Одержимый волшебством. Черный Трон - Желязны Роджер Джозеф - Страница 5

Они прислонили дорожные мешки к стволу могучего дуба, все еще влажного от утренней росы, и сделали привал. Утренняя дымка, молочной белизной окутавшая все пространство, доживала последние мгновения. Поднимающееся из-за склона горы солнце вступало в законные права и уже объявило о себе ярким румянцем зари. Откуда-то сверху слышались первые пробные аккорды птичьих трелей.

— К вечеру ты сможешь уже выйти на равнину, — сказал Поль, глядя на встающее солнце. — Ты на несколько дней раньше преодолеешь горы. А у меня будет лишь короткий переход по поляне, затем снова бесконечное карабканье по горам. Ты уже будешь греться на берегу и наслаждаться легким морским бризом, а мне — дураку брести и брести. Ладно, удачи тебе и еще раз спасибо…

— Побереги слова, — ответил Маусглов, — я иду с тобой.

— На Балкин?

— Все равно.

— Но почему?

— Я очень любопытный. Мне не терпится узнать, чем все это кончится.

— Естественно, хорошо.

— Ты сам не веришь в это, иначе бы не пошел. Идем! Не пытайся отговорить меня. Возможно тебе повезет.

Маусглов закинул мешок за спину и заспешил влево. Вскоре Поль нагнал его. Солнце наконец показалось из-за могучих горных хребтов, и день распахнул свои объятия. Впереди них весело заскакали тени.

На ночь они расположились на подстилке из сосновых веток. Полю приснился странный сон, такие сны никогда раньше не посещали его. Все смешалось в единый клубок. Ясность и сознательность переплелись с прошлыми событиями и, словно кривое внутреннее зрение, исказили реальность. Во сне чувствовалось зловещее предзнаменование. Но это предчувствие угрозы было облечено в форму злой шутки.

Семь бледных огоньков в медленном танце кружили над его головой, призывно маня, они взывали к его душе, приглашали присоединиться к ним. Он медленно покинул свое тело и бледной бестелесной тенью встал рядом с ним. Огоньки блеснули и покинули землю. Он последовал за ними к верхушкам деревьев и дальше, выше. Они вели его к северу, все выше и выше скользя к облакам, манящим своей белизной. Внизу словно детские песчаные замки, виднелись горы. Но вот и они скрылись из виду. Вокруг него завывали ветры, мимо проносились черные тени. Он мчался все быстрее, все, что окружало его, словно темная рябь, летело в обратном направлении. Шум ветра превратился в оглушающий рев, хотя он не чувствовал ни холода, ни силы его порывов.

Наконец перед ним замаячил огромный черный силуэт. Он напоминал большую гору, то здесь, то там украшенную блестящими огоньками; высокие стены, узорчатые башни. Во всем чувствовалась мощь и неприступность. Это был замок, не меньше Рондовала, только процветающий, не запущенный.

Странный полусон-полуявь на мгновение прервался, он замерз, прохлада ночи напомнила ему о реальности своим холодным дыханием. Он стоял перед массивной двухстворчатой дверью, обитой железом, и запертой на тяжелые засовы и замки. На железе была вычеканена огромная змея, ее тело было пробито гвоздями. Над дверями было подвешено чучело большой серой птицы. Он не знал, где находится, но все ему казалось до боли знакомым — будто он уже бывал здесь в своих снах, но забыл. Он едва заметно качнулся вперед и тут же почувствовал легкое дуновение, словно Ворота окружала невидимая аура, реагирующая на малейшие его движения.

Как по мановению волшебной палочки в обеих руках его зажглись огни. Факелы горели сами по себе, без источника. Им овладело непреодолимое желание войти внутрь, но он не знал, как открыть загадочные Ворота. Двери выглядели массивными и неприступными…

Он проснулся, одолеваемый холодом и волнением. Подбросив на подстилку еще веток и поплотнее укутавшись плащом, он снова лег. Утром он хорошо помнил сон, но не стал рассказывать о нем. Следующей ночью он снова вернулся к нему…

Он опять стоял перед неприступными Воротами; забытые ощущения путешествия до Ворот вновь наполнили его, пополнившись некоторыми новыми впечатлениями. Теперь он стоял, высоко подняв руки и чертя древнее заклинание, открывающее калитки. Они, нехотя, повиновались. Дверцы дернулись и со скрипом чуть-чуть разошлись. Холод дохнул ему в лицо. Он двинулся в открывающееся пространство…

