Фиг ли нам, красивым дамам! - Вильмонт Екатерина Николаевна - Страница 30

– Да… Ну что ж, видно, судьба, а против судьбы не попрешь! И плевать! Главное, что ты со мной!

Часть 5

– Что с тобой? – испугался Федор при виде бледного как смерть, вдрызг пьяного друга. – Данька, что стряслось?

– Я убью его! Придушу на фиг!

– Кого, дурья башка?

– Этого сраного рокера!

– Братишка, ты спятил? Какого еще рокера?

– Да Кондрата, мать его…

– Какого еще Кондрата, можешь толком объяснить?

Федор был в Иркутске, когда Данила летал на Корфу, и ничего об этом не знал.

Даниле все время было страшно – он оставил свою любимую на острове и чувствовал, что может потерять ее. Но молчал. А сейчас, чтобы позорно не разрыдаться, он счел за благо все рассказать другу.

– Ты понимаешь этих баб, Федя?

– Да кто ж их поймет?

– Он ведь старый, седой совсем, черт бы его взял! Он когда-то нагло и цинично бросил ее, совсем еще девчонку, из-за него она осталась бездетной. Зачем он ей нужен?

– Ну, тут как раз все более или менее понятно. Синдром Татьяны Лариной.

– Да при чем тут на фиг Татьяна Ларина? «Но я другому отдана и буду век ему верна!» Вот как поступила Татьяна. Собственно говоря, выгнала Онегина взашей! А тут…

И Данила пересказал другу свой телефонный разговор с Кондратом.

– Ну, ты и осёл, брателло!

– Почему это?

– Да по кочану! Твоя красавица, скорее всего, отошла пописа?ть, и наглый рокер воспользовался. А она, скорее всего, ни сном ни духом. Может, он вообще все наврал…

– Ну, что-то, может, и наврал, но ее телефон был ему вполне доступен.

– Большое дело! Ты рано сложил оружие, брат! Ты молодой, талантливый, известный. А кто сейчас помнит этого твоего Кондрата? Одно замшелое старичье…

– Я с ума схожу при одной только мысли, что она там с ним… Готов башкой об стенку биться, я же люблю ее как ненормальный, а она…

Я был так счастлив на этом окаянном острове… Она так мне обрадовалась! Ей было хорошо со мной, я это точно знаю. По-настоящему хорошо. И вдруг… Хотя должен признать, он на яхте здорово смотрелся. А она при виде его в воду свалилась… И мы оба прыгнули за ней, я быстрее подоспел, вытащил ее, начал целовать у него на глазах… Она хорошая, добрая, пыталась врать, что обозналась… Я умолял ее уехать со мной, но она отговаривалась работой. А теперь… Теперь все кончено. У меня тоже есть гордость. Больше она обо мне не услышит. Она… она… теперь в прошлом. Пусть упивается своим стариком, – вдруг вскипел Данила и стукнул кулаком по столу, – она меня еще позовет, а я… я ее пошлю…

– Вот! Такой настрой мне больше нравится.

– Что ж, я себе красивую бабу не найду?

– Да как не фига делать! Красивых баб у нас прорва!

– Ты понимаешь, друг, тут ведь дело не только в красоте. Она совсем особенная…

– Чем это?

– Знаешь, я сколько раз наблюдал… Она существует в своей какой-то ауре, или в своем отдельном пространстве, что ли… Вот она входит в комнату и словно заполняет собой ее всю, не выходя из этой ауры. Я там общался греческим режиссером, Микисом Кардонасом, и как-то по пьяни сказал ему об этом. Знаешь, как он это явление объяснил? То есть он со мной согласился, а потом сказал: эта ее аура состоит в первую очередь из одиночества, красоты и большого таланта. Еще он сказал, что такое встречается у очень талантливых и очень одиноких артистов.

– Ну, для меня это китайская грамота, а вот ты, друг, глубоко увяз, по самые уши!

– Да, Федя, я увяз… по самые уши… Но ничего, я, как барон Мюнхгаузен, сам себя вытащу из этого болота, обещаю!

На другой день Федор встретил на студии одного из главных продюсеров канала, Ивана Верещагина.

– Привет, Масленников! Ты ко мне?

– Иван Алексеевич, поговорить бы надо…

– Пошли, поговорим! Кофе будешь?

– Да нет, спасибо! Иван Алексеевич, простите, но Кульчицкому сейчас никак нельзя в горячую точку.

