Тайные страницы истории - Николаевский Борис Иванович - Страница 26

Маленков не стал дожидаться возможности переговорить с отцом, который был одной из центральных фигур среди споривших. Он передал ему принесенный сверток и, перекинувшись несколькими фразами, поспешил увести товарища. Некоторое время Маленков шел молча, явно приводя в порядок мысли. Затем бросил несколько замечаний о «нашей некультурности» и о том, как «много еще нам нужно учиться».

Чувствовалось, что эти мысли у него давно наболели. Его, несомненно, тяготило виденное, было стыдно за отца, и в то же время чувствовалось, что именно эта среда — по-настоящему родная ему среда, что в делах, которые ее волновали, он хорошо разбирался, к ее атмосфере с детства привык, с нею сроднился. С ранних лет он сопровождал отца в его деловых поездках, бывал с ним в башкирских степях, знал породы лошадей, сорта шерсти, цены на продукты. Его и в гимназические годы встречали на городских базарах, у крестьянских возов с продуктами, он смотрел, щупал пальцами, пробовал на язык, приценивался. Это был сын своего отца, причесанный, приглаженный, с наведенным внешним лоском, но с тем же самым нутром, что и отец.

Одной из отличительных особенностей гимназии был весьма пестрый состав учащихся в отношении как социальном, так и национальном. В большинстве это были дети чиновников и офицерства, для которых почти за столетие перед тем гимназия и была создана: в таком городе, как Оренбург, иначе и быть не могло. Это ведь был «город-ухо», которое Москва приложила к выходам из Средней Азии — и сделала его центром для своего служилого люда, прокладывавшего пути все дальше и дальше на юго-восток. Со времени проведения железной дороги, особенно после 1905 г., среди учащихся все большую и большую роль начинали играть выходцы из других слоев населения — дети торговцев, зажиточных ремесленников с городских окраин, состоятельных крестьян. Казаков в этой гимназии не было: как раз в это время, накануне мировой войны, была основана третья мужская гимназия, в создании которой большую роль играли казачьи объединения, и все дети казаков перешли туда из первой гимназии.

Заметную группу среди учащихся составляли дети представителей национальных групп коренных обитателей края: казахов и башкир. Привлечение в русские школы детей из влиятельных семей аристократии различных национальных групп, включенных в империю, вообще было старым правилом на окраинах. В сравнительно недавние годы вербовать таких учащихся в гимназию приходилось почти силком, в порядке своего рода повинности. В начале XX в. к насилиям в этой области прибегать уже не приходилось: понимание роли русской школы как фактора приобщения к общей культуре получало все большее и большее распространение, среди казахов и башкир уже начала складываться своя национальная интеллигенция, и в двери русской школы добровольно стучалось все большее количество желающих учиться из нерусских национальных групп. Тут была молодежь не только, и даже не столько, из рядов туземной аристократии, но и дети интеллигентов, торговцев, духовенства.

Ученики из казахов и башкир были и в том классе, с которым шел Маленков. Среди них встречались и великовозрастные лентяи; и когда, например, Маленков был в 4-м классе, т. е. в первый год войны, много толков в гимназии вызвало обнаружение факта, что один из одноклассников-казахов уже имеет нескольких жен и детей. Более важной была другая сторона: гимназисты этой группы приносили в класс знакомство с другой стороной жизни края, в котором начиналось и башкирское, и казахское национальное движение. Особенно много было разговоров о последнем в 1916 г., когда казахское восстание вплотную подкатилось к Оренбургу.

Двое из гимназистов-казахов, Кидрас Юлмухамедов и Угтен Булибаев, принадлежали к той небольшой группке из четырех одноклассников, которой держался Маленков. Характерно, что все четыре участника были детьми людей, так или иначе связанных с торговлей, и сами интересовались ею. На эти темы шли главные разговоры, в которых Маленков принимал живое участие, хотя о делах отца рассказывал очень мало. Не лишне прибавить, что оба эти казаха-гимназиста позднее пошли с большевиками, и в 1920-х гг. играли определенную роль в жизни края.

Лично Маленков в тот период большого интереса к политическим событиям не обнаруживал. О революционном движении и о революционных партиях в гимназии тогда вообще мало знали, или мало интересовались. Маленков был среди наименее интересующихся. Он об этом говорил открыто, заявляя, что политика его не интересует и что он хочет быть инженером и приложит все усилия к тому, чтобы после гимназии попасть в Томский технологический институт.

