Гонки на выживание - Таманцев Андрей "Виктор Левашов" - Страница 46

«Но ведь по этим снимкам мало, что можно понять», — заметил вице-премьер.

«Специалист поймет все», — сказал Черемисин.

"Так что, как видите, ваш диспут, — продолжил Касьянов, — уже мало чего стоит. Это секрет полишинеля. Так что, на наш взгляд, показ на сингапурском салоне такого экспоната никакого урона обороноспособности страны уже не нанесет.

А схема, предложенная товарищем Стениным, достаточно разумна".

«А вы как считаете, Андрей Терентьевич?» — обратился к Черемисину Клоков.

Тот задумался. Взял в руки фотографии, всмотрелся… «Ну что ж, — вздохнул он. — Может быть, и стоит показать. Но не сам „Зодиак“, а только самый схематичный выставочный макет».

«Резонно, — заключил Клоков. — Значит, будем готовить соответствующее постановление…»

Запись кончилась. Нифонтов выключил видеомагнитофон.

— Ну, что скажете?

— Все довольно странно, — сказал Голубков. — И неожиданно. Как будто бы опрокидывает все наши предположения.

— Значит, наша задача теперь, — подвел итог Нифонтов, — установить, действительно опрокидывает или все-таки «как будто бы».

Почти два месяца генерал-лейтенант Владлен Иванович Курцевский начинал рабочий день коротким телефонным разговором с одним из сотрудников аппарата вице-премьера Германа Григорьевича Клокова.

Именно он, влиятельный помощник-референт Борис Владимирович Лапичев, должен был проследить и ускорить прохождение документов, дающих торгово-коммерческому объединению «Армада» разрешение на внешнеэкономическую деятельность, по всем инстанциям, вплоть до стола главы государства.

Бумаг в президентской канцелярии, как всегда, была уйма, и многие из них вполне могли быть завизированы и введены в действие на куда более низком уровне.

На это, собственно, и рассчитывал Курцевский. Однако, сколько он ни звонил, дело не двигалось, и в ответ на свои вопросы генерал слышал только одно: «Надо ждать», «К сожалению, пока еще нет…», «Наберитесь терпения…».

Спорить тут было бессмысленно. Курцевский прекрасно это понимал. Сдерживая ярость, опускал трубку на рычаг и матерился.

С тех пор как речное пароходство взвинтило цены, водные прогулки сделались приятным времяпровождением лишь обеспеченных влюбленных мальчиков и девочек, деловой братвы да удачливых «челноков» с периферии. Так что появление утром на борту шестерых крепких молодых людей ни у кого не вызвало удивления.

Конечно, куда лучше было бы в этот солнечный день плыть на верхней палубе, дышать речной свежестью да потягивать пивко, поглядывая на любимый город. Но они собрались внизу, в закрытом салоне, где не было ни прохладного влажного ветерка, ни чаек, ни белых облаков в синеве над городом.

Когда отплыли. Пастух вежливо постучал и заглянул в рубку капитана, где состоялись небольшие дипломатические переговоры. Результатом их стало соглашение на скромной коммерческой основе, по которому нижний салон вплоть до конца рейса полностью переходил в распоряжение этой странной шестерки. Молодой капитан «семнадцатой», видно, был парень тертый, вдаваться в подробности не стал. Скорее всего, принял их то ли за солнцевских, то ли за люберецких. У трапа в нижний салон появился молчаливый матрос, а также табличка — точь-в-точь как на ресторанных дверях: «Закрыто на спецобслуживание». Так что ни одна живая душа не могла теперь согласно договору и носа сунуть туда, где сидели эти очень спокойные крепкие парни.

— Значит, так, мужики, — начал Пастух, рассказав где и как их принимали на «Рижской». — Как выяснилось, нас подрядили сразу две, если не три команды.

Понятное дело, не считая портного дяди Кости и его ателье. Сегодня ночью мы с Доком имели с ним короткую встречу и обсудили положение.

— Задание получили? — спросил Артист.

— Так точно. Но вышла накладка. Помните мужика, который вез нас на «мицубиси», а после тыркался в том дворе с пеленгатором? Он нас и встретил на «Рижской». Во время разговора приказали сработать под террористов и захватить самолет после вылета с аэродрома в Кубинке. Ну и мы, не раскумекав, кто есть кто, трепанули лишнего… — То есть как? — спросил Трубач.

— Элементарно. Мы-то думали, что нас вызвали люди с той дачи — так? А угодили к их конкурентам. Выложили сдуру две-три детали, и товарищ запросто допетрил, что мы повязаны с другими. А поскольку нас с Иваном успели кое во что посвятить, у них, понятное дело, с ходу возникло острое желание зарыть нас как можно глубже и навсегда. Мы это просекли и рванули к вам. Но вас уже не было.

Потом приехали мясники. Мы малость помахались и рванули к вам. Вас кто предупредил?

— Без понятия, — сказал Боцман.

— Тогда докладывайте, — приказал Пастух.

— Чего докладывать, — сказал Ухов. — Покажем пейджеры.

Трубач, Муха, Артист и Боцман одновременно выложили на столик в салоне речного теплохода свои черные коробочки фирмы «Моторола». На четыре маленьких дисплея в двенадцать минут первого поступило одно и то же сообщение. Текст гласил:

«Серега, привет! День рождения отмечаем сегодня вечером в Быкове. Вас встретят на платформе в 20.40. Подробности при встрече».

— Смотрите, — воскликнул Пастух, — в это самое время мы с Иваном как раз беседовали с нашим ночным заказчиком в вагоне.

— Мы маленько прибалдели, когда поступила эта директива, — сказал Артист.На хрена, спрашивается, было гнать послание, если вас все равно вызвали на личную встречу? Какая-то нестыковка. Стало быть, вы тоже это получили?

— То-то и оно, что нет, — сказал Перегудов. — Когда подъезжали к «Рижской», мы сочли, что пейджеры ни к чему, обесточили от греха и сунули под сиденье.

— Мужики! Да ведь это вас, а может, нас всех и спасло… — вытаращил глаза Артист. — Представляете, если б пейджеры сработали на сигнал прямо там, в вагоне?

— Ладно, отставим лирику, — сказал Трубач и яростно зажмурил глаза — видно, так ему легче думалось. — Что происходит дальше? Во сколько вас тормознули гаишники?

— Могу сказать точно, — ответил Пастух. — Разговор в вагоне начался в двадцать три двадцать. Закончился в десять минут первого. Пока тащились между вагонами, по всем этим закоулкам — к «джипу» выбрались в ноль двадцать и врубили форсаж. А дядю Костю увидели в ноль тридцать пять.