– Что такое? Заболел?

– Можно и так сказать! Просто в таком состоянии любая пуля или осколок будут его… И он еще сам эту пулю искать станет, чего доброго…

– Так! Нешто любовная драма?

– Она!

– И все так серьезно?

– Более чем! Поверьте, Иван Алексеевич, из-за пустяков я к вам не пришел бы.

– Верю! Но он же вроде не так давно женился?

– Уже развелся.

– Ну и темпы! Вот что, Федор, давай, рассказывай, что там за история. Имени дамы называть не надо. Да не волнуйся, я никому ничего не скажу, но я должен понимать, что к чему, прежде чем отстранить от командировки нашего лучшего журналиста.

Федор мялся. Но Верещагин, человек опытный и проницательный, мало-помалу все из него вытянул.

– Выходит, Кондрат жив? – возликовал Верещагин.

– Да кто он такой, этот Кондрат? – искренне недоумевал Федор.

– Кумир моей юности, потрясающий певец и бас-гитарист. Неужто никогда не слыхал про группу «Черный пояс»?

– Да я как-то больше романсы люблю.

– Все с тобой понятно! Надо Кузьмину сообщить, мы с ним вместе в юности фанатели.

И пусть разыщет его, затащит в шоу к Завьяловой. Такая сенсация будет…

– Иван А лексеевич, но ведь получится, что я друга вроде как сдал…

– Не друга, Федор, а его соперника. А насчет Кульчицкого я уже все придумал. Пошлю послезавтра ваш тандем в Брюссель, там, слава богу, еще не стреляют. Вам обоим требуется передышка от военных действий. Пусть парень очухается. А ты мне ничего не говорил, и вообще я тебя в глаза не видел. Я завтра с утра вызову его к себе и все растолкую. Идет?

– Идет!

– Наташка, ты знаешь, Кондрат нашелся! – поспешил обрадовать жену Глеб Витальевич Кузьмин.

– Какой Кондрат? – не поняла Наташа.

– Потрясающий певец, музыкант…

– Первый раз слышу. И что значит нашелся? Он что, потерялся?

– Именно! Неужто никогда не слыхала?

– Нет, или, может, просто забыла…

– Ну, если б ты хоть раз его увидела, ни за что бы не забыла, такой был красавец. Но не в том дело! Я хочу затащить к тебе в программу его женщину.

– Глеб, объясни толком, что за женщина, а то, может, она и двух слов связать не может…

– Ерунда! Она известный художник по костюмам, вполне продвинутая и потрясающе красивая дама.

– Даже дама? – иронически вздернула бровь Наташа, что всегда приводило Кузьмина в восторг.

– Именно! Настоящая изысканная дама, огребла кучу призов, в том числе и европейских.

– А фамилия у нее есть?

– Замчевская. Ариадна Замчевская.

Наташа сразу схватила планшет.

– О! И вправду хороша невероятно. И впрямь дама. Интересно… А этот твой Кондрат ей кто, любовник?

– Бывший муж. Он бросил ее, совсем еще соплячку, и умотал в Штаты. И сгинул. А тут вдруг их засекли вместе в Греции, и похоже, былые чувства взыграли. Короче, Иван взялся умолить красавицу дать тебе интервью, совершенно независимо от Кондрата. Ты будешь говорить с ней о чем угодно, но только не о нем.

– Почему?

– Потому что он, похоже, не хочет, чтобы о нем вспомнили, он, говорят, потерял голос… И вообще, мы же не хотим никакой желтизны.

А Иван пока попытается отыскать самого Кондрата и понять, что там за история.

– Глеб, я все-таки не понимаю, зачем такая спешка и зачем вам интервью с этой дамой, если не в связи с Кондратом? И откуда такая ажитация? А кстати, Кондрат – это что, имя?

– Сценическое. Он Юрий Кондратович. Мы с Ванькой в юности были его фанатами, мы ровесники, и я, если честно, здорово обрадовался, что он жив-здоров. А Ванька вообще задохнулся от восторга.

– Глеб, ты сказал, что он вернулся к бывшей жене?

– Вроде бы так.

– Так вот, я не стану сейчас брать у нее интервью.

– Почему это?

– Потому что там, может быть, сложная история любви. А мы полезем… Сама по себе эта женщина не слишком интересна широкой публике… и может просто не согласиться на интервью. И будет права. Короче, я не хочу!

– Наташка, это непрофессионально!