Книга жизни. Воспоминания - Гнедич Петр Петрович - Страница 20

Я сказал, что 1878 год имел для меня значение как год получения от Академии медали и первого появления моей большой беллетристической вещи в печати. Было еще третье обстоятельство. Я написал первую свою пьесу "Дверей не заперли", и она поставлена была в спектакле 14 сентября в "Обществе дешевых квартир" с большим успехом. Главную роль играла О.Д. Лола — впоследствии артистка императорской сцены, но потом ушедшая по своей воле из Александрийского театра и кончившая жизнь самоубийством в припадке душевной болезни.

Фамилия ее по отцу была Гвоздикова (правильней — Гвозденко). Ее мать была издательница и редактор детского журнала "Росинки". Отец — служил в ведомстве Министерства Двора и был не то надворный советник, не то коллежский асессор. Он с женой не жил. Она с дочерью жила в Варшаве, и игра польской артистки Поппель вскружила голову пятнадцатилетней Леле. Она, несмотря на все уговоры матери, решила, что пойдет на сцену. У нее были слабы ноги, и ее целый год катали в креслах. Летом она брала ванны в Старой Руссе — и там мать с дочерью познакомились с Достоевским, купившим в Руссе дом.

Впоследствии, при создании "Братьев Карамазовых", Достоевский вывел Lise, взяв Лелю Гвоздикову как прообраз этого типа. По крайней мере, меня уверяла в этом ее мать [32].

Та истеричность и надрыв, которые имеются налицо у Lise, конечно углублены Достоевским. Но основные черты типа — общие. Lise может тоже кончить самоубийством, как и Лола. Когда она умерла, у нее было уже двое детей, — она была в браке с известным артистом в провинции — Чарским.

"Дверей не заперли", как я сказал, имела шумный успех в спектакле 14 сентября. В апреле 1879 года, в бенефис Петипа, она была сыграна на сцене Александрийского театра. За Лола играла Читау 2-я; ту роль, которую осенью играл автор, взял на себя бенефициант, а роль офицера, вернувшегося из действующей армии, играл Варламов. По обыкновению он не выучил роли и говорил все своими словами. Из числа его "отсебятин" была прибавка к словам "я ранен" — "в затылок", что вызвало хохот в публике. Ротмистр, рассказывая, как с него иностранные корреспонденты рисовали командующих частями, в лице Варламова провозгласил: "с меня всегда главнокомандующего рисовали" (т. е. в. к. Николая Николаевича). Эта прибавка повела к тому, что Лорис-Меликов, бывший в театре, нашел пьесу неприличной для императорской сцены, и она была после первого раза снята с репертуара. Это было первое отражение на мне драматической цензуры, которая впоследствии много раз накладывала на меня свою железную лапу.

Мое выступление на сцене как актера надо объяснить не желаньем быть актером, а тем обстоятельством, что я хотел изучить технику сценического искусства как будущий автор. У меня сохраняется ряд рецензий, где говорится о моей игре. Выступал я под именем Смоленского, и было одно время, когда меня усиленно приглашали "антрепренеры" этих спектаклей. Приходилось мне играть и с профессиональными актерами — Варламовым, Киселевским, Стрельской, Васильевой и др.

Глава 09

Бенефис М.Г. Савиной. "Месяц в деревне" И.С. Тургенева. Увлечение Тургенева Савиной. Внешность Тургенева. Мое посещение Тургенева в "Европейской гостинице". Литературный вечер в пользу литературного фонда писателей. Выступление Тургенева и Достоевского. Портреты Тургенева.

В 1878 году уже чувствовалось новое веянье, перед новым царствованием. Появился в репертуаре автор третьестепенного разряда Иван Николаевич Ге (брат известного художника Николая Николаевича), который громко протестовал против условностей сцены, игры в публику, диванов и мебели, поставленных вдоль рампы, самоотворяющихся дверей и пр. Оперетка быстрым метеором пронеслась и угасла. Новые авторы пришли на смену старым: Шпажинский, Н.Я. Соловьев заняли первые места, Виктор Александров превратился в Крылова [33]. В сезон 1878/79 гг. совершилось и еще одно знаменательное событие: Савина в свой бенефис поставила "Месяц в деревне" Тургенева — и вдруг несценичная пьеса оказалась сценичной. Крылов имел нахальство по предложению дирекции "окрылить" пьесу — сократить и, кажется, кое-что переставить. После тридцати лет забвения пьеса вышла на божий свет и казалась вчера написанной. Да и теперь, в XX веке, она кажется куда свежее многих пьес Островского и Алексея Потехина, появившихся лет через пятнадцать-двадцать после ее написания.

