Хроники Нарнии. Том 1 - Льюис Клайв Стейплз - Страница 34

 — Эх! — с сожалением произнес господин Тумнус. — Мне следовало бы усерднее учить географию, когда я был маленьким фавном, тогда, возможно, я знал бы что-нибудь об этих чужеземных странах. Но не находите ли вы, что теперь несколько позднее время?

 — Но это же вообще никакие не страны, и даже не местности, — Люси едва не рассмеялась. — Это всего-навсего в нескольких шагах отсюда... Впрочем, я не очень уверена. Ведь там только что было лето.

 — Как бы то ни было, — возразил Тумнус, — в Нарнии сейчас зима, и она у нас стоит всегда... то есть очень давно, и вы можете простудиться, если мы продолжим беседовать здесь, на снегу. Дочь Евы из далекой страны Омнат-Ля-Остей, где в блистательном городе Каф царит вечное лето, не угодно ли вам проследовать за мною, чтобы выпить чашечку чаю?

 — Вы очень любезны, господин Тумнус, благодарю вас, но я не знаю, смогу ли я вернуться сюда...

 — Нам надо всего-навсего пройти за тот поворот, — пояснил фавн, — а там будет огонь, гудящий в камине, и поджаренный хлеб, и сардины, и торт...

 — Вы очень добры, спасибо, — неуверенно ответила Люси. — Но мне нельзя долго оставаться здесь...

 — Если вы возьмете меня под руку, Дочь Евы, — продолжал господин Тумнус, — то мой зонтик прикроет от снега нас обоих. Вот так. Идемте же.

 И Люси пошла по лесу под руку с этим странным существом, как будто была знакома с ним всю жизнь.

 Идти им действительно пришлось недалеко. Вскоре появились холмы и овраги, то тут, то там попадались большие камни, и дорожка то и дело то поднималась, то опускалась с невысоких бугорков. Спустившись на самый низ небольшой долинки, господин Тумнус неожиданно свернул в сторону, словно собирался войти прямо в большую скалу. Лишь в самый последний момент Люси поняла, что перед ними вход в пещеру. Как только они вошли в нее, девочка чуть не ослепла от яркого огня в камине. Пока она стояла и моргала, господин Тумнус нагнулся, маленькими изящными щипцами достал из камина горящий уголек и зажег лампу.

 — Нам не придется долго ждать, — сказал он и сразу же поставил на огонь чайник.

 Люси подумала, что ей никогда еще не случалось бывать в таком приятном месте. Пещера была маленькой, сухой и чистой, с красновато-бурыми сплошными каменными стенами, с ковром на полу. Тут же стояли два маленьких стульчика ("Один для меня, другой — для друга", — пояснил господин Тумнус), стол, кухонный шкафчик с посудой, камин с каминной полкой, а над нею — портрет старого фавна с седой бородой. В одном углу была дверь, которая, как подумала Люси, должна была вести в спальню господина Тумнуса; возле стен — книжный шкаф. Пока фавн накрывал на стол, Люси разглядывала книги: “Жизнь и письма Силена”, “Нимфы и их обычаи”, “Люди, Отшельники и Лесничие. Исследование народных легенд”. Особенно заинтересовало ее одно заглавие: “Человек: миф или реальность?”.

 — Все готово, Дочь Евы! — объявил фавн.

 Чаепитие и в самом деле получилось чудесное. Были поданы хорошенькие яички в коричневой скорлупе, сваренные всмятку, по одному на каждого, сардинки на ломтиках поджаренного хлеба, потом — поджаренный хлеб с маслом, потом поджаренный хлеб с медом, потом пирожные с сахарными головками. Когда же Люси не могла больше есть, фавн начал беседу, впрочем, говорил большей частью он один. Он рассказывал ей удивительные истории о жизни в лесу. Поведал о полуночных танцах и о том, как нимфы, живущие в источниках, и нимфы, живущие на деревьях ("Их зовут дриадами, Дочь Евы"), выходят потанцевать с фавнами. О долгой охоте за оленем молочно-белого цвета — если его поймать, он исполнит вам любое желание. О пирах; о поисках сокровищ вместе с дикими красными гномами в глубоких рудниках и пещерах, расположенных далеко-далеко внизу, в недрах земли. Потом фавн вспомнил о прекрасных летних днях, когда леса были одеты в зеленое, и старый Силен на своем толстом осле приезжал к ним в гости, а порою сюда заглядывал и сам Вакх, бог вина и веселья, и тогда в речках и ручьях вместо воды текло вино, и весь лес пировал целыми неделями...

