Их было семеро… - Таманцев Андрей "Виктор Левашов" - Страница 60

Это понимание дало ему даже беглое ознакомление с ситуацией на нефтяном рынке. Передел там еще не был закончен. Более девяноста процентов акций Тюменской нефтяной компании, которой принадлежал Самотлор, находилось в руках государства. Все шло к тому, что эти акции рано или поздно поступят на открытый рынок. И появление Назарова с патентом и планами намного увеличить добычу нефти на изгаженном Самотлоре могло мгновенно поднять котировку акций на сотни пунктов. А раз взлетят акции, значит, и цена контрольного пакета увеличится не на один десяток миллионов долларов.

И Назаров отказался продать патент. Тогда «они» повысили цену. Он вновь ответил отказом.

Большой бизнес — занятие не для чистоплюев. Назарову не раз приходилось с помощью своих экспертов отыскивать лазейки в дырявом российском законодательстве, чтобы уйти от людоедских налогов, взятками продавливать свои проекты сквозь чиновничьи препоны, с помощью связей и тех же взяток выбивать льготы для своих предприятий. Все так делали. Но в этот раз он твердо сказал: «нет». Свои деньги на патенте он и так заработает, а помогать кому-то скупать за бесценок остатки национального богатства России — перебьетесь, господа.

Но он недооценил решимости своих контрагентов. Потому что не понял масштабности их планов. Понял лишь теперь, когда изучил подробнейший аналитический отчет о состоянии не только российского, но и всего мирового рынка нефти.

Речь шла не только и даже не столько о Самотлоре. В руках государства до сих пор оставались контрольные пакеты акций практически всех нефтяных компаний. Вся Западная Сибирь. Ямал. «Коми-нефть». Вся Восточная Сибирь. Приморье. Татарстан. Башкирия. Удмуртия. Оренбург. Поволжье, Краснодар. Северный Кавказ. И не было в России ни одного месторождения, которое не заводнили бы, не изуродовали, не изнасиловали безудержным браконьерством во имя единственной цели — дать круглую цифру, отчитаться, прищелкнуть каблуками: «Задание партии и правительства выполнено и перевыполнено!» А для тех, кому адресовались эти лакейские рапорты, это означало: приток нефтедолларов обеспечен, можно еще некоторое время спокойно жрать, пить и нашпиговывать танками и ракетами дружественные режимы.

Да и только ли в России так было? А в Азербайджане — не так? В Туркмении? В Казахстане? На Украине?

Здесь пахло не десятками и сотнями миллионов долларов — миллиардами и даже десятками миллиардов.

И ключ от этих миллиардов был в руках у Назарова. Этим ключом был патент.

Слишком поздно он это понял. И заплатил за ошибку страшную цену.

У него уже не было ни малейших сомнений в том, кто направлял руку убийц. Сами убийцы его не интересовали. Они были инструментом. И только. Он был намерен предъявить счет не исполнителям, а организаторам. Не составляло особого труда узнать их фамилии, адреса, получать полную информацию об их привычках, распорядке дня, ежедневных маршрутах. Не составляло труда найти исполнителей, на это был Губерман и его служба из бывших сотрудников «Альфы». Назаров брал в руки оружие только во время службы в армии да иногда на охоте, которую приходилось устраивать, чтобы в располагающей к душевной разнеженности обстановке установить контакт с нужными для дела людьми. Но сейчас он словно бы вновь представил, как злобно бьется в его руках «Калашников», как пули кроят жирные, изнеженные тела его врагов и размалывают их головы.

Это было сладкое, греющее сердце видение.

Но он отогнал его от себя. Он никогда не прибегал к таким методам конкурентной борьбы. Он был человеком жестким, иногда беспощадным, но такие методы были глубоко противны его натуре. Отнять у человека жизнь может только Тот, кто ему эту жизнь дал. Назаров не хотел оставить сыну страну, где конфликты между деловыми партнерами решаются пулей или ножом. И хотя от него самого мало что зависело, он к этому руку приложит.

Нет, счет его будет другим. Они лишили его жизнь смысла. Он лишит смысла их жизнь: отнимет деньги и власть, которую деньги давали. А иного смысла и не было в их злобной звериной жизни. Он превратит их в живые трупы.

