть вернется, или...

– Убери эту штуку, говнюк малолетний, – приказал Длинный голосом скучным и тяжелым, как кирпич, – или я поднимусь к тебе и заставлю ее сжевать.

Мальчишка посмотрел на огромную темную фигуру, словно башня возвышавшуюся на ходовом мостике лодки, куда более крупной, чем их собственная, и опустил ружье.

Чейс нашел леску, тянущуюся с лодки рыбаков, и проследил взглядом ее направление, пока не увидел акулу. Он сделал три или четыре глубоких вдоха на поверхности, задержал дыхание и отработал ластами вниз.

Акула прекратила сопротивление, потому что первыми рывками она запуталась в стальном поводке, а потом и в леске и сейчас была обмотана моноволоконными нитями, врезавшимися в ее плоть. Она лежала на боку, возможно, отдыхая перед последней тщетной попыткой вырваться, а может быть, уже обреченно готовая к смерти.

Чейс подплывал к ней, оставаясь в стороне от спутанной лески до тех пор, пока не смог дотянуться до акульего хвоста рукой.

Прежде он никогда не плавал в открытом море с большой белой акулой. Он обычно смотрел на них из защитной клетки, касался хвоста, когда они проносились снаружи мимо решетки, преследуя подвешенную приманку, наслаждался их мощью, но никогда не оставался с могучим хищником один на один.

Чейс позволил себе краткое прикосновение к гладкой как сталь шкуре на акульей спине, затем провел рукой «против шерсти», против зерна зубчатых составляющих кожи, – чувство было такое, словно он потерся о наждачную бумагу. Он нашел свой буксировочный крючок с крошечным передатчиком, все еще надежно закрепленный в шкуре за спинным плавником. Потом он нагнулся над акулой: ее глаз смотрел на него без страха или враждебности, но с пустой и безмерной отстраненностью.

Акулу обвивали шесть петель – стальная и пять моноволоконных, начиная с хвоста и до самых грудных плавников. Чейс завис над акулой, почти лег ей на спину, снял с пояса кусачки и одну за другой перерезал петли. Как только очередная группа мышц торпедообразного тела ощущала свободу, она начинала дрожать и пульсировать. Когда Чейс разрезал последнюю петлю, акула развернулась вниз, удерживаемая только проволокой во рту, которая вела к крючку в глубине брюха. Чейс сунул руку в акулью пасть и щелкнул кусачками.

Акула была свободна. Она начала погружаться вниз головой, и на мгновение Чейс испугался, не умерла ли она: прекращение нормального движения могло лишить жабры кислорода и таким образом задушить ее. Но потом хвост дернулся из стороны в сторону, акула перевернулась и открыла рот, когда вода заструилась в жабры. Она сделала круг, не выпуская Чейса из виду, и устремилась к нему.

Она приближалась медленно, неумолимо, ничуть не возбужденная и не испуганная; пасть была полуоткрыта, а хвост мощно толкал ее вперед.

Чейс не развернулся, не устремился прочь и не попятился. Он остался лицом к акуле, наблюдая за ее глазами и зная, что единственным предупреждением о неизбежном нападении будет поворот ее глазных яблок – инстинктивная защита от зубов и когтей жертвы.

Он услышал, как застучала кровь в висках, и почувствовал в конечностях выброс адреналина.

Акула приближалась к голове Чейса до тех пор, пока между ними не осталось всего четыре фута, потом вдруг перекатилась на бок, показывая снежно-белый живот, распираемый плодом, и ушла вниз, как истребитель на вираже, исчезнув в сине-зеленой глубине.

Чейс смотрел ей вслед, пока акула не скрылась из виду. Тогда он всплыл, жадно вдохнул несколько раз и направился к лодке. Подтянувшись из воды и усевшись на перекладине трапа, чтобы снять ласты, он отметил, что транец институтской лодки навис над корпусом посудины рыбаков, и услышал, как Длинный говорит: