Вспомнить все - Тарасенко Вадим - Страница 52

Шестьдесят километров от Киева.

Объект «Ясный» Службы безопасности Украины.

19.10 по местному времени.

– Сергей Павлович, если я любимец, любимец Бога, то почему… – Борис замер, затем, собравшись с силами, твердо закончил: – То почему у меня отец заболел синдромом внезапного сумасшествия? Ведь он же знает, что отец для меня самый дорогой человек на свете. Или Бог ревнует, забирая самых дорогих для меня людей? Сначала мать, умершую при моих родах и которую поэтому я даже не знал, потом отца. – Молодой человек вскочил с кресла и вплотную подошел к сидящему в другом кресле академику Хохлову.

– Не богохульствуй, Борис, – фраза прозвучала резко, хлестко, совсем неожиданно для обычно мягкого Хохлова.

Лицо Ковзана пошло красными пятнами. Закушенная нижняя губа как замок для готового вот-вот сорваться жесткого ответа.

– Боря, не надо, – уже значительно мягче продолжал пожилой человек. – Не надо терять голову даже тогда, когда с близкими случается беда. Не ты первый и не ты последний. И обижаться на Бога просто глупо. А обижаться, говоря, что ты его любимец, к тому же даже некрасиво. Сядь.

Красные пятна на лице Бориса слились воедино.

– Извините, Сергей Павлович, – после долгой паузы наконец выдавил он из себя, – я потерял контроль над собой. – Тяжело ступая, Ковзан вернулся в свое кресло.

– Я это понимаю, Боря.

– Он так ждал меня. Ради этого он сумел даже перехитрить Главный компьютер ООН… Но Бога не перехитришь, – горько закончил Ковзан и склонил голову.

– Боря, когда из-за неисправности разбивается самолет и погибают люди, кого винят? Бога или авиационного техника?

– Но мой же отец не разбился на самолете! Он заболел СВС!

– А при чем тут Бог? Привыкли во всех своих несчастиях обвинять Бога. Мол, что я сделаю? Так Бог захотел. Эдакий всеобщий мальчик для битья и всесильное существо одновременно. А тебе не приходило в голову прикинуть необходимый объем системы, способный на сотни и тысячи лет вперед просчитать все поступки всех людей – живших, живущих и еще не родившихся?

– Что вы хотите этим сказать, Сергей Павлович?

– Что Бог, направляя человечество по нужному ему пути, ведет себя как хороший менеджер – не разрывается между всеми людьми, а воздействует или создает ключевые фигуры – людей, задающих Путь. А те уже ведут всех остальных. И люди, которым выпала роль ключевых, становятся поистине неуязвимыми. Поэтому Цезарь, создатель Римской империи, мог безбоязненно сколько угодно первым бросаться в бой, воюя в Галлии. И Наполеон, пока не перекроил Европу, мог сколько угодно подставляться под ядра и пули. Тот же Гитлер был неуязвим и спокойно мог пережить более пятидесяти покушений на себя, пока не отыграл свою роль. А все несчастья, впрочем, как и радости, возникающие у обычных людей, – это не Божий промысел, а обычные статистические законы, обусловленные физиологией человека и развитием цивилизации. Например, увеличение средней продолжительности жизни скорее связано с улучшением питания и медициной, то есть техническим прогрессом, чем с волей Бога. А если следовать логике Библии, то все должно быть наоборот. Человечество только накапливает грехи – все более изощренные массовые убийства при помощи все более изощренного оружия, все более увеличивающаяся гордыня и вера в свое всемогущество, а не в Божию милость. А между тем живем мы больше своих предков… и более комфортно, сладко живем. – Хохлов иронично усмехнулся. – И Страшного суда все нет и нет. А Адам и Ева были изгнаны из Рая и лишены бессмертия всего лишь за один проступок.

– Новая концепция Бога? – теперь иронично усмехнулся молодой человек.

– Если концепциями называть Старый и Новый Заветы, то да.

– И куда же нас Бог ведет? Я-то думал, что избранных в Рай, остальных в небытие.

– У меня, Борис, на этот счет есть несколько мыслей. Но это не сейчас. А сейчас… а сейчас давай поговорим о твоем отце.

– Синдром внезапного сумасшествия неизлечим, – холодно и резко ответил Борис. – И пусть это не воля Бога, но результат остается тем же – моего отца как личности больше не существует. Вместо него… – молодой человек запнулся и лишь молча махнул рукой. В его глазах блеснули слезы.