Вольф в своей хронике сообщает неверные сведения об этой постановке. Савина и не думала проходить роль Верочки под руководством автора: Тургенев был в это время за границей и увидел свою пьесу на одном из последующих представлений. Кистер прислал ему билет на свою директорскую ложу. Тургенев, получив его через Савину, поехал в театр, думая, что она играет Наталью Петровну, а не Верочку, роль, которую он считал второстепенной. Наталью Петровну играла Абаринова и играла плоховато. Под стать ей был и Сазонов, изображавший ее мужа. Полонский скверно играл Ракитина. Новиков переигрывал Шпигельского; хорош был Петипа-Беляев, но в нем не было и следа перспективы 40-х годов. Великолепен был Большинцов-Варламов, которого расцеловал автор.

С этих пор начинается сближение между Тургеневым и Савиной. Ее глубокие черные глаза и очаровательное обращение "зацепили" старика, по его собственному выражению. Он влюбился в нее со всей остротой последнего старческого чувства: старинная связь с Полиной Виардо не мешала "однолюбу" влюбиться в хорошенькую "каботинку". Он предлагал ей совместное путешествие вдвоем по Европе, он звал ее в свое Спасское в Орловской губернии и приехал туда едва ли не специально для нее. Но она в это время уже решила выйти замуж за Н.Н. Всеволожского — родственника директора театров. Красивый, остроумный, богатый — он совмещал в себе все качества "интересного" мужчины. Тургеневу было уже 60 лет — это был идол минувших дней, автор тех произведений, которые были написаны, когда еще Савина не родилась. Он обещал для Савиной написать специальную пьесу. Будь это другое время — не будь свадьба со Всеволожским уже делом решенным, быть может, Савина бы сделалась Савиной-Тургеневой и была бы наследницей если не целиком тех пятидесяти тысяч годового дохода, что имел он, — то части их. Что отношения их зашли уже далеко, видно из их переписки. Тургенев заканчивает одно письмо:

"…Целую ваши ручки, ножки, все, что вы мне позволите поцеловать…"

В другом письме он пишет:

"Влюблен ли я в вас — не знаю: прежде это у меня бывало иначе. Это непреодолимое стремление к слиянию, к полному отданию самого себя…"

В третьем письме:

"…вместе с вами что-то вошло в мою жизнь, с чем я уже не расстанусь…"

Потом он пишет о своем здоровье, которое удовлетворительно, а Савина была больна:

"…Хотел бы поделиться с вами хоть здоровьем, так как ничем другим поделиться с вами мне не придется… Но я все-таки беру смелость поцеловать вас на прощанье в милый ваш лоб, если все другое недоступно…"

И наконец он пишет, уже в 1882 году, после того как Савина вышла замуж за Н.Н. Всеволожского, что он целует ее руку — "…и сверх того, все то, что при новом вашем положении согласитесь предоставить моим ласкам"[Тургенев и Савина. Издание Дирекции государственных театров. Петроград, 1918 г].

Когда Вейнберг переделал для Савиной "Дворянское гнездо", — она с благоговением сыграла Лизу. Надо сказать, что это один из удивительных образов, созданных ею. Такой чистоты и света, какой придавала она Лизе, — я не встречал никогда на сцене. И если бы не тривиальный Лаврецкий-Сазонов, который портил своим присутствием иллюзию, это — живое воплощение тургеневских идеалов. В "Ежегоднике" 1893 года есть их изображение: на плоту с удочками. Сазонов — карикатура на героя Тургенева. Савина плоховато вышла в цинкографии, но все же — это Лиза.