Автономный рейд - Таманцев Андрей "Виктор Левашов" - Страница 11

Короче, я обязан суметь выкрутиться самостоятельно. Муха я или кто?

Однако самый существенный наш с Боцманом прокол заключался в том, что мы даже не подумали о маршрутах отхода. Расслабились, забыли, в какое время живем. И вот теперь я мерзну, не зная, куда податься. Разумеется, как у каждого нормального холостяка, у меня имеются кое-какие явки. И кое-что еще. Так что если бы требовалось просто отсидеться, выкрутиться — нет проблем. Даже с комфортом. Но эта проклятая взрывчатка! И эта моя лень, помешавшая как следует изучить саперное дело. Впрочем, как и радио, как и физику, и химию, и все прочее. Ведь я не могу сейчас даже браслетку наручника отпереть, распилить или перекусить. Вдруг от этого включится взрыватель? Очень, знаете, не хотелось остаться как минимум без руки, а то и вовсе без ливера.

И вдруг что-то у меня в голове такое мелькнуло... Когда я пожалел о том, что плохо учил взрывное дело, радио и физику, что-то определенно забрезжило в памяти. Ах да, химия! Есть же, есть у меня один знакомый, который как раз химией увлекается. Мишаня Полянкин. Это вариант.

Осталось только сообразить, кого мне сейчас следует бояться больше: бандитов, милиции или Полянкина?

Познакомился я с Михаилом Федоровичем Полянкиным года два назад. Тоже зимой и тоже при романтических обстоятельствах. Две девицы трудной судьбы, но легкого поведения заловили его, подвыпившего, неподалеку от платформы Домодедово. Пьяные — всегда желанная дичь для прохиндеев любого пола. А уж нынче охота на них открыта весь год круглосуточно. Желающие поиметь одинокого пьяненького, включая ментов, чуть ли не в очередь выстраиваются.

Вот и эти, хихикая и вихляя прелестями, затащили прилично одетого, нетвердо стоявшего на ногах, но жаждавшего любви Полянкина в темень и там вместо обещанных утех угостили кастетом, чтоб не рыпался, пока у него изымают деньги. Обнаружив, что его карманы практически пусты, и войдя в раж, телки принялись месить его ногами. Забили бы насмерть, если в не самопожертвование одного товарища, то бишь мое.

Неподалеку от того закутка, где Полянкина учили уму-разуму, я караулил клиента. Он посещал маму-старушку, а я обеспечивал безопасность.

Расправляясь с Мишаней, шалавы подняли такой гам, включавший ругань, смачные удары и стоны, что я, естественно, заподозрил во всей этой возне отвлекающий меня маневр. Правило-то при охране VIP-персоны простое: пусть у тебя на глазах хоть детский сад на колбасу режут, тебя это не касается.

Твое дело — хранить тело клиента. Однако Полянкин так жалобно стонал, что мой вышедший к машине клиент проникся сочувствием. Велел спасти. Поскольку с ним были двое «быков», я повиновался. Клиент велел мне доставить Полянкина по месту жительства, а сам с «быками» сгреб шалав и отправился их наказывать. Наказал, кстати, он самого себя: подхватил одновременно СПИД, от чего несколько позже и помер. Мораль: наказывать баб — себе дороже, и чем меньше заботишься о справедливости, тем дольше живешь.

Ну а мне в тот вечерок пришлось попотеть. Мишаня, который к этому времени начал подавать признаки жизни и трезветь, оказался на голову выше меня и толще раза в три. Погрузил я его в машину и довез, следуя его мычанию, до поселка Палаховка. Без особых хлопот довез. Но потом, когда пришлось тащить через весь узкий длинный участок до крыльца, взмок изрядно.

Зато в домике меня ждал сюрприз. Когда я, воспользовавшись ключами и маловразумительными инструкциями Мишани, вспотевший и злой, с трудом открыл дверь ветхого полутораэтажного строения и зажег свет — я обомлел. Решил, что Мишаня по пьяни завел меня куда-то не туда. Было полное впечатление, что в домишке этом лет десять уже никто не живет. Пыль, грязь и запустение на каждом квадратном сантиметре. Будто даже бичи этим сараем пренебрегли.

Но Мишаня, обнадеживающе мне мыча, на карачках дополз до перекошенной двери маленькой, почти пустой кладовки. Из последних сил он нажал и повернул один из торчавших среди ободранных обоев гвоздей, и тогда в полу с легким щелчком обнаружилась щель. Я намек понял, поднял люк и увидал лестницу, над которой тут же сам собой зажегся свет. Становилось интересно. Я сволок Полянкина по трем пролетам, потом помог ему, опираясь на меня, пройти по извилистому коридору и в конце пути узрел настоящую пещеру сокровищ.

Под массивными бордово-кирпичными сводами автоматика почему-то свет не включила. Не рискнув шарить по стенам в поисках выключателя, я воспользовался фонариком. И чего я только не увидал в белом, пляшущем от моего изумления овале: штабеля стройматериалов, которых хватило бы на пятиэтажку; автомашины, включая два «газона», «зилок», «виллис» и, вроде бы, «хорьх» (немецкий вариант «роллс-ройса» времен войны); залежи запчастей, из которых можно, наверное, собрать еще по парочке таких машин; ящики и коробки с медикаментами, бинтами и прочим; массу автопокрышек; штабеля ящиков с консервными банками, многие из которых были бомбажными.

Оружие тоже имелось в разнообразии, включая противотанковую сорокапятку, не говоря уж о мелочевке вроде ППШ и пулеметов Дегтярева. Был там даже авиационный пулемет ШКАС, способный очередью перерезать бревно чище, чем циркулярка. Несколько казематов занимали металло-и деревообрабатывающие станки. Больше половины их покрывала густая смазка, прослоенная, как потом оказалось, газетами разных лет: с 1932 по 1986-й. Имелись отсеки с колбами, ретортами и прочими прибамбасами для химических дел. Виднелись еще какие-то двери и ворота, но слишком далеко я не заходил. Опасался заблудиться. Все содержалось в образцовом порядке на просторных аккуратных стеллажах. Только восхищением я могу оправдать то, что это обстоятельство — образцовый порядок — не насторожило меня в должной степени.

Нагулявшись, насмотревшись, измаявшись от любопытства, я устроил хозяину чертогов водные процедуры вкупе с первой медицинской помощью. С помощью нашатыря и оплеух помог ему прийти в себя. Оклемавшись, но еще не до конца протрезвев, Мишаня проникся ко мне благодарностью и угостил по первому разряду. Вино, настоящее французское бордо урожаев тридцать шестого и тридцать девятого годов, которым он меня потчевал, сейчас можно достать только за бешеные деньги. Немудрено, что оно развязало ему язык и утроило мое внимание.