Автономный рейд - Таманцев Андрей "Виктор Левашов" - Страница 69

Потому как у ребят, служащих в подобных учреждениях, есть одна фирменная заповедь при завершении их операций: «Мавр кончил дело? Кончай и его самого».

Кстати о корнях традиции. «Нет человека — нет забот» — сформулировано сравнительно недавно и в США. Но это, в сущности, плагиат, это от товарища Сталина и Берии. А вообще-то в русском языке уже больше века назад убить человека называлось «порешить». Вроде и страна огромная — один человек на десяток квадратных километров в среднем, а все нам тесно. Все друг другу на ноги наступаем. Все надеемся: вот еще и этого, и к ногтю этих, и тогда — рай. Короче, очень мне в этих конторах не нравится их фирменный стиль — «Люди — дешевы, бабы еще нарожают!». Поэтому, едва пахнет чем-нибудь таким, у меня первое и самое горячее желание — оказаться подальше. Когда подобная Контора хочет тебя использовать — это уже приговор.

А меня еще и угораздило ихние секреты уволочь!

Нет, уж если суждено тебе влипать, то как ни берегись, а все равно влипнешь.

Я пригорюнился мысленно, стараясь хранить на физиономии спокойствие.

— Ты чего хмуришься? — тем не менее заметила моя лживая радость. — Выкрутимся!

Она расчет свой строила на том, что к ней генерал относится хорошо. Не «по-кобелиному», а почти что по-отцовски. То есть он считал нормальным, что ей приходится спать с объектами разработки, и в отличие от других коллег не думал, что это делает ее общедоступной, грязной и нуждающейся в жалости.

Короче, не проявлял той снисходительности, которая доводит профессионалок подобного рода до бешенства.

«Когда мы приступили к ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС, — делился генерал Ноплейко своими размышлениями с Принцессой, — то нас тоже считали дураками и самоубийцами. Но мы их не слушали. Мы же патриоты! Так и ты. Ведь если тот же Джеймс Бонд спит с кем ни попадя, его не жалеют — ему завидуют. А если баба трахает любого, кого захочет? Если она вьет из мужиков веревки и тем самым служит Родине? Обыватели ее либо презирают, либо жалеют. Разве это справедливо? Нет, это — глупо и смешно. Поэтому, дочка, ты наплюй. Твоя служба — почти как у нас, чернобыльцев!»

— Ты согласен? — перебивая свой рассказ, потребовала моего мнения При.

Поскольку очевидно было, что ей хочется услышать, я не стал разочаровывать:

— Разумеется. Служба есть служба.

Но, конечно, меня не радовали ее рассуждения. Вообще, излишняя откровенность любимых — даже хуже их вранья. Намного хуже. Слишком явственно рисует перед воображением череду рук и прочих органов, которыми ею пользовались до меня. И слишком мало шансов, что это прекратится после.

Вот, блин, не повезло мне с призванием любимой! Да что ж теперь поделаешь.

Забыть хотя бы — так она ж и не дает: развезло вот ее на исповедь, и все тут. Намолчалась, а поделиться наболевшим каждому хочется. И каждой.

— Хотя, конечно, он дурак, — простодушно говорила Ирина. — Гнать солдатиков на радиоактивную крышу было все равно что затыкать ими амбразуры. Мне такого самоубийственного патриотизма не понять. Пусть я блядь, но уж лучше хорошо научиться гранаты бросать, да? Чем собой доты закрывать. Ты как думаешь?

— Ты не отвлекайся, не отвлекайся...

Вот так она и вызывает свои объекты на откровенность: «Сука наш шеф, правда?» «Есть немного». И конец карьере.

Поскольку При формально значилась в этой операции рядовой, то о присвоении ей майорского звания Ноплейко велел никого не извещать. Он не хотел лишать Лапикова иллюзии лидерства и наводить его на мысль, что При за ним присматривает. До меня как-то не дошел смысл этой путаницы, но, видимо, для Конторы она была в порядке вещей. Потихоньку я начинал подозревать, что интриги у них там самоценны.

Инструктируя При, Ноплейко предупредил:

— Лапиков не потому дурак, что разболтал тебе о желании погреть руки на ожерелье. А потому что не понял: эти семьсот или сколько там тысяч долларов — тьфу в сравнении с целой страной, которую можно за это ожерелье получить. Улавливаешь?

— Не очень, товарищ генерал, — призналась Принцесса.

— Да? Ну ничего. Какие твои годы. Еще станешь генеральшей, тогда и начнешь все понимать.

Когда она мне это рассказала, я хмыкнул. Узнаю наш народ. Он свято верит, что мозги прилагаются к должности.

Ноплейко после дозы, полученной в Чернобыле, отличался хилой комплекцией, засунутой в богатырский мундир. Он далеко высовывал лысую голову на морщинистой шее и, как упорная черепаха, водил перед собой руками в старческих пигментных пятнах. Разгребал аргументы и факты.

— Следи, — говорил он Принцессе, — за Лапиковым и за самим Катковым.

Тут начинаются типичные «Двенадцать стульев»... Смотрела кино такое?

— Конечно.

— Молодец, работаешь над собой, повышаешь культурный уровень — пригодится. Не вечно же тебе одним передком звездочки зарабатывать. Головой учись, головой работать.

— Но как мы теперь докажем, что это Викланидзе начинил ожерелье взрывчаткой, а не, допустим, мы сами? — как послушная ученица спрашивала При. — Даже если он и согласится выкупить его у Мухина, он всегда скажет, что ни о какой взрывчатке и не слыхал, а просто хотел вернуть ценную вещь, чтобы сэкономить на страховой выплате.

— Так в том-то и беда! — Дряблый генеральский кулачок с досады хряпал по столу. Когда-то, будучи в силе, он хряпал как надо, призывая к подвигам.

— Вот ты мне эти доказательства и раздобудь.

— Как?

— Вот и думай — как?! Для чего тебя учили? Ты же теперь майор! Поставь цель, разбей на задачи. И отрабатывай по ступенечкам. Первая задача — универсальная, основная для любой операции: прикрой свою задницу. Надо избавиться от горячей картофелины, подсунув ее другим, но из поля зрения не выпускать. Раз! Второе: добиться, чтобы те, у кого теперь картошка, ее не профукали. «Те» — это хлопцы того ренегата, Пастуха. Вот и внедряйся к ним, тут тебя учить не надо. Справишься?

— Не знаю.

— Да чего там знать? Все под носом! Ты согласна, что в этом ожерелье — ба-альшие возможности?

— Ну-у...

— Не стесняйся, говори. Намекал Катков, что и я захочу от него что-то пригреть себе?