Двенадцать поэтов 1812 года - Шеваров Дмитрий Геннадьевич - Страница 80

— А что случилось?

— Война двенадцатого года!.. Печетово… Шубино… дедушка…

Связь пропала, и больше я ничего не расслышал.

Печетово, Шубино — тверские деревни Павла Васильевича Голенищева-Кутузова. После смерти деда там жил, писал стихи и был предводителем дворянства Арсений Голенищев-Кутузов.

Оказалось, в Печетове открывают памятную доску Павлу Васильевичу Голенищеву-Кутузову — как участнику войны 1812 года.

И вот вместе с местными библиотекарями и краеведами жду «газель» у Кимрской библиотеки. Красивое старинное здание в самом центре города пришло в страшный упадок. На первом этаже, где размещается детская библиотека, ребятишек уже стараются не заводить в читальный зал — со стен валится штукатурка, на потолке — протеки от дождей, повсюду трещины. Библиотекари пытаются прикрыть всю эту нищету и позор картонными стендами да старенькими портретами классиков, но от такой стыдливости становится на сердце еще страшнее и горше.

Рядом с библиотекой, в витрине бывшего магазина среди битого стекла, окурков и бутылок сидит котенок и неотрывно смотрит на прохожих, будто спрашивая: вы люди или уже нет?

Но вот пришла «газель», и мы поехали. За райцентром асфальт быстро закончился, пошла разбитая грунтовка, подобная стиральной доске. Солнце бежало над лесом, можно было вздохнуть и любоваться на осень, проезжая сквозь березовые аллеи, насаженные здесь после войны школьниками и фронтовиками. Но почему-то всё стояли перед глазами кимрские темные улочки с редкими вставками ярко освещенных магазинов и коммерческих ларьков.

Несчастливее Кимр трудно что-то найти в 130 километрах от Москвы. Этот некогда уютный городок на берегу Волги, застроенный в конце XIX — начале XX века красивейшими особнячками в стиле модерн, в 1990-е годы оказался захвачен наркодельцами и криминалом. И сегодня ощущение, что город робко возвращается к жизни после оккупации.

Тут невольно вспомнишь о тяжелой руке Павла Васильевича Голенищева-Кутузова и вообще об институте военных губернаторов, назначавшихся императором в самые беспокойные регионы. Павел Васильевич не только подавлял свободомыслие, он чистил заржавевшую бюрократическую машину, занимался организацией новых производств и строительством. В Петербурге Голенищев-Кутузов завершил возведение здания Главного штаба, отстроил и открыл Мариинскую больницу на Васильевском острове и театральное училище. При нем (а он губернаторствовал всего четыре с небольшим года) было построено пять мостов, началось строительство зданий Александринского театра, Сената и Синода, трех институтов…

Таким же крепким хозяйственником он был и на своих землях в Тверской губернии. И это очевидно даже два столетия спустя: в деревнях Сельцы и Шубино люди и сегодня живут в каменных домах, построенных для своих крестьян Павлом Васильевичем. И это вовсе не вросшие в землю лачуги, а крепкие красивые дома из красного кирпича, в которых зимой тепло, а летом прохладно.

И сегодня тут нет ни одного жителя, будь то местный или дачник, кто бы не знал о Кутузове и не говорил с гордостью: «Мы — кутузовские».

Первое, что мы увидели, добравшись до Печетова, — величественный храм Святого великомученика Димитрия Солунского с двумя колокольнями. Специалисты говорят, что он был построен по образцу Преображенского всей гвардии собора в Санкт-Петербурге. Храм возвели в 1830-е годы на средства Павла Васильевича и окрестных помещиков в память о павших в Отечественной войне 1812 года.

Сегодня он выглядит так, как будто в него попала авиационная бомба: часть крыши сорвана, стены с фресками позеленели от плесени, фрески разрушаются, пол в алтаре провалился, старинный иконостас, восстановленный было настоятелем отцом Михаилом, вновь разграблен и зияет пустотами. Один Тихон Задонский скорбно взирает на нас, и невозможно смотреть ему в глаза.

