Право на рождение. Дилогия (ЛП) - Зевин Габриэль - Страница 38

Но я просто не могла. Я думала о моих родителях на небе или в аду, и я думала о Боге. Когда-то папа сказал, что если ты не знаешь, во что веришь, то будешь пропащей душой. И этой ночью я поняла кое-что очень важное. Легко было защищать свою девственность от Гейбла, потому что я никогда его не хотела; другими словами, не было искушения. Но в случае с Вином было гораздо сложнее придерживаться своих принципов.

Той ночью мы говорили о сексе, о моих религиозных воззрениях и так далее. И я сказала ему, что я не хочу заниматься сексом до тех пор, пока не выйду замуж, и он сразу же ответил:

— Так давай поженимся.

Я в шутку ударила его:

— Ты так сильно хочешь секса?

— Нет, он у меня уже был.

— Мне шестнадцать! И мы едва знаем друг друга.

Он взял мое лицо в ладони и посмотрел мне в глаза:

— Я знаю тебя, Аня.

Возможно, он был серьезен, но я решила пошутить:

— Ты женишься на мне, только чтобы позлить твоего отца.

Он ухмыльнулся.

— О да, это будет приятным дополнением.

— Почему ты его не любишь? Он кажется неплохим человеком.

— Если видишь его не больше пяти минут, — пробормотал он. — Думаю, ты заметила, что он ужасно честолюбив.

— Верно. И мой отец тоже был таким, правда, в другом направлении. Но я все же любила его.

— Он… — начал Вин, но остановился. — Я восхищаюсь отцом. Он вышел ниоткуда, вырос в сиротском приюте, его родителя погибли в автокатастрофе, но он выжил. Он думает, что я слишком слаб, но кто может тягаться с человеком с такой судьбой?

Он посмотрел на меня:

— Ты могла бы, верно? Моя бедная смелая девочка.

И он поцеловал меня в лоб.

Я сказала, что не хочу говорить о себе.

— Почему он считает тебя слишком слабым?

— Потому что давным-давно у меня были неприятности… глупая подростковая фигня. Я бы рассказал тебе, но мне стыдно.

— Теперь ты точно должен мне рассказать!

— Нет, мне стыдно, милая, и в любом случае это не слишком интересно. После смерти моей сестры я был полностью измучен, это было худшее время в моей жизни. Отец счел это слабостью, а мать меня оправдала.

— Как твои родители ладят друг с другом?

— Папа говорит, что единственный человек, который когда-либо любил его, это мама.

— Она кажется очень милой, — сказала я.

— Так и есть. Но отец высмеивает ее. Она не обращает внимания, но я так не могу. Я имею в виду, как я могу уважать такого человека?

И он спросил меня, смеялся ли мой отец над моей матерью.

Несмотря на многие недостатки моего отца, невозможно было и вообразить, чтобы он так себя вел. Я сказала Вину, что я точно не знаю, что я была слишком мала, но я сомневаюсь.

— Он верил в брак, — сказала я.

— Отец тоже верит, но это не удерживает его от такого поведения. Я никогда не буду обращаться так с тобой, Анни.

Я это и так знала. В таких вещах он был идеален.

Я могла бы говорить о Вине часами, но честно говоря, меня тошнило от болтовни. Папа всегда говорил, что если человек встретил свое счастье, лучший выбор — сохранить его только для себя. Вин, похоже, был самым счастливым событием за всю мою жизнь. (Пойдите в туалет и засуньте два пальца в рот, если хотите.) Но да, в то время я была счастлива. Я словно стала одной из тех девушек, которых всегда презирала, и поняла, что единственная причина, по которой я их ненавидела, — зависть. Клише? Да, несомненно, но все же это было правдой.

(В сторону: должно быть, вы спрашиваете, а что с работой Лео? Что там дальше с отравленным шоколадом? А что с татуировкой на лодыжке? А как здоровье бабули и кошмары Нетти? У Ани появился новый классный парень, но это не значит, что надо забыть обо всем и всех в этом мире!