Так он и сделает.

Назаров еще раз пробежал взглядом аналитическую сводку и вышел из комнаты. Пока он шел по коридору и спускался по лестнице, молодые турки-охранники, дежурившие во всех углах виллы, при его приближении вытягивались в струнку. В руках у них были девятимиллиметровые английские пистолеты-пулеметы «бушмен», из верхних карманов курток торчали антенны переговорных устройств.

Дверь в компьютерную оказалась незапертой. За экраном монитора сидел Розовский с неизменной погасшей сигарой во рту. Увидев в дверях Назарова, он ткнул в какую-то кнопку, убирая с экрана картинку, и встал.

— Ты хочешь поработать? Садись, я потом закончу, мне не к спеху.

— А я думал, ты уже улетел, — заметил Назаров.

— Ты этого хочешь? — спросил Розовский.

Назаров безразлично пожал плечами:

— Мне казалось, этого хочешь ты.

— Если не возражаешь, я повременю с отъездом.

— Рассчитываешь, что я передумаю?

— Да. Ты разумный человек и в конце концов поймешь…

— И не рассчитывай на это. Я никогда не был разумным человеком в твоем понимании. А сейчас тем более не собираюсь.

Розовский хотел что-то сказать, но лишь вяло махнул рукой и молча вышел. Пришибленный он был какой-то. Назарову даже стало жалко его. Мелькнула мысль: вернуть его, ободрить, рассказать о том, что он задумал, — чтобы Борис зажегся, как это всегда бывало, азартно включился в обсуждение всех деталей.

Но дверь за Розовским уже закрылась. Да и вряд ли зажег бы его план Назарова. Наоборот: вверг бы в панический ужас. Трусом был его старый друг. Назаров и раньше это знал. И не раз, случалось, раздраженно ему кричал: «Если бы я прислушивался к твоим предостережениям, мы до сих пор бревна бы на Енисее ловили!» Но сейчас это была не просто трусость, а прямо какая-то патология. Что с ним? Что его могло так сломать?

Не хотелось об этом думать. Какое-то равнодушие чувствовал Назаров к Розовскому. Кончилась их тридцатилетняя дружба? Ну, кончилась — значит, кончилась. Все в его жизни кончилось. Осталось только одно — дело.

Назаров сел в кресло и вернул на экран программу, с которой работал Розовский. И одного взгляда на знакомые названия фондов, холдингов, ассоциаций и банковских структур ему было достаточно, чтобы понять, чем занимался Розовский: высчитывал, сколько его денег вложено в дело. Это неприятно царапнуло. Спешит. Но, в конце концов, это его деньги.

Назаров сбросил информацию на дискету и вызвал центральную базу данных. Пока компьютер загружался, сидел, откинувшись на высокую спинку кресла, и машинально барабанил пальцами по подлокотникам.

Что-то не нравилось ему в его плане. Он был прост и на первый взгляд достаточно эффективен: самому скупить контрольные пакеты акций сибирских нефтяных компаний — всех, на сколько хватит свободных денег, потом построить завод по производству установок, смонтировать установки на скважинах и эксплуатировать восстановленные месторождения.

План сам по себе был хорош, но не достигал главной цели, А цель его была не прибыль, а полное разорение этих ублюдков. Для этого нужно было взять под свой контроль не половину, не три четверти, а все до одной сибирские компании. А в идеале — и не только сибирские.

Даже не вызвав еще на монитор необходимые данные, Назаров уже понимал: денег не хватит. Но он терпеливо просидел часа три за компьютером, скрупулезно просчитывая, какие программы можно свернуть, какие, инвестиции приостановить, какие компании вообще продать. Набралось немало, почти на полмиллиарда долларов. Но это покрывало не больше трете необходимых расходов. Назаров, не задумываясь, ликвидировал бы все структуры своего концерна, но многие дела находились в начале раскрутки, продать их можно было лишь за сущий бесценок. Это было не только в высшей степени неразумно, но не решало и главной проблемы: для широкомасштабной операции, какой ее задумал Назаров, средств всё равно не хватило бы.