Семейный склеп Голенищевых-Кутузовых, находившийся в храме, разрыт и разграблен еще в 1960-е годы. Наградная сабля Павла Васильевича пропала бесследно.

В имении Голенищевых-Кутузовых не только храм напоминал о войне 1812 года, но и две наполеоновские пушки, которые Павел Васильевич привез с войны в качестве трофея. Два раза в год — на Пасху и престольный праздник — по приказу барина пушки производили салют.

Традиция эта, говорят, соблюдалась и при Арсении Александровиче. Вообще-то по наследству усадьба перешла поначалу не к нему, а к его старшему брату. В 1876 году брат оказался в долгах, имение Шубино было назначено к продаже за долги. 28-летний Арсений в эту пору был в свадебном путешествии за границей. Узнав о том, что грозит родовому гнезду, молодые срочно вернулись в Россию и выкупили его. Арсений не знал деда, тот умер за несколько лет до его рождения. Отца потерял в десять лет, и воспитанием Арсения в основном занималась сестра матери — монахиня Мария, насельница Зачатьевского монастыря. Очевидно, благодаря матушке Марии Арсений никогда не колебался в вере и все свои недюжинные силы отдал на службу Отечеству.

А таланты у него были не только литературные. Специалисты банковского дела почитают графа как выдающегося банкира. Арсений Аркадьевич блестяще руководил несколькими государственными банками, оставаясь при этом человеком весьма скромного достатка.

Впоследствии Арсений Голенищев-Кутузов был секретарем вдовствующей императрицы Марии Федоровны, председателем Санкт-Петербургского общества грамотности, участвовал в работе совета Императорского человеколюбивого общества, в обществе Красного Креста и комитета общества приморских санаториев для хронически больных детей…

Храм в Печетове закрыли в 1930-е. Старики рассказывают, что когда в 37-м из Печетова увозили последнего его настоятеля, Моисея Васильевича Пузыревича, то все жители села вышли его проводить, а он все повторял: «Простите, люди добрые! Прощайте!..»

В церкви сначала хранили зерно, потом солили кожи. Если на рубеже XIX и XX веков по окрестным деревням было более трех тысяч прихожан, то сегодня, как рассказывает отец Михаил, тут осталась одна воцерковленная бабушка — Антонина Александровна Базанова. Во время войны ее, девчонку-подростка, арестовали за неявку на разработку торфа и отправили на воркутинские шахты. Когда война закончилась, девушку отпустили домой. Непосильная надсадная работа отозвалась на здоровье, детей уже быть не могло. Было от чего обидеться на Бога и на людей, но не найти сейчас в округе более радостного, отзывчивого и приветливого человека, чем баба Тоня. С весны до осени она нянчится с детьми дачников, и они обожают ее.

На открытие памятной доски она пришла из своей деревни Сельцы, обнималась с печетовскими подругами, плакала и любовно глядела на ребятишек неклюдовской школы, всю церемонию стоявших в почетном карауле у портрета генерала от кавалерии Павла Васильевича Голенищева-Кутузова.

Портрет раньше висел в печетовской школе, напоминая ребятам о том, кто они и откуда. Сейчас в Печетове школьников не осталось — школу «оптимизировали» шесть лет назад. Местных ребят перевели учиться за тридцать пять километров в Неклюдово. Уехали все семьи, где были школьники. Ведь только это и держало людей — работы в этих местах и так давно нет. Разрушено все, созданное предками, — и дореволюционное, и советское. В Печетове бок о бок с храмом — заброшенный двухэтажный универмаг, построенный в 1980-х. Давно закрыт на замок клуб.

Переехал в село Малое Василево и многодетный отец Михаил, ведь у него уже и внукам сейчас нужна школа. И храм в Печетове опять остался сиротой. Государство, как и в 1920–1930-е годы, стало детонатором распада и запустения на селе. Вот закрыли школу, а ударили по всему здешнему жизнеустройству и загубили вместе со школой и только начавший возрождаться храм-великомученик…

Вьется под сводами печетовского храма — высоко-высоко, там, где фрески с ангелами, — какая-то белая птица. Очевидно, влетела через дыру в кровле, а обратной дороги найти не может. И не знаешь, как ей помочь.

Глава третья