Не обнаруживал Маленков своих симпатий к революционному движению, а тем более к большевизму, и позднее, в 1917–1918 гг., когда события остро поставили этот вопрос перед всеми. В Оренбурге эти события проходили более бурными темпами, чем во многих других районах страны. Несомненно, свое влияние оказывала пестрота национального состава населения. Национальные конфликты, хотя и не вставшие еще во весь свой рост, заостряли социальные антагонизмы. Вопросы ставились, быть может, более упрощенно, более примитивно, но руки к оружию тянулись легче.

Большевистские настроения появились и в гимназии. Были доклады местных большевистских лидеров, была создана ячейка из гимназистов. Смотреть и слушать ходили многие — далеко не только из симпатизирующих. Маленкова среди них не бывало. К лагерю сочувствующих его никто не причислял. Наоборот, казалось, что он тяготеет к лагерю противников. И когда в декабре 1917 — январе 1918 г. в Оренбурге начались первые вооруженные схватки с большевиками и вождь «белых», казачий атаман Дутов выпустил воззвание с призывом создавать из учащейся молодежи «рабочие дружины» для укрепления противобольшевистского тыла, Маленков среди многих других гимназистов старших классов примкнул к этому движению. Большой активности он, правда, не проявил. Этот эпизод вообще был весьма кратковременным. Все же в работах на железной дороге он участие принял, и, заменяя бастовавших рабочих, расчищал пути от снега, разгружал вагоны.

События революционного времени, конечно, внесли расстройство в жизнь гимназии. Занятия шли с перебоями. И учащимся, и учителям было не до них, когда кругом шли бои. В конце 1918 г., когда красные снова вышли на подступы к городу, было решено провести ускоренный выпуск, которому суждено было стать последним выпуском в истории старой Оренбургской мужской гимназии. Настоящих экзаменов не было — было не до них. Комиссия решала по отзывам преподавателей, и решала, конечно, весьма снисходительно. «Аттестаты зрелости» получили все без исключения, кто был в восьмом классе. Это был класс, в котором шел Маленков. Последний таким образом окончил гимназию и получил все соответствующие права, включая право на золотую медаль, на которую твердо рассчитывал: она обеспечивала прием в Томский технологический институт. Правда, самой медали ему не выдали: время было не до чеканки медалей. Но в гимназических книгах он был зарегистрирован золотым медалистом выпуска 1919 г.: последним золотым медалистом, имя которого должно было быть записано на старую золотую доску, висевшую в актовом зале.

Выпускной акт, на котором вручали дипломы, состоялся уже не в Оренбурге, а в Троицке, уездном городе на северо-востоке от Оренбурга, куда в начале января 1919 г. перекочевало казачье правительство, войсковые и правительственные учреждения, вся «элита» старого Оренбурга, включая и канцелярию гимназии.

Глава 2

Генезис «советских ташкентцев»

Официальная советская биография Маленкова говорит, что в 1919 г. 18-летним юношей Маленков вступил добровольцем в ряды Красной армии и затем в течение последующих трех лет был политработником. Что побудило его так поступить? Какие мотивы могли толкнуть на этот путь того Маленкова, с годами юности которого мы только что познакомились?

Прежде всего необходимо установить, что 18 лет Маленкову исполнилось только в январе 1920 г. Поэтому, если советские биографы говорят о вступлении 18-летнего Маленкова в Красную армию в 1919 г., то речь может идти только об осени 1919 г., в крайнем случае о конце лета. Это обстоятельство важно для биографии Маленкова. Оренбург, как указано выше, был одним из тех городов России, где гражданская война и началась раньше, и раньше же приняла крайне острые формы, чем во многих других районах страны. Вооруженная борьба в городе и за город началась с ноября 1917 г. и продолжалась без перерывов до конца лета 1919 г. Город несколько раз переходил из рук в руки. Последний раз красные его заняли 22 января 1919 г. Но это отнюдь не было окончанием борьбы за Оренбург. Получив подкрепление, белые перешли в контрнаступление, тем более ожесточенное, что в городе красные производили жестокую расправу со всеми, кто так или иначе поддерживал белых. Был объявлен «красный террор», и каждую ночь шли расстрелы. Белые рвались в город, помимо всего прочего потому, что едва ли не у каждого кто-то из родных, близких или друзей сидел в тюрьме, ожидая расправы, а красные сражались с тем же ожесточением, зная, что если колесо военного счастья перевернется и город возьмут белые, то такая же судьба ждет не только их самих, но и их родственников, их близких. В течение последующих 5–6 месяцев город был на положении почти осажденного, почти взятого в кольцо, с тонкой линией связи по железной дороге. Бои шли на подступах к городу, даже в его пригородах.