 — Но теперь такого не бывает, —добавил он уныло. — Теперь все время зима.

 Чтобы немного развеселиться, он достал из ящичка шкафа диковинную маленькую' флейту, такую тоненькую, будто она была сделана из соломинки, и начал наигрывать. От этой мелодии Люси захотелось сразу и засмеяться, и заплакать, пуститься в пляс и уснуть... Так прошел почти целый час, когда она вдруг спохватилась и сказала:

 — Ах, господин Тумнус, мне так жаль, что приходится прерывать вас, и ваша мелодия мне очень нравится, но мне и в самом деле пора домой. Я ведь собиралась пробыть у вас всего несколько минут.

 — Понимаете, теперь это уже бесполезно, — ответил фавн, опустив флейту, и начал тихонько покачивать головой, как будто вдруг сильно опечалился.

 — Бесполезно? — переспросила Люси, даже привстав от удивления, даже немного испугавшись. — Что вы имеете в виду? Я немедленно ухожу домой. Там, наверно, обо мне уже забеспокоились, думают, что со мною что-то случилось...

 Вдруг, совсем другим тоном, она спросила:

 — Господин Тумнус! В чем дело?

 Потому что карие глаза фавна неожиданно наполнились слезами. Слезы текли по щекам, закапали с кончика носа все чаще и чаще, пока из капелек не образовалась струйка, а из струйки — ручеек. В конце концов он закрыл лицо руками и принялся всхлипывать и стонать.

 — Господин Тумнус! Господин Тумнус! — Люси попыталась успокоить его. — Не надо плакать! Перестаньте! Скажите, в чем дело? Вы себя плохо чувствуете? Милый господин Тумнус, скажите же хоть что-нибудь! С вами что-то неладно?

 Но фавн продолжал рыдать, да так, будто его сердце вот-вот разорвется. Он не перестал плакать даже тогда, когда Люси, подбежав к нему, обняла его и дала ему свой носовой платок. Он просто взял платок и начал вытирать слезы. Когда тот стал совсем мокрым, молча отжал его, скрутив обеими руками, и снова начал вытираться... Вот он отжал платок еще раз, потом еще, и вскоре ковер под ногами Люси заметно отсырел. Наконец Люси потеряла терпение.

 — Господин Тумнус! — крикнула она изо всех сил ему в ухо и вдобавок встряхнула его. — Прекратите немедленно! Как вам не стыдно? Вы же такой большой, совсем взрослый фавн — и на тебе! Что с вами стряслось, из-за чего вы так убиваетесь?

 — Ох... ох... ох! — всхлипывал господин Тумнус. — Я плачу оттого, что я плохой фавн.

 — Не верю, что вы можете быть плохим фавном, — отвечала Люси. — Я считаю, что вы очень-очень хороший фавн. Вы самый милый фавн, какого я знаю.

 — Ох... ох... ох... Вы бы никогда так не сказали, если б все знали! — выговорил наконец господин Тумнус между двумя приступами рыданий. — Увы, я скверный фавн! Наверно, хуже меня не было ни одного фавна со дня сотворения мира.

 — Что же вы такого натворили? — спросила Люси.

 — Мой старый отец, — продолжал господин Тумнус, — он сейчас смотрит на нас с портрета над каминной полкой... Он бы никогда так не поступил... Никогда!

 — Как же именно вы поступили? — спросила Люси.

 — Да вот так, — всхлипывая, отвечал фавн. — Поступил... на службу к Белой Колдунье. Вот что я наделал. Я получаю от нее жалованье.

 — Белая Колдунья? Кто она?

 — Ах, неужели вы не знаете? Та самая, которая зажала в кулаке всю Нарнию. Это она сделала так, что у нас все время стоит зима. Все время будет зима и никогда не настанет Рождество. Подумать только!

 — Какой ужас! — сказала Люси. — За что же она платит вам жалованье?

 — Это и есть самое плохое, — промолвил господин Тумнус, глубоко вздохнул и даже застонал. — Я для нее ворую детей — вот что я делаю. Погляди на меня, Дочь Евы. Можешь ли ты поверить, что я тот самый фавн, который, встретив в лесу невинное дитя, не сделавшее ему ничего дурного, прикидывается другом, заманивает к себе в пещеру и все ради того, чтобы убаюкать его, а когда оно заснет — передать его Белой Колдунье?!

 — Нет, — ответила Люси. — Никогда не поверю, что вы делали такие вещи.