Хроники Нарнии. Том 1 - Льюис Клайв Стейплз - Страница 68

 Теперь Ташбаан выглядел далеко не так великолепно, как издали. Первая же улица, где они очутились, оказалась очень узкой и состояла из сплошных стен, почти без окон. Вся улица была запружена народом. Отчасти крестьянами, спешившими на базар (вместе с ними наши путники вошли в город), отчасти городским людом: водоносами, мясниками, привратниками, солдатами, нищими, оборванными ребятишками. Под ногами путались снующие куры, бродячие собаки и босые рабы. Сразу же в лицо им ударил запах — запах множества потных, немытых тел, грязных собак, духов, чеснока, лука, конского пота и вони от раскиданных повсюду куч отбросов.

 Шаста делал вид, что ведет Бри. Но на самом деле их всех вел Бри, потому что он один знал дорогу: в нужных местах Бри указывал направление, подталкивая Шасту головой. Они свернули влево и начали взбираться по крутой лестнице на холм. Воздух сразу стал свежее, потому что лестница была обсажена деревьями, а дома стояли только с одной стороны. С другой виделись лишь крыши домов в городском предместье.

 Потом они еще раз свернули, только теперь уже направо, продолжая идти вверх. По извилистой дороге они понемногу приближались к центру Ташбаана и вскоре вышли к улицам по-настоящему красивым. То тут, то там на сверкающих пьедесталах высились статуи, изображающие богов и героев Калормена (впрочем, статуи эти были скорее громоздкими, чем приятными на вид). Сводчатые галереи, поддерживаемые колоннами, и пальмы бросали тень на раскаленную мостовую. По сторонам улиц тянулись ограды дворцов. За их сводчатыми воротами Шасте иногда удавалось увидеть зеленые ветви и уловить свежее дуновение фонтана или запах цветущих лужаек. “Наверно, там, внутри, хорошо сейчас! ” — думал он.

 Завидев очередной поворот, Шаста решил, что уж теперь-то они выберутся из толпы; но это были тщетные надежды. Более того, по красивым улицам они продвигались еще медленнее, так как то и дело приходилось останавливаться. Каждой такой остановке предшествовали громкие крики:

 — Дорогу! Дорогу тархану!

 Или:

 — Дорогу тархине!

 Или:

 — Расступитесь — пропустите Пятнадцатого Визиря!

 Или:

 — Пропустите Чрезвычайное посольство!

 И толпа изо всех сил прижималась к стенам. Порою Шасте удавалось разглядеть вельможу или знатную даму, ради кого поднималась вся эта кутерьма.

 Они проплывали над головами толпы, небрежно развалясь на носилках, которые тащили на плечах четыре, а то и шесть, раба-великана. Вскоре он уяснил, что в Ташбаане существует лишь одно правило уличного движения: тот, кто являлся менее важной персоной, должен был уступать дорогу более важной, если не хотел отведать обжигающего удара бича или толчка в грудь тупым концом копья.

 Дети и Лошади как раз находились на великолепной улице почти у самой вершины холма (выше ее располагался лишь дворец тисрока), когда случилась самая неприятная из этих задержек.

 — Дорогу! Дорогу! Дорогу! — услышали они уже изрядно надоевший крик. — Дорогу королю Белых Варваров, гостю тисрока (да живет он вечно!)! Дорогу нарнианским владыкам!

 Шаста изо всех сил старался стащить Бри с проезжей части улицы. Но не так-то легко заставить коня (будь это даже Говорящий Конь из Нарнии) податься назад, когда сам он этого не желает. А тут еще какая-то женщина с корзиной в руках, стоявшая позади Шасты, крепко огрела его этой корзиной по спине и крикнула:

 — Ну, ты! Куда прешь?

 Тут кто-то двинул его локтем в бок, да так, что в глазах у него потемнело, и он невольно выпустил повод Бри. Только он пришел в себя, как толпа сзади уже так уплотнилась, что прошмыгнуть к стене стало невозможно. Сам того не желая, Шаста оказался в первом ряду, получив прекрасную возможность разглядеть тех, ради кого освобождали улицу.

 Они были совершенно непохожи на вельмож, которых мальчик успел повидать за день. Глашатаи, бежавшие впереди и кричавшие “Дорогу!”, были калорменцами. Но вслед за ними не следовало носилок: эти знатные господа предпочитали идти пешком. Их шло с полдюжины, и таких людей видеть Шасте прежде не доводилось.

