Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Как стать плохим (ЛП) - Боукер Дэвид - Страница 4


4
Изменить размер шрифта:

— Точно. — Уоллес повернулся ко мне лицом. — О чем и речь. Зачем тебе ее номер? Ты не хуже меня знаешь — стоит тебе раз ее увидеть, и ты за ней, виляя хвостом, побежишь.

— Ничего подобного!

— А сейчас ты что делаешь? Не понимаю, на кой тебе эта пустышка?

Вот вам весь Уоллес: пытается выглядеть круто, а сам говорит «пустышка». Это слово даже наши родители старомодным назовут.

— Мы были подростками, — напомнил я. — Каро льстило, что любимый учитель обратил на нее внимание. Сейчас ей двадцать три. Люди меняются. А ты все такой же.

Некоторое время он дулся, потом опять взялся за свое:

— Вот что я тебе скажу. Кое-чего ты не знаешь. Она над тобой смеялась — за спиной.

— Нет. Другие, может, и смеялись. Придурки вроде тебя. Но не Каро.

— Мэдден, говорю тебе, она над тобой прикалывалась, даже когда вы встречались, довольно грубо. Звала тебя Мэдден.

— Чушь собачья.

Уоллес посмотрел на меня так, как солдаты в старых фильмах смотрят на товарищей за пару секунд до смертельной атаки.

— Марк… — Что?

— Обещай, что не станешь ей звонить.

— Зачем? Тебе-то что?

— Обещай, и все.

— Ну ладно. Обещаю.

Я позвонил ей, как только добрался домой.

Глава вторая

Моя девочка

Вечером ровно в восемь я подъехал к дому Каро. Она жила на втором этаже с видом на ботанические сады Кью. У дома стоял спортивный «BMW», по сравнению с которым мой «фиат» выглядел колымагой для старушек. Борясь с испугом и радостным возбуждением, я позвонил в дверь. Каро — уже без гипса — открыла дверь, обняла меня и приветствовала фальшивыми поцелуями, которые так свойственны женщинам среднего класса.

В ресторан мы отправились пешком. Шли рядом, не касаясь друг друга. Стоял не очень холодный, но довольно ветреный февральский ветер. Под ногами кружились опавшие листья и обрывки мусора. Я похвалил машину Каро:

— Наверное, неплохо зарабатываешь, раз на такой ездишь.

Каро хрипло рассмеялась.

Мы пошли во французский ресторан, сели у окна, так что прохожие имели счастье любоваться моими страшными манерами. Все посетители были богаты и хорошо воспитаны. В своем лучшем, немного идиотском костюме я как нельзя более вписывался в обстановку.

— Ты уже была здесь? — спросил я.

— Нет. А ты?

— Приходилось пару раз. Это лучший ресторан в Ричмонде, если не считать индийского расторанчика «Нью-Манзил».

— Где бесплатно дают вино?

— Да. И спичечные коробки у них со слонами. В ресторане тихонько играла музыка.

— Слушай! Это же наша песня! — поразился я. Звучала песня «Трахай меня, а не мои мозги» Сола Хоррора в исполнении оркестра Мантовани — как на той вечеринке, которая нас свела.

— Это судьба, — сказал я.

— Сомневаюсь, — хмыкнула Каро.

За соседним столом сидели седовласый мужчина и женщина, годившаяся ему в дочери — по годам, но не по внешности.

— Гляди-ка, — громко заявила Каро, — красавица и чудовище. У нее вся жизнь впереди, а толку? Он обещал ради нее оставить жену. Только никакие деньги не помогут, когда ей стукнет сорок, а ему — семьдесят пять, и он будет ссать в штаны.

Каро изменилась. В семнадцать, несмотря на попытки казаться невозмутимой, она была так же ошеломлена жизнью, как и я. Теперь она стала чудовищно хладнокровна (если это, конечно, не игра на публику).

— Да уж… — Я не нашелся, что возразить. — Ты всегда такая циничная?

— Не циничная, — возразила Каро. — Циники не верят, что на свете бывают хорошие люди.

— И много ты знаешь хороших людей?

— Донни Осмонд.

— Неужели? Донни Осмонд?

— А что тебе не нравится? Если вдруг выяснится, что Донни Осмонд наркоман, насильник или педофил, я потеряю веру в людей.

Мы заказали бутылку шардонэ.

