Манекен (сборник) - Нестерова Наталья Владимировна - Страница 20

– Ты имеешь в виду постель?

– Не только. Сергей… он… надежный – вот, правильное слово. Я с ним впервые почувствовала, что мужчина, оказывается, может дарить удивительное чувство надежности, крепости, силы, уверенности.

«Этот-то пигмей!» – мысленно поразилась Эмма Леонидовна. И не могла вслух не защитить своего любимца:

– Ваня тоже крепкий и надежный! Он бы тебе никогда не изменил, не предал, был бы прекрасным семьянином.

– Наверное, только мне от этого ни жарко и ни холодно. А от одной мысли о Сергее жарко, в разлуке с ним – холодно.

– Почему ты расстроила свадьбу с Ванечкой? Тогда не говорила, теперь скажешь?

– Потому что от Ваниных поцелуев меня тошнит. Он замечательный друг, но и только. Спать с ним всю жизнь? Бр-р-р!

– Все-таки на первом месте у тебя секс, – с легкой укоризной проговорила Эмма Леонидовна.

– Секс у меня на том месте, на котором естественно должен находиться. Ну, не люблю я Ваню! Старалась полюбить, в том числе ради тебя с тетей Ниной старалась, – не выходит!

– Успокойся, никто тебя не заставлял.

«Еще как заставляли! – подумала Нина. – Все уши прожужжали».

– Мамочка, у тебя сложилось ошибочное представление о Сергее. Давай я тебе о нем расскажу?

То, что говорила Нина про Сергея, находило слабый отклик у Эммы Леонидовны. Рассуждения о его уникальном мировосприятии – для бедных. Он и есть бедный – необразованный верхолаз, с нестабильной зарплатой, травматичной профессией и неясным будущим. Восторги Нины – девичьи охи и ахи, грезы и преувеличения микроскопических достоинств. А жизнь, тем более с двумя детьми, требует стабильности и уверенности в завтрашнем дне. Чтобы муж регулярно приносил зарплату, не пил, не гулял и не висел на стенах небоскребов, рискуя упасть, свернуть себе шею и оставить жену нищей вдовой, а детей сиротами. Ни грана ответственности, надежности, о которой толковала Нина, Эмма Леонидовна в Сергее не заметила. Конечно, в ту единственную встречу она была шокирована самим фактом появления Сергея, приняла его за извращенца и наркомана. Спасибо, хоть в этом ошиблась! А как он Святое писание критиковал!

Сама не верующая, Эмма Леонидовна полагала, что человек, издевающийся над христианской моралью, нравственной базы не имеет и способен на дурные поступки. Ему ничего не стоит старика обидеть, у ребенка кусок хлеба отнять, украсть чужое, надругаться над святым и Родину продать. Только вольного программиста нам не хватало!

Вольным программистом был зять приятельницы и коллеги Эммы Леонидовны. Молодой человек, как рассказывала теща, спал до полудня, ночью гремел тарелками – питался, колотил по клавишам компьютера, курил, и табачную вонь тянуло по всей квартире. То сидел на безденежье, то получал кучу денег, которую дочь и зять бездумно и глупо тратили. «Зыбкий, неопорный человек», – говорила про зятя приятельница Эммы Леонидовны и очень переживала из-за ошибочного выбора дочери. Мужчина должен вставать утром, идти на работу, возвращаться усталым и голодным. Отдыхать в субботу и воскресенье, выполнять домашнюю мужскую работу, слегка выпивать в дружеской компании, ездить на рыбалку, охоту, ходить на футбол и хоккей, строить, перестраивать, ремонтировать дачу, которая, как известно, требует бесконечных работ. Утром в понедельник снова: встал, побрился, позавтракал – и на службу. А если мужчина в будни дрыхнет до двух часов дня, то веры ему нет, и опора он слабая. Можно возразить: артисты, художники и люди прочих творческих профессий. Они утром по гудку в заводскую проходную не спешат и в офис не боятся опоздать. Встречный вопрос: сколько среди них по-настоящему обеспеченных и успешных людей? Единицы! Основная масса – понурые бессребреники (назовем так неоцененные таланты) и разглагольствующие лежебоки (таланты отсутствуют напрочь).