Каждую ночь на протяжении первой недели пути он возвращался в свой сон, идя дальше и дальше. Огоньки больше сопровождали его, оставшись за Воротами. В полном одиночестве он бродил по чужой местности — серой и бронзовой, черной и коричневой — погруженной во мрак, черное небо тяжелым пологом нависало над головой. Лишь редкие красные всполохи указывали на то, где должен быть восток. Это было царство камня и теней, песка и тьмы, холодных, пронизывающих ветров, внезапных огней и скуки. Все, что окружало его, вяло вползало в его память, откликаясь равнодушными воспоминаниями. Это было царство зловещего, все чувствующего света, темных пещер и разрушенных статуй чудовищ и масок. Где-то в глубине, маленькая частичка его души горько жалела его, остальная часть его духа наслаждалась…

На следующую ночь он увидел обитателей — грубые чудовища, покрытые чешуей; нескладные, неуклюжие пародии людей с длиннющими руками — они ползли, скакали, преследуя одинокого человека, убегающего от них, на лице человека застыло презрение и отвращение.

Человек пробежал между двумя каменными колоннами и, обнаружив, что попал в тупик без выхода, дико закричал. Твари окружили его. Уронив его на землю, они принялись плакать и стенать над ним. Затем что-то пробормотали и начали сдирать кожу с человека; земля потемнела под ними.

Внезапно одно из чудовищ пронзительно взвизгнуло и ринулось вон от ужасного сборища. Его длинная чешуйчатая рука превратилась во что-то короткое и бледное. Ругаясь и дразня, твари схватили убегающего собрата. Удерживая его, они вновь обратились к тому, что лежал на земле. Сомкнувшись и подавшись вперед, они образовали вокруг них плотное кольцо. То, что лежало на земле, перестало быть чем-то человеческим. В тоже время он еще не был чем-то неузнаваемым.

Окруженный их зловонным дыханием он потихоньку менялся, становился все крупнее, что-то мерзкое стало проглядывать в его облике. Другое чудовище, которое стремилось вырваться, наоборот, стало усыхать, сжиматься. Его покров стал светлее и мягче. Он приобретал все более странные черты.

Это было что-то знакомое. Он становился человеком по облику и в целом.

Твари, которые теперь вместо себе подобного держали человека, толкнули его и он упал. Тем временем дьявольский оборотень тоже остался один. Твари уползали, покидая их. Оборотень судорожно дергал конечностями, силясь встать.

Новоявленный человек с трудом поднялся на ноги, споткнулся, потом с воем бросился вперед к колоннам. В тот же момент темные твари ответили ему пронзительным воплем, затем расталкивая и царапая друг друга, погнались за убегающим превращением, который совсем недавно был одним из них.

Поль проснулся, услышав громкий смех. А пробудившись, понял, что это его собственный смех. Сон оборвался слишком внезапно, и он долго лежал без сна, наблюдая сквозь ветви деревьев за плывущими в лунном блеске облаками.

Следующий день они проехали в кибитке фермера и его сына. Полдороги с ними проехал и мелкий коробейник. На протяжении всей следующей недели им не встретился ни один путник, идущий в том же направлении. Лишь однажды они столкнулись с купцом и врачом, едущими в противоположном направлении. Но одним теплым солнечным вечером впереди них замаячили пыльные, темные фигуры.

Лишь ближе к ночи им удалось нагнать группу путешественников. Процессия состояла из старого колдуна Ибала Шенсона, двух его учеников, Нарфа и Шахая, и десяти слуг — четверо из них несли кресло, на котором восседал Ибал.

Поль обратился к Нарфу — невысокому худому усатому пареньку, он шел в самом конце, замыкая шествие.

— Приветствую вас, — сказал он.

Правая рука человека описала едва уловимую полуокружность, когда он оглянулся на голос.

Так случалось довольно часто, едва столкнувшись с проявлениями Магии, внутреннее зрение Поля рефлективно включалось в игру. Он увидел слабо мерцающую серую нить, которая, образовав петлю на конце, медленно двигалась к его голове. Он поднял руку со слабо пульсирующим родимым пятном и отбросил нить.