Хроника смертельного лета - Терехова Юлия Константиновна - Страница 2

Вспомнив, что Антон уже часа два как должен был за ней заехать, Анна встрепенется, метнется к низкой скамье, стоящей вдоль зеркальной стены, начнет торопливо шарить в сумке, осознавая, что ее мобильный молчит как-то подозрительно долго, обнаружит, что телефон выключен и…

Когда белый «лексус» Ланского, рассекая лужи, подплыл к зданию театра, Анна ждала у служебного подъезда, с трудом удерживая в руках зонт, терзаемый порывами ветра. Не вылезая из машины. Антон открыл ей дверь.

– Как это я тебя еще терплю, – хмуро бросила Анна, усаживаясь и отряхивая длинные светлые волосы. Антона обдало веером брызг. – Мокро? Так тебе и надо. Другая бы уже орать начала.

– Ты – не другая, – ответил Ланской и нежно поцеловал ее во влажный белокурый завиток у виска. – Ты – моя половинка. Но телефон включай иногда – для разнообразия.

– Я – твоя четвертинка, – невесело отшутилась Анна. – С половинками так не обращаются…

– Я хорошо с тобой обращаюсь, – улыбнулся Ланской, – спроси Катрин. Она повторит – кстати, в который раз? – что тебе со мной повезло.

– Сказать-то она скажет, – кивнула Анна, – но что она при этом подумает?

Антона охватило радостное возбуждение от того, что она рядом – эта красивая и утонченная женщина, невесть что в нем, скучном юристе, нашедшая. Он познакомился с ней на приеме, который устроил его холдинг по поводу открытия выставки современного абстрактного искусства. Анну представили ему, главному юристу компании, как восходящую звезду российского балета. Скромный и даже застенчивый, что всегда служило предметом для шуток его друзей, он остолбенел от ее изящества, красоты и врожденного благородства. Коктейльное платье-футляр цвета слоновой кости оттенялось ожерельем из белого жемчуга, который впоследствии оказался призом за победу на каком-то японском балетном конкурсе. Он обратил внимание, что она так и простояла весь вечер с одним бокалом шампанского в руках, время от времени поднося его к губам.

Но больше всего Антона поразили ее ладони, маленькие, легкие, с длинными пальцами и аккуратными, коротко обрезанными ногтями, без малейшего намека на лак – он ненавидел яркий лак на женских руках – такие руки его пугали. Антон был настолько ошеломлен, что ему даже в голову не пришло попросить у нее номер телефона, и он потом долго, смущаясь и придумывая смехотворные предлоги, доводил до белого каления секретаршу, заставляя ее найти хоть какие-нибудь контакты прекрасной балерины…

– Завтра большой сбор, как я понимаю? – услышал Антон голос Анны, Уже несколько минут он молча вел машину. Лобовое стекло заливало водой, и Ланской сосредоточенно пытался разглядеть дорогу. Погода меньше всего подходила для середины июня, сильный затяжной дождь начался рано утром, и ему не было видно конца…

– Что? – Он словно очнулся. – Ах да!.. Надо заехать в магазин и купить что-нибудь. В холодильнике пусто.

– Нам нужно не «что-нибудь», а прорва еды, – отозвалась Анна. – Завалится толпа… Эту толпу, между прочим, надо кормить и поить. Ты никого не приглашал, кроме своих?

– Нет, – буркнул он, – наша компания не для слабонервных. Особенно…

– Катрин с Орловым, – подсказала, хихикнув, Анна.

– Ну да, – вздохнул Антон с обреченным видом. – Не всякий это шоу выдержит. И с каждым годом оно становится все забавнее…

– Забавнее? – фыркнула Анна. – Ты находишь это безобразие забавным?

– А ты – нет? – на мгновение повернулся к ней Антон.

– Не вижу ничего забавного в том, что двое любящих людей не могут ужиться.

– Ну, ведь им не объективные обстоятельства мешают, правда? А лишь собственная дурость и нетерпимость.

– Катрин не дура! – вступилась Анна за подругу. – Она несчастная! А Орлов над ней измывается!

– Это ты так думаешь, – хмыкнул Ланской. – Непонятно еще, кто там над кем измывается!

– Он ее провоцирует!

– Да, да, – засмеялся Ланской, – а она, наивная, ведется!

