Копье Пустыни - Бретт Питер - Страница 7

Джардир пожал плечами.

– Хорошо, что завтра Ущерб, – добавил Аббан. – Можно провести пару дней дома.

Джардир взглянул на гипс, сгорая от стыда. Этого не скроешь от матери и сестер. Пробыл в шарадж всего цикл и уже опозорил родных!

Говорили, что в три дня Ущерба Най сильнее всего. Мальчики в пору Ханну Паш проводили это время дома, со своими семьями, чтобы отцы взглянули на сыновей и вспомнили, ради кого сражаются по ночам.

Но отец Джардира погиб, и к тому же Джардир сомневался, что являет собой повод для гордости. Его мать, Кадживах, притворилась, будто ничего не заметила, но сестры оказались не столь тактичны.

Среди най’шарумов Джардир привык ходить в одном бидо и сандалиях. Среди сестер, закутанных в коричневые платья с головы до ног, так что видны были только руки и лица, он чувствовал себя голым, и ему было нечем прикрыть гипс.

– Что у тебя с рукой? – спросила его младшая сестра Ханья, едва он вошел в дом.

– Сломал на тренировке.

– Как? – спросила старшая сестра Аймисандра, любимая сестра Джардира, и положила ладонь на здоровую руку.

Ее ласковое прикосновение раньше утешило бы Джардира, но теперь десятикратно усилило его стыд. Он отдернул руку.

– Мы занимались шарусаком. Ерунда.

– Сколько мальчишек на тебя напало? – спросила Ханья, и Джардир вспомнил, как избил на базаре двух старших ребят за то, что один из них дразнил малышку. – Спорим, не меньше десяти!

Джардир нахмурился.

– Один, – отрезал он.

Хошвах, средняя сестра, покачала головой.

– Наверное, он был десяти футов ростом.

Джардир был готов сорваться на крик.

– Хватит докучать брату! – прикрикнула Кадживах. – Приготовьте ему место за столом и оставьте в покое.

Ханья сняла с Джардира сандалии, а Аймисандра поставила во главе стола деревянную скамью. Подушек не было, но она застелила ее чистой тканью. Джардир месяц сидел на голом полу шарадж, и теперь даже это казалось роскошью. Хошвах поспешно поставила на стол выщербленные глиняные миски, которые Кадживах наполнила дымящимся варевом.

Обычно семья Джардира ужинала простым кускусом, но Кадживах откладывала понемногу от пособия и в Ущерб кускус всегда был приправлен и сдобрен овощами. В этот первый домашний Ущерб Ханну Паш Джардир нашел в своей миске даже несколько жестких кусочков подозрительного мяса. Джардир давно не ел досыта, и кускус благоухал материнской любовью, но не лез Джардиру в горло, особенно когда мальчик обнаружил, что в мисках матери и сестер мяса нет. Он заставил себя проглотить ужин, чтобы не обидеть мать, но ему пришлось есть левой рукой, изнемогая от стыда.

После ужина они молились все вместе, пока с минаретов Шарик Хора не донесся крик, возвещавший наступление сумерек. По закону Эведжана все женщины и дети должны были после этого спуститься вниз.

Меченый подвал с засовом имелся даже в жалкой глинобитной лачуге Кадживах. Из подвала открывался ход в Нижний город – огромную сеть пещер, которая соединяла все Копье Пустыни на случай прорыва.

– Идите вниз, – велела Кадживах дочерям. – Мне нужно поговорить с вашим братом наедине.

Девочки повиновались, и Кадживах подозвала Джардира в угол, где висели копье и щит его отца.

Оружие, как всегда, воплощало немой укор. Джардир остро чувствовал тяжесть гипса, но еще сильнее его тяготило другое. Он взглянул на мать:

– Дама Хеват сказал, что отец умер бесчестно.

– Значит, дама Хеват не знал твоего отца так, как знала я. Твой отец говорил только правду и ни разу не поднял на меня руку, хотя я родила ему трех дочерей подряд. Благодаря ему моя утроба и ваши животы не пустовали. – Мать заглянула в глаза Джардиру. – В этом не меньше чести, чем в убийстве алагай. Повтори это под солнцем и запомни.

Джардир кивнул:

– Повторю.

– Ты теперь носишь бидо. Это значит, что ты больше не мальчик и не можешь спуститься с нами. Ты должен ждать у двери.