 Светлокожие, как и он сам, а большинство, вдобавок, и белокурые, одеты они были не так, как калорменцы: ноги до колен голые, вся одежда состояла из легких туник самых ярких, смелых и очень красивых расцветок: веселого желтого цвета, лесной зелени, ярко-голубого, бирюзового. На головах, вместо тяжелых тюрбанов, серебряные шапочки, усеянные самоцветами. Некоторые шли совсем с непокрытой головой. На поясе сбоку висели мечи — длинные и прямые, а не кривые, как сабли калорменцев. И вид у них был не суровый и таинственный, какой напускали на себя знатные калорменцы, — шли они легко и свободно, позволяли себе покачиваться на ходу и размахивать руками, болтать и смеяться. Один даже что-то насвистывал. Сразу было видно, что они готовы подружиться с каждым, кто проявит к ним дружелюбие, а остальные им не интересны. И Шаста подумал, что ему в жизни еще не доводилось видеть таких красивых и привлекательных людей.

 Больше он ничего не успел подумать, потому что сразу же случилась ужасная вещь. Светловолосый юноша, шагавший впереди, неожиданно повернулся к Шасте и крикнул:

 — Вот он! Вот наш беглец!

 Он крепко ухватил Шасту за плечо и тут же дал ему затрещину — не такую, из-за которой стоило плакать, но достаточно крепкую, чтобы чувствовать решительное неодобрение. Потом он сильно встряхнул Шасту и сказал:

 — И вам не стыдно, сударь? Не стыдно? Королева Сьюзен проплакала из-за вас всю ночь, у нее глаза красные... Как вы позволили себе такое? Проболтаться невесть где всю ночь! Где вы были?

 Если бы Шаста мог, он тотчас бы шмыгнул под брюхо Бри и попытался затеряться в толпе. Но поздно: светловолосые люди сразу же плотно окружили его.

 Разумеется, первым его побуждением было сказать им, что он всего лишь сын бедного рыбака Аршиша и что эти иноземные господа приняли его за кого-то другого. Но потом Шаста сообразил, что менее всего на свете ему следует объяснять здесь, в этом переполненном народом месте, кто он такой и как сюда попал. Если он начнет отнекиваться, его станут расспрашивать, и рано или поздно — и скорее всего рано — его заставят объяснить, где он взял свою лошадь, и кто такая Аравис, тогда им придется распроститься с надеждой выбраться из Ташбаана. Поэтому следующей его мыслью было посмотреть, как там Бри, и попросить у него помощи и совета. Но Бри совсем не хотел показать всей этой толпе, что он Говорящий Конь, и глядел на Шасту с тем же тупым безразличием, с каким на него глядел бы конь обычный. Аравис... на Аравис Шаста не посмел даже взглянуть, боясь привлечь к ней внимание. К тому же, все случилось так быстро, что у него совсем не было возможности обдумать свое положение. Вожак нарнианцев сказал:

 — Возьмите, Перидан, этого маленького паршивца за руку — конечно, со всей подобающей учтивостью — но ни за что не выпускайте. А я возьму его за другую руку. И вперед. Надо поскорее доставить этого шалопая в резиденцию, чтобы наша царственная сестра смогла наконец успокоиться.

 Таким образом, не успели наши путешественники пройти и полпути по Ташбаану, как все их планы рухнули. Шаста не смел даже попрощаться со своими друзьями и ушел от них, окруженный плотным кольцом чужеземцев, не зная, что еще обрушится на него в следующую минуту. Нарнианский король — по тому, как с ним говорили остальные, Шаста догадался, что это был король — засыпал его вопросами: где он был, как умудрился ускользнуть, куда девал свою одежду и понимает ли он, как нехорошо поступил. Из слов короля выходило, что своим поступком Шаста показал им, что ни в грош не ставит их всех.

 Шаста молчал, так как не мог сообразить, что ему сказать, не выдав при этом своих друзей.

 — Молчим? Ни гугу? — продолжал распекать его король. — Должен сказать вам откровенно, принц, что когда вы молчите, как повешенный, вы делаете еще меньше чести вашему семейству, чем прежней глупой выходкой, которую вы себе позволили. Убежать можно не подумав или оттого, что нашло озорное настроение. Такое может случиться с каждым мальчишкой. Но королевский сын, если уж с ним случилась такая провинность, должен уметь держать ответ за свои поступки, а не молчать, как нашкодивший калорменский раб...