– Пока неизлечим. Все тяжелые болезни, рано или поздно, переходят из разряда смертельных в более оптимистическую категорию. Рак, СПИД. Сердечные болезни уже вообще чуть ли не скатились в обширный разряд легких недомоганий.

– Рано или поздно… А сейчас еще даже непонятна природа этого чертового СВС. Как же его тогда лечить?

– Боря, я, конечно, не медик, а только физик. Но, по-моему, я понял природу этого заболевания.

Пекин. Международный аэропорт «Шоуду».

14.10 по местному времени.

Свистящий гул взлетающего самолета на несколько мгновений накрыл торопливый, горячечный шепот:

– Господин Бянь, против нас китайцы что-то затевают. Какую-то провокацию. Зачем они всунули в самолет лишний контейнер? Что в нем?

– Ньян, давай попытаемся отсюда спокойно улететь… А там видно будет, – директор цирка старался не встречаться взглядом со своим подчиненным. – Прилетим домой, а там посмотрим.

– Но господин директор, а если в том контейнере наркотики или еще что-нибудь? И наши таможенники это обнаружат? За контрабанду наркотиков – расстрел. Как только мы прилетим в Тайбэй, я сразу же сообщу обо всем властям. Я отец двоих детей, и я…

– Объявляется регистрация на чартерный рейс К-567 Пекин-Тайбэй, отправлением в пятнадцать часов десять минут, – мелодичный женский голос прервал взволнованный шепот тайванца.

– Пошли Ньян, в самолете все и обсудим.

«Черт бы побрал этих китайцев. Подменить незаметно контейнер и то не могут. И что теперь делать? Хорошо же я буду выглядеть, когда в моем реквизите обнаружится тонна золота», – пройдя универсальный детектор, Бянь Чжан раздраженно шагал к аэродромному автобусу, искоса поглядывая на семенившего рядом с опущенной головой Ньян Вея.

Ярко-красный автобус практически бесшумно покатил труппу тайваньского цирка к громадине «China-200».

«Господи, а если в этом чертовом контейнере точно наркотики? А я ответственный за перевозку груза. Под всеми документами стоит моя печать. Тогда суд и расстрел – на Тайване не церемонятся с теми, кто уничтожает самую большую ценность – здоровье нации. Нас слишком мало по сравнению с материковыми китайцами, и мы не можем себе позволить роскошь платить жизнями за одну из обратных сторон демократии», – Ньян Вей взволнованно смотрел на бегущую за окном однообразную бетонную гладь.

Мимо автобуса, обгоняя его, скользнула машина технического обслуживания аэропорта.

«А тут еще свадьба дочери. А если суд? Какая тогда свадьба. Кто захочет брать в жены дочь наркокурьера. И будущих внуков я уже никогда не увижу», – тайванец настолько живописно нарисовал перед собой картину своего будущего падения, что не заметил, как автобус тем временем подкатил к просторной трубе трапа самолета. – «Нет, как только прилетим в Тайбэй, сразу же сообщу обо всем властям. Пусть это даже вызовет неудовольствие господина Бяня… А ведь он что-то темнит. Услышав о лишнем контейнере, он все время пытался свернуть этот разговор, будто он ему неприятен. А он должен был заинтересоваться этим», – эта мысль была настолько неожиданна, что Ньян Вей даже приостановился прямо на выходе из автобуса. Его взгляд уперся в спину идущего впереди директора цирка. Тот, словно что-то почувствовав, обернулся. На несколько мгновений встретились два испуганных мужских взгляда. Встретились, чтобы тут же разлететься в стороны, как столкнувшиеся бильярдные шары.

«Неужели и Бянь Чжан замешан в этой истории с контейнером?» Ноги будто стали ватными, сразу трудно стало дышать. Ньян Вей физически ощутил смертельную опасность, исходящую от окружавшего его мира. Зев трапа, будто втягивающий его внутрь этого воздушного монстра со зловещим контейнером в своем брюхе. Его коллеги по работе, которых словно сглатывал этот зев прозрачной трубы, казалось, своим поведением словно заманивают его внутрь, откуда он уже никогда не выйдет. А из этого ярко-красного автомобиля, обогнавшего их на летном поле, тайванцу мерещились чьи-то глаза, внимательно наблюдавшие за ним.