По правде говоря, на заднем плане происходили совершенно определенные (и важные) вещи, но в то время я не обращала на них внимания. Даже когда я заново прокручивала в голове все, что случится в последующие месяцы, я бы не отказалась от этих глупых, счастливых, милых, одновременно бесконечных и конечных дней, когда моя голова была словно в тумане.

Поправка: один раз я подумала о татуировке на моей лодыжке. Мы были в моей комнате, Вин поцеловал ее, сказал, что она довольно милая, и спел мне песню про татуированную женщину.)

XIV

Меня заставляют подставить другую щеку

Яне разговаривала со Скарлет в течение всех зимних каникул. Пожалуй, за всю историю нашей дружбы это был самый долгий период, когда мы не разговаривали. Я не видела ее вплоть до урока фехтования в первый день семестра. Во время растяжки она не спрашивала о моих отношениях с Вином и почти не говорила со мной. Скарлет явно сердилась на меня, и мне надо было загладить свою вину.

— Итак, — пошутила я, когда мы разбились на пары, — может быть, ты уже слышала? Я завела себе парня.

— Да. Я не видела тебя целую вечность, но хотя бы узнала сейчас почему, — сказала Скарлет, делая выпад. — Конечно, я бы предпочла получать такие новости не из газет! Отличные фотографии, кстати.

Она снова сделала выпад в мою сторону, и движение было более жестким, чем обычно во время наших тренировок.

— Обоюдный укол! — прокричала я.

— И?

— И мы обе выиграли очко, — сказала я.

— Как ты узнала? — Скарлет задыхалась.

— Потому что занималась фехтованием два с половиной года.

Она рассмеялась.

— Право, когда-нибудь мне стоит узнать побольше о фехтовании.

Она опустила рапиру.

— А если серьезно, почему ты мне не сказала?

— Ты была занята пьесой и своим новым парнем.

— Все кончено. Это был рабочий роман — по крайней мере, так он сказал, когда разорвал отношения. Но такова театральная жизнь, я предполагаю.

Я сказала, что мне очень жаль.

— Тебе стоило мне позвонить.

— Я хотела, но потом я узнала про вас с Вином и ужасно разозлилась, так что решила, что не буду. Анни, я была не настолько занята, чтобы не захотеть слушать о вас с Вином. Мы обедали вместе каждый день, и каждый день видели друг друга на репетициях, и каждый день вместе ездили на автобусе домой, и мы…

— Я знаю, мне очень жаль. Я честно решила, что никому ничего не расскажу, думала, так будет проще.

— Но с моей точки зрения, ты врала мне каждый раз, когда видела меня. А в тот день, когда вы вышли из чулана? Я тебе всецело доверяла, а ты разыграла меня, как дурочку. А я бы никогда так с тобой не поступила, ведь ты моя лучшая подруга.

Она была права. Мне следовало сказать ей.

— Мне действительно очень стыдно.

Скарлет вздохнула:

— Извинения приняты.

Когда мы переодевались после фехтования, она повернулась ко мне и сказала:

— Можно сказать? Я знаю, что твоя жизнь очень трудная, гораздо труднее, чем когда-либо была моя, даже учитывая то, что у меня нет парня, который спасал бы мне жизнь. Но быть твоим лучшим другом — тоже не самая простая в мире вещь. И, думаю, я пережила вместе с тобой очень тяжелые времена, верно?

Я кивнула.

— Так что когда у тебя случается что-то хорошее, я бы тоже хотела об этом знать. Я бы хотела быть с тобой и в счастье тоже.

Слова Скарлет заставили меня покраснеть от стыда. Я действовала легкомысленно.

Когда мы пришли на обед, Вин уже сидел за нашим столом.

— Гейбл Арсли вернулся, — сказал он.

Мы со Скарлет повернулись, чтобы посмотреть на Гейбла; впрочем, на него смотрели не мы одни.

Он ждал в очереди, сидя в своем инвалидном кресле; его сумка висела на одной из ручек. На искалеченную руку была надета перчатка, а лицо (все еще с обожженной кожей) было скрыто козырьком низко надвинутой бейсболки. Я наблюдала, как Гейбл пытается положить еду на поднос. Это было нелегко, учитывая, что он действовал только одной рукой и не мог встать во весь рост.