Вино наливал тощий французишка. Он лебезил перед Каро, как перед особой королевской крови. Даже вино дал пробовать ей, несмотря на то, что платил я. Каро одобрительно кивнула.

— Прекрасное вино для прекрасной дамы, — заявил официант.

— Спасибо.

Официант обслуживал и другие столики, но не сводил глаз с Каро. Гумберт Гумберт за соседним столом также был очарован ею. Не знаю, почему я о них так пренебрежительно говорю. Я ведь тоже не мог от нее оторваться.

Первый бокал я осушил одним глотком — так волновался. Когда я принялся за второй, Каро похлопала меня по руке:

— Я никуда не спешу.

— Чем ты занимаешься? — спросил я.

— Это что, допрос? — хмыкнула она. — Да.

— Фигней страдаю, — ответила Каро. — А ты чем занимаешься?.. Как же, помню. Редкие книги продаешь, как Хью Грант в «Ноттинг-Хилле».

— Он продавал не романы, а путеводители.

— Ничего себе! И ты помнишь?

— У меня цепкая память.

— Цепкая задница, хочешь сказать.

Я решил пропустить корявый выпад мимо ушей.

— Если у тебя есть первые издания Ника Хорнби, я мог бы купить. Это моя специализация: книги, написанные мужчинами про мужчин.

— Нет уж. — Каро энергично затрясла головой. — Все эти мужские сопли не про меня.

Я терпеливо улыбнулся, желая показать, что ее презрение к моей работе не умаляет моего желания с ней переспать.

— А толку? — продолжала Каро. — Что, книги Хорнби чего-то стоят?

– «Футбольную лихорадку» можно за двадцать фунтов продать. Подписанное издание на все сорок потянет.

— Неужели?

Вот тут мне стало не по себе.

— Да, не все сразу, — согласился я. — Но вот увидишь, через пару лет цена на них взлетит.

— А если нет? А если старина Ник станет одним из никому не нужных бумагомарателей? Вроде Матвея, Марка, Луки и Иоанна.

— Значит, я потратил время зря.

Каро удовлетворенно кивнула. Разговор определенно не клеился.

— Тебе Сильвия Плат нравится? — попытался я поддержать беседу. — У меня лежит «Колосс», интересно?

— У меня он уже есть.

— Да, но у тебя старая затасканная книжка, а я тебе предлагаю первое издание в твердом переплете. Первое британское издание, тысяча девятьсот шестидесятый год. Могу даром отдать.

— С какой стати?

— Хочу тебя отблагодарить. За то, что пришла сюда со мной.

Каро нахмурилась.

— Но стихи там ведь те же самые?

— Конечно.

— Спасибо. Спасибо, не надо.

— Почему?

— Мне на первые издания плевать. Я их не собираю. Вообще меня от коллекционеров тошнит. Хомяки, которые щеки орехами набивают. Коллекционеры пытаются отсрочить смерть. К тому же, хоть сто книг мне подари, время вспять не повернуть. Не могу я взять и в тебя влюбиться. И спать с тобой я не хочу.

Я не нашелся, что сказать в ответ на столь содержательную тираду.

Первой заговорила Каро:

— Да, ты про работу спрашивал… Я пыталась работать. Два с половиной года в журнале на Флит-стрит.

— Ты журналистка?

— Писала статьи в женский журнал. Сочиняла умные советы, как удержать мужика.

— И каков ответ?

— Настоящий или тот, который я давала читательницам?

— Настоящий.

— Каждые два года надо полностью меняться. Только так. Иначе парень сбежит. Отношения длятся два года.

Потом секс приедается, и все цветы мира не спасут от ссор, разочарования и тайных искушений.

— Ты что, правда так думаешь? Вот мы с тобой всего полгода встречались.

— Ага. — Она улыбнулась — так открыто и радостно, что у меня дрогнуло сердце. — Именно поэтому ты мне не надоел.

— Что же ты тогда меня бросила?

— Мне было семнадцать. На меня запал мой любимый учитель… Если бы я знала, что ты нас застукаешь, в жизни не стала бы этого делать! По крайней мере в ближайшие полтора года.

Подали первое блюдо. Больше всего оно походило на гигантскую личинку, вгрызающуюся в лист салата. Каро быстро расправилась со своей порцией и покосилась на мою. Возражать я не стал.

— Значит, по идее, у нас с тобой в запасе еще полтора года? — рассуждал я.