Джардир кивнул:

– Я не боюсь.

– И напрасно. В Эведжахе говорится, что в полнолуние Алагай Ка, отец демонов, бродит по Ала.

– Даже он не пройдет мимо воинов из Копья Пустыни!

Кадживах встала и сняла со стены копье Хошкамина.

– Возможно. – Она вложила копье в здоровую левую руку сына. – Но если пройдет, на тебя вся надежда.

Джардир потрясенно взял оружие. Кадживах кивнула и спустилась к его сестрам. Джардир немедленно перебрался к двери и, вытянувшись в струнку, прокараулил всю ночь, как и две следующие.

– Мне нужна жертва, – сказал Джардир. – Когда дама’тинг снимет гипс, придется вернуться в очередь.

– Можно застолбить местечко вместе, как раньше, – предложил Аббан.

Джардир покачал головой:

– Если я воспользуюсь твоей помощью, меня сочтут слабаком. Я должен показать им, что исцелился и стал сильнее, не то меня заклюют.

Аббан кивнул, размышляя:

– Ты должен встать ближе к похлебке, чем раньше, но не настолько близко, чтобы разозлить Хасика и его дружков.

– Ты рассуждаешь как купец.

Аббан улыбнулся:

– Я вырос на базаре.

Следующие несколько дней они пристально следили за первой половиной очереди. Мальчишки здесь были на несколько лет старше Джардира и намного крупнее. Друзья наметили жертв и принялись внимательно наблюдать за ними на тренировках.

Занятия шли своим чередом. Гипс удерживал кости на месте, пока Джардир преодолевал полосу препятствий. Наставники понуждали его упражняться с копьем и сетью левой рукой. Особого отношения он не видел, да и не желал. Плетка гуляла по его спине не реже, чем прежде, и Джардир был этому рад. Он приветствовал боль, зная, что каждый удар доказывает, что он не слабее других, несмотря на сломанную руку.

Шли недели, Джардир трудился в поте лица, оттачивал шарукины при каждой возможности и мысленно повторял их перед сном. Неожиданно он обнаружил, что может кидать и бить левой рукой не хуже, чем правой. Он даже приспособился колотить противников гипсом, приветствуя боль, подобную порыву горячего пустынного ветра. Он знал, что, когда дама’тинг наконец срежет гипс, он станет сильнее, чем прежде.

– Как насчет Джурима? – предложил Аббан в последний вечер перед снятием кокона. – Он высокий и сильный, но не помнит, чему его учили, и берет нахрапом.

Джардир кивнул:

– Возможно. Он медлителен, и никто не посмеет бросить мне вызов, если я его побью, но я бы выбрал Шанджата. – Он указал на худого парня, который стоял в очереди перед Джуримом.

Аббан покачал головой:

– Не смотри, что он тощий. Шанджат не просто так стоит перед Джуримом. Он орудует руками и ногами, как плеткой.

– Но ему не хватает точности. И он теряет равновесие, если промахивается.

– А это бывает редко, – предостерег Аббан. – Джурима ты победишь скорее. Если слишком рьяно торговаться, испортишь всю сделку.

Когда в середине утра следующего дня Джардир вернулся из шатра дама’тинг, мальчишки уже выстроились в очередь за похлебкой. Джардир глубоко вдохнул, размял правую руку и направился прямо в середину. Аббан уже занял свое место ближе к концу. Он не станет помогать, как и договаривались.

Джардир, как наяву, услышал голос отца: «Волки выбирают самого слабого верблюда», – и этот простой совет прогнал страх.

– А ну пошел в конец, калека! – рявкнул Шанджат.

Джардир широко улыбнулся.

– Да воссияет над тобой Эверам за то, что придержал мне местечко, – сказал он.

Шанджат неверяще уставился на него: он был на три года старше Джардира и намного крупнее. Он на мгновение замешкался, и Джардир ударил его, выбив из очереди.

Шанджат покачнулся, но он был проворен и устоял, взметнув облако пыли. Джардир мог сделать подножку и ударить, пока противник шатается, но для того, чтобы прекратить разговоры о том, что из-за перелома он стал слабаком, просто победить было мало.

Раздались радостные крики, и очередь замкнулась кольцом. Изумление на лице Шанджата сменилось гримасой ярости, и он бросился на противника.