Драмы - Штейн Александр - Страница 53

Марьяна (возвращается; вздохнув, берет с этажерки тетрадь, раскрывает, произносит печальным голосом). Процессус мускулярис — мышечный отросток. (Бросается к телефону, набирает). Справочная Казанского? Когда приходит поезд из Ташкента? Прибыл уже? (Повесила трубку, развела руками. Снова уселась на диван). Ос лакрималис — слезная косточка. (Заметила на диване брошенный отцом портфель и выпавшие из него бумаги. Стала укладывать бумаги в портфель). Лигаментум вокалис — голосовая связка. (Одна из бумаг привлекает ее внимание. Она берет ее, машинально повторяет). Вокалис... Что это? Ой, что это? (Читает).

Звонит телефон. Марьяна держит в руках бумагу, на глазах у нее слезы. Звонит телефон. В дверях появляется Черногубов. Он в черной морской шинели, в фуражке с золотыми дубовыми листьями. Смотрит на Марьяну, потом на телефон. Телефон наконец смолкает.

Черногубов. Двери настежь. Глаза мокрые. К телефону никто не подходит. Чепе.

Марьяна. Кто вы? (Вскочила). Ах да, дядя Федя?

Черногубов. Какой я Федя? Я Ион. Редкое имя, правда? Ион Лукич Черногубов. Здравствуй. Дочка Хлебникова? Так и понято. А сырость по какому случаю в квартире разводишь? Двойка?

Марьяна (изумленно). Почему вы говорите «ты»?

Черногубов. Ладно, разберемся, пока дай слезы вытереть. (Распахивает шинