Фиг ли нам, красивым дамам! - Вильмонт Екатерина Николаевна - Страница 26

– Ну это вряд ли, столько лет прошло.

– А если бы вдруг случилось чудо?

– Да поздно уже… В пятьдесят не начинают певческую карьеру. Смешно.

– А ты хорошо пел, папа?

– Откуда я знаю?

– А у тебя не сохранились записи?

– Нет. Я все уничтожил.

– Жалко. Я бы хотела послушать… Может, в Интернете что-то найдется.

– Пожалуйста, не нужно ничего искать. Я не хочу. Пожалуйста!

– Хорошо, папа. Скажи, а Ариадна?

– Что Ариадна?

– Ты теперь опять на ней женишься?

– Что за бред? С какого перепугу? У нас все в прошлом. У нее молодой… друг… И своя жизнь. А у нас своя. Я попросил у нее прощения за прошлое.

– Она простила?

– Сказала, что простила уже давно. И ты меня прости за такую ложь во спасение.

– Папа, а в твоем прошлом было много плохого?

– Было. Много. Но я не преступник. Поверь мне.

– Да я понимаю. И прощаю. Но мне жалко тебя, папочка!

– Вот жалеть меня не нужно! У меня все хорошо. У меня есть чудесная дочка, умная, красивая, у меня есть мое дело, которое я делаю с удовольствием, оно приносит мне средства, чтобы жить так, как я считаю правильным. И я наконец получил отпущение главного моего греха… Чего еще можно желать? – улыбнулся он дочери. Правда, улыбка вышла грустная.

Алиса обняла отца, поцеловала, потерлась носом о его подбородок.

– Ты молодец, папочка, что все рассказал мне! Я ужасно тебя люблю, и никто нам больше не нужен, да?

– Да!

…А Ариадне некогда было предаваться воспоминаниям. Микис родил, на взгляд Ариадны и Маши, совершенно безумную идею.

– Я хочу, чтобы мои артисты передвигались по сцене на пружинах…

– На каких пружинах?

– Я вот читал и видел в кино, что в России после революции были такие бандиты на пружинах, как их…

– Попрыгунчики? – догадалась Ариадна.

– Да-да!

– Ты сошел с ума! – вскричала Маша. – Никто не согласится! И зачем этот бред?

– Как ты не понимаешь, это же будет музыкальная шкатулка, и я хочу, чтобы они двигались, как фигурки в старинной шкатулке. Ада сделает такие костюмы, чтоб была полная иллюзия такой шкатулки. Как ты думаешь, Ада?

– Микис, извини, но петь большой спектакль на пружинах попросту опасно, артисты могут ноги переломать, и к тому же им будет уже не до пения, лишь бы шею не свернуть!

– Вы серьезно так думаете?

– Конечно! – разом ответили женщины.

– Как жалко! – страшно расстроился Микис.

– Ничего, переживешь! Сколько у тебя бывает завиральных идей, ничего, благополучно отказываешься от них. Нельзя так издеваться над певцами. Они и голос потерять могут…

– Я знаю, что делать! – воскликнула Ариадна. – Певцов так мучить нельзя.

– А кого можно? – насторожился Микис.

– Что, если во время увертюры открыть шкатулку, а там цирковые артисты на пружинах изобразят пантомиму в костюмах героев… И это же всего несколько минут… а эффект будет полным!

Микис уставился на нее, словно осмысляя услышанное, и вдруг упал перед ней на колени.

– Богиня! Чудо! Ты гений! Это будет… это будет…

– Это будет класс! – воскликнула Маша. – Такой пролог… Все с ума сойдут! Ну, Адка, у тебя и голова!

– Маша, я торжественно клянусь дальше работать только с этой женщиной!

– Погоди, Микис! Придется ведь делать для цирковых немного другие костюмы.

– Как? Почему?

Ариадна схватила альбом и начала лихорадочно что-то рисовать.

– Вот, посмотри, все костюмы должны быть короче, так, чтобы видны были ноги, иначе это опасно. А следовательно, на женских юбках будут вот такие подборы, а у мужчин полосатые чулки, тогда получится очень стильно и похоже на фигурки из шкатулки, а для певцов…

– И для певцов это тоже сгодится! Это будет очень забавно, у всех мужчин одинаковые полосатые чулки!

– Кроме Фигаро! Ему полосатые чулки не подойдут. И вообще они будут уместны только у Базилио. А у Бартоло возникнет диссонанс с розовым камзолом…

– Ох, а мне так понравилась идея с полосатыми чулками у всех… Адочка, подумай, может, можно как-то что-то изменить, а?

– Микис, когда ты начинаешь фонтанировать идеями, это настоящий кошмар!

– А, собственно, почему нельзя к розовому камзолу надеть полосатые чулки? И Фигаро тоже будет в полосатых чулках! И Розина, словом, все! Адочка, пожалуйста, подумай над этим!

– Она подумает над этим завтра с утра, если к у тру ты не передумаешь! Чего зря голову ломать!

– Скажи, Микис, а чулки должны быть у всех одинаковые по цвету? – спросила Ариадна.

– Думаю, да! Это такая условность… Вроде пружинок…

– А какой цвет тебе подойдет?

– Может, черно-желтые?

– Это будут какие-то пчелы!

– Тогда сине-желтые!

– Жовто-блакитные? Нас могут неправильно понять, – фыркнула Маша.

– А если розовые с зеленым? – предложила Ариадна. – Фигаро будет в зеленом, Бартоло в розовом…

Микис задумался.

– А что… Это может получиться интересно… Попробуй, Адочка!

– Я подумаю!

– Тогда я тоже пошел думать!

И Микис удалился.

– Адка, ты и вправду думаешь, что это не очередная бредовая идея?

– Пока не знаю, но сдается мне, это может быть интересно!

– Слушай, подруга, ты чаю выпить не хочешь?

– Чаю? Это хорошая мысль! – засмеялась Ариадна. – А с чем?

– С вареньем из кумквата!

– Хочу! А Микис?

– Ты еще не поняла? Этот грек пьет только кофе. А мы с тобой по-русски чайку… Пошли на кухню.

Маша долго колдовала над чаем.

– Вот, теперь то, что надо!

– А варенье какое вкусное!

– Надо думать, сама варила! Слушай, ты же мне ничего не рассказала про Кондрата!

– Знаешь, если бы не работа с Микисом, я бы сбежала. Завтра же!

– Сбежала? От него?

– Скорее от себя… Я не могу спокойно на него смотреть. Он сейчас в миллион раз лучше, чем в молодости. Ему так идет седина… и взгляд совсем другой, чуть беспомощный, близорукий…

– Ой, Адка, а как же Данила? Такой парень… И так тебя любит…

– Да все я понимаю! Потому и подумала о бегстве…

– А Кондрат… Он делал какие-то заходы?

– Он пригласил меня в гости, но я отказалась.

– Почему?

– Он, Машка, придумал себе другое имя, другую биографию… А дочка ничего этого не знает. А я боялась, что могу проболтаться…

– Зачем он это придумал?

– Говорит, хотел поставить крест на прошлой жизни, потерял голос… Его предали… Жена умерла родами… Решил начать новую жизнь. Маш, только это между нами. Он просил никому не рассказывать, что он жив.

– Хрень какая-то!

– Согласна, хрень! Он говорит, что ему хорошо в этой новой жизни. И если бы не встреча со мной… Кстати, он просил у меня прощения, сказал, что я его боль и самый большой грех…

– Ты ему этот грех отпустила?

– Отпустила. Знаешь, он так на меня смотрел…

– Еще бы! Даже я смотрю на тебя и не понимаю, как можно быть такой красивой… И как с этим жить.

– Главное, не помнить каждую минуту своей жизни, что я красива. Тогда нормально! – засмеялась Ариадна.

– Адка, а чего мы тут сидим, такой вечер, пошли на террасу! Берем чай и идем на воздух!

– Пошли!

Они перебрались на террасу.

– Хорошо, правда?

– Да, чудесно! Я просто влюбилась в Корфу!

И вдруг с улицы донесся тихий свист.

– Свистит, свистит, зараза, под окошком! – вспомнила Маша песенку Тимура Шаова. – Да как интеллигентно! «Сердце красавицы»!

– Господи! – ахнула Ариадна. – Это Кондрат. Он всегда насвистывал «Сердце красавицы»!

– Это он тебя высвистывает! Пойдешь?

– Да ни за что!

– А как романтично, Адка! Я бы пошла…

– А я нет. Нельзя! Все полетит в тартарары.

– Что полетит в тартарары?

– Ты же так радела за Данилу еще полчаса назад!

– Да, правда, Данилу жалко.

Свист продолжался.

– Ох, это пытка, – простонала Ариадна, уже готовая бежать к нему.

– Хочешь, я выйду и скажу, что ты спишь?

– Не стоит.

– Почему?

– Потому что ты посмотришь на него, он улыбнется своей невероятной улыбкой, и ты приведешь его сюда пить чай с вареньем.