Хроники Нарнии. Том 1 - Льюис Клайв Стейплз - Страница 73

 "Может, они остались в Ташбаане на ночь, — думал Шаста, — а может, уже ушли. Без меня. Аравис на это вполне способна... Но Бри не мог бы меня оставить. Нет, не мог. Тогда где же он?"

 Надо сказать, что Шаста был несправедлив к Аравис. Конечно, она была надменна, а при случае и совершенно безжалостна, но в то же время надежна. Она никогда бы не бросила спутника, даже такого, кто был ей лично неприятен.

 Когда Шаста понял, что ему придется провести ночь одному (а вокруг становилось все темнее и темнее), место это совершенно ему разонравилось. Молчаливые каменные громады вселяли в него какое-то странное и тревожное чувство. Шаста крепился и изо всех сил старался не думать о вурдалаках, но его хватило ненадолго.

 — Ой-ой! Помогите! — завопил он, потому что ноги его коснулось что-то мягкое.

 Не стоит винить его за этот крик. И вам стало бы не по себе, если бы в такое время да в таком месте кто-то или что-то, совершенно бесшумно подойдя сзади, коснулось вас. А ведь он был уже испуган и ожидал, что в любую минуту может произойти нечто ужасное... Шаста так перепугался, что даже не мог бежать. Он сейчас предпочел бы лучше встретиться с кем угодно, чем оказаться среди угрюмых громад, где покоились Древние Цари, чем метаться меж этих Гробниц и чувствовать, что из тьмы за тобою кто-то следит, чем прислушиваться, не гонится ли кто, даже не смея обернуться. И все-таки он сделал самое разумное в его положении: он обернулся. Сердце его снова бешено заколотилось, на этот раз от облегчения. Это была всего лишь кошка. 

 Стемнело уже так, что Шаста не мог ее как следует разглядеть — лишь заметил, что кошка очень большая, важная и даже величавая. Казалось, она прожила здесь много-много лет, совсем одна. Она смотрела так, будто знала какую-то великую тайну, но никому не собиралась открывать ее.

 — Кисанька, — обратился к ней Шаста. — Ты, случайно, не говорящая?

 Кошка поглядела на него еще серьезнее, чем прежде, потом пошла куда-то, и Шасте ничего не оставалось, как последовать за нею. Она повела его сквозь скопление Гробниц к дальнему их краю, обращенному к пустыне. Там она села, прямая как стрела, и обвила хвостом свои лапы. Она сидела, обратив глаза к пустыне и Нарнии, как будто следила за каким-то врагом. Шаста улегся с нею рядом так, что она оказалась у него за спиной, а лицом повернулся к Гробницам. Когда очень страшно, лучше всего глядеть в лицо грозящей опасности, имея за спиной нечто спокойное, теплое и надежное. Песок показался бы вам не очень удобным ложем, но Шаста не одну неделю спал на голой земле и не обращал внимания на такие пустяки. Вскоре он уснул, хотя даже во сне не переставал гадать, что могло приключиться с Бри, Хвин и Аравис.

 Неожиданно он проснулся — от крика, какого никогда прежде ему не доводилось слышать.

 — Наверно, приснилось, — успокаивал он себя. — Это же ужас что такое.

 Он почувствовал, что кошки у него за спиной больше нет, и это ему не понравилось. Шаста продолжал лежать неподвижно, не открывая глаз — он чувствовал, что испугается еще сильнее, если откроет их и увидит Гробницы и всю эту местность: примерно так, как мы с вами, проснувшись среди ночи от чего-то непонятного, остались бы лежать под одеялом, крепко зажмурив глаза. И тут крик повторился — хриплый, визгливый вой, огласивший пустыню у него за спиной. Ему пришлось сесть и открыть глаза.

 Ярко светила луна. Гробницы были намного больше и намного ближе, чем он ожидал. Под луною они казались мертвенно-серыми. В этом свете они пугающе напоминали сгорбленных, уродливых великанов, закутанных в бесформенные серые одеяния, скрывавшие их лица. Не так-то приятно было знать, что придется провести рядом с ними всю ночь, совсем одному. Но как ни страшен был этот вид, душераздирающий вой доносился с другой стороны, из пустыни. Шаста повернулся спиной к Гробницам (хотя заставил себя сделать это с большим трудом) и начал вглядываться — нет ли кого на песчаной равнине? Ужасный вопль прозвучал снова.

 — Надеюсь, на этот раз не львы, — пробормотал Шаста.