Эмма Леонидовна, оставаясь верной слову, пыталась заставить себя увидеть хорошее в Сергее. Но получалось плохо, мысли возвращались к вольному программисту. Теперь и у них в доме поселится тип, который будет целыми днями валяться в постели и пускать табачные кольца в потолок? Да и появится ли?

– Подожди, Ниночка, – перебила она дочь, – ты замечательно расписываешь Сергея. Означает ли это, что он с восторгом или хотя бы достойно воспримет сообщение о твоей беременности, о двух детях, которых ты ему подаришь?

Болезненное, неприкрытое сомнение исказило лицо дочери.

– Вот и я этого боюсь, – вздохнула Эмма Леонидовна.

– Но, мама! – вяло сопротивлялась Нина. – Ты должна понимать, что наши отношения… в общем, еще не дошли до стадии разговоров о женитьбе.

«Как жаль, что не дошли!» – подумала Нина, которая совсем недавно с недоумением восприняла бы предложение руки и сердца от Сергея. А сейчас ей казалось, что он смалодушничал.

И мама была того же мнения:

– До разговоров не дошли, а детей наделали!

– Это еще не дети.

– А что, позволь спросить?

– Предыдущие стадии эмбрионов, рыбки, земноводные.

– Это Сергей твой земноводное.

– Мама!

– Ладно, молчу, извини! Значит, будем ждать, как изволит отреагировать… – «его верхолазное величество», – хотелось съязвить Эмме Леонидовне, но она удержалась, запнулась и поправилась: – как Сергей воспримет эту новость?

– В конце концов, он не обязан прыгать от счастья. Я ведь тоже не на седьмом небе от радости.

– Между вами есть маленькая разница. Сергей может вильнуть хвостом, сделать ручкой, и поминай как звали. А ты никуда не денешься от ответственности, которую на себя взвалишь. Нина, сейчас, говорят, хорошо делают аборты под наркозом, не больно и без последствий.

– Знаю, мама. У меня еще есть время.

Не поймешь бабушку Эмму, горевали двойняшки. Они поначалу возликовали – бабушка за них, даже готова папочку принять. В то, что они рыбы недоразвитые, не поверила. А потом скатилась до подталкивания мамочки к аборту. Самой до сих пор кошмары снятся про нерожденных близнецов.

– Она рассуждает как мать, – сказала Женя.

– Лучше бы – как бабушка, – возразил Шурка. – Что меня бесит: решают нашу судьбу, нас не спросив. Не задумываясь!

– Шур, они задумываются.

– Не о том! Взять, например, стариков. Что они собой представляют с биологической точки зрения? Совокупность органов, подвергающихся распаду и умиранию. Но придет ли кому-нибудь в голову стариков уничтожать?

– В Спарте стариков и калек…

– Я про сегодняшний день! Не перебивай. С другой стороны подойдем. Что такое мы, зародыши? Сгустки ткани с непрерывно нарождающимися, делящимися и дифференцирующимися клетками.

– Ты говоришь как настоящий ученый! – расщедрилась на похвалу Женя.

– Где логика? – воскликнул Шура-ученый. – Почему умирающий организм убивать нельзя, а растущий – можно?

– И никакой обратной связи! – подхватила Женя. А был бы такой аппарат: приставляешь к мамочкиному животу – и все видишь, и разговариваешь с нами. И видит мамочка, не какие мы сейчас козявки, а смутно прекрасные в перспективе.

– Ненаучно. При современном развитии техники недостижимо.

– Но на УЗИ нас демонстрировали! – возразила Женя. – А если бы нашим предкам в прошлых столетиях сказали, что можно видеть зародышей на экране прибора, бабушки и дедушки у виска бы покрутили – бред сумасшедшего. Твоя наука хоть и не стоит на месте, но топчется!

– Ты слишком много хочешь. «Прекрасные в перспективе»! Я к идее машины времени отношусь скептически. Но вот импульсы ловить! Издаем же мы импульсы, ёшкин корень, когда болтаем!

Женя принялась мечтать, как она разговаривала бы с мамочкой и с папочкой, когда он мамочку обнимает. Они бы ей песенки пели и стишки читали…

– Стишков и песенок мы еще наслушаемся! – перебил Шура, который невольно поддался мечтам. – А сейчас могли бы донести утерянную информацию об исторических событиях и предках. Я бы рассказал папочке про дедушку Ренгвальда-викинга. Он был настоящим героем! Поднимал на меч противника и откидывал в сторону. В боях ему не было равных.