– Добром все это не кончится, – протянула Анна. – Дождется Орлов, что Катрин его бросит…

Анна поискала в сумочке сигареты, ничего, однако, там не нашла и полезла в бардачок. Антон поморщился – обсуждение взаимоотношений Катрин и Орлова, в которое он по неосторожности оказался втянутым, хотелось отсрочить, чтобы собраться с мыслями и не ляпнуть ничего такого, что будет непременно доложено Анной ее ревнивой подружке и вывернуто наизнанку – потом перед Орловым не оправдаться.

– Однажды она его убьет, – произнес он вслух.

– Что ты! – вздрогнула Анна, копаясь в бардачке. – Что ты говоришь!

– Или он ее – какая разница?..

Анна наконец нашла сигареты и закурила.

– Но все это продолжается уже очень давно, – спустя пару затяжек сказала Анна. – Мне кажется, она привыкла – то есть, хочу сказать, для нее это в порядке вещей. Катрин – как ребенок, родившийся под бомбежкой во время долгой войны и не имеющий представления, что такое мирная жизнь. И вечный бой, покой ей только снится… Нормальные люди давно бы уже разбежались. А эти, словно сиамские близнецы – и врозь смерть, и вместе погибель…

Анна стряхнула пепел и, не дождавшись ответа Антона, спросила:

– Я не права?

Антон неохотно кивнул, снова не проронив ни слова, и тогда она продолжила: – Знаешь, когда я только познакомилась с ними обоими, то подумала – какая красивая пара! Как они друг друга, должно быть, любят! Чуть позже, услышав в первый раз, как они скандалят, решила – ну, им недолго осталось быть вместе. И вот – четыре года минуло, а воз и ныне там…

– Да уж, – ответил Ланской, – находятся же любительницы пощекотать себе нервы… – он замолчал, осознав, что сболтнул лишнее. Но было поздно.

– Лю-би-тельни-цы? – раздельно произнесла Анна. – Как интересно. О ком это ты?

– Да так, – пробубнил Антон невнятно, но Анна дернула его за рукав:

– Ну-ка, ну-ка! С этого места поподробнее…

– Да была одна сто лет назад… Первая любовь Орлова. А может и вторая. Черт его разберет, может и третья. Ольга, если память мне не изменяет. Вернее, все ее звали Олечка. Олечка Вишнякова, нет… Вешнякова, точно! Катрин тебе не рассказывала?

– Нет, – ответила Анна. – Никогда не слышала этого имени.

– Видимо, для нее до сих пор болезненная тема, – заметил Ланской серьезно.

– Ей будет неприятно услышать это имя от тебя. Вернее – именно от тебя. Так что помалкивай.

– Ладно, – кивнула Анна. – Но неужели Катрин до сих пор к ней ревнует? Сколько лет прошло?

– Больше пятнадцати, – ответил Ланской, – и сейчас Олечка разве что воспоминание для него, не больше. Катрин слишком много места занимает в его никчемной жизни.

– Почему – никчемной? – удивилась Анна. – Он, в общем-то, преуспевает. На мой взгляд, он абсолютно благополучен. И она благополучна. Им бы еще научиться сосуществовать. Или разойтись, наконец…

– Никак невозможно, – улыбнулся он, – за эти годы он привык к ней, как к любимой вещи, которая в дырках, а выбросить – рука не поднимается.

– Твой цинизм отвратителен, – Анна возмутилась. – Как ты можешь так о ней говорить!

– Но это ж правда, Аннушка. Горькая, но правда. Ну, насчет дырок, может, это я и загнул, но в целом – все так и есть.

«Старая вещь! – с содроганием подумала Анна. – Вот этим все и кончается… Любовь, нежность – все кончается. И никто не виноват…»

– Анна, нельзя приказать себе пылать от страсти. Ты ведь знаешь это лучше, чем кто бы то ни было, я прав?

Она подняла на него прозрачные глаза. Глаза Жизели и Одетты… За этот взгляд можно было отдать весь мир.

– Я тебя порой не понимаю, но ты всегда оказываешься прав. Даже смешно…

Антон чуть сильнее сжал в руках руль, но она даже не заметила: «Смешно ей!».

В первый раз он увидел Анну на сцене в партии Китри. Перед ним явилась гордая, страстная, задорная красавица – совершеннейшая противоположность той, какой она впоследствии оказалась в жизни – сдержанной, старавшейся держаться в тени. Когда в первом акте она вылетела в короткой вариации с кастаньетами – зал замер, а минуту спустя взревел, многие даже поднялись с мест. Сидевший рядом Мигель, его давний друг, как-то по-особенному вздохнул и ошарашено выдавил из себя: «Н-да…».