 Действительно, эти вопли были совсем не похожи на львиный рев, который Шаста слышал в ту ночь, когда они встретили Хвин иАравис. На этот раз кричал шакал, но Шаста этого не знал, а если бы и знал, то встреча с шакалом его вряд ли бы обрадовала.

 Вопли повторялись все чаще и раздавались все ближе.

 — Кто бы там ни был, он не один, — послушав, решил Шаста. — И они приближаются.

 Я думаю, если бы он был в состоянии рассуждать более или менее хладнокровно, то просто пошел бы через Гробницы ближе к реке — туда, где тянулись сады и были дома, и куда вряд ли осмелились бы подойти дикие звери пустыни. Но ведь там, в Гробницах, были, как он думал; вурдалаки! Идти через Гробницы означало пройти еще раз мимо тех черных отверстий. А из них мог выйти кто угодно...

 Шаста и сам понимал, что этот страх, скорее всего, глупость, но чувствовал, что ему легче встретиться с дикими зверями, чем с теми. Но чем ближе раздавались вопли шакалов, тем страшнее ему становилось. И Гробницы казались уже не такими страшными. Он совсем собрался, пока не поздно, бежать к реке, но внезапно в поле его зрения стремительным прыжком ворвался какой-то зверь. Лунный свет падал на зверя сзади, поэтому виден был лишь его огромный силуэт. Шаста не мог понять, кто он — огромный, с лохматой головой, передвигающийся на четырех ногах. Похоже, на Шасту он совсем не обратил внимания, потому что неожиданно остановился, повернул голову к пустыне и заревел — да так, что ему ответило гулкое эхо Гробниц, а с ног Шасты сдуло песок. Вопли тварей сразу смолкли, и Шасте показалось, что он слышит дробный топоток убегающих ног. Потом громадный зверь обернулся и направился к Шасте.

 — Это лев. На этот раз лев, — думал Шаста. — Мне конец. Хотел бы я знать, сильно он меня изранит? Или сразу насмерть? Интересно, что делается с людьми после смерти? Он уже здесь!

 Мальчик закрыл глаза и стиснул зубы.

 Но вместо ожидаемой от зубов и когтей боли он почувствовал лишь, как что-то теплое укладывается у его ног. Он открыл глаза и сказал:

 — Ой, он совсем не такой большой, каким казался. Наполовину меньше... Да нет, вчетверо меньше... Гляди-ка! Это же всего-навсего кошка! Наверно, мне все приснилось: я же видел, что она ростом с лошадь.

 Снилось ему все это или нет, но то, что теперь лежало у его ног и смотрело на него, смущая его душу, большими, зелеными, немигающими глазами, действительно было кошкой. Хотя, надо сказать, такой огромной кошки он еще никогда не видал.

 — Ох, кисанька! — сказал Шаста дрожащим голосом. — Как хорошо, что это ты. Мне снился просто жуткий сон!

 И он снова улегся так, чтобы за спиной была кошка, как в начале ночи. Ее живое тепло растекалось по его телу.

 — Сколько бы я еще ни прожил, — сказал вслух Шаста, — никогда не сделаю ничего плохого ни одной кошке. А раньше делал. Тому старому бездомному коту, полумертвому от голода. Он был шелудивый, и я бросил в него камнем, чтобы отогнать... Ой! Что ты делаешь! Прекрати!

 Он вскрикнул, потому что кошка извернулась и запустила когти ему в тело.

 — Ну и ну! — сказал он. — Вряд ли ты поняла, что я тебе сказал.

 Тут же он снова задремал.

 Когда наутро проснулся, кошки уже не было. Солнце стояло высоко, и песок успел стать горячим. Шасту разбудила сильная жажда. Он сел и протер глаза. Пустыня стала ослепительно белой. Хотя сюда доносился слабый городской гул, но само место, где он сидел, было очень тихое. Он посмотрел влево на запад, чтобы солнце не било ему прямо в глаза. Горы по ту сторону пустыни обозначились так ясно и резко, словно до них можно было добросить камнем. Он обратил внимание на голубую гору, заканчивающуюся двумя пиками, и решил, что это и есть гора Пир.

 — Если Ворон сказал правду, то нам надо двигаться в ту сторону, — сказал Шаста. — Значит, когда придут остальные, не надо будет терять время, определяя, куда идти.

 Босой ногой он прочертил в песке прямую, глубокую, хорошо заметную борозду, которая указывала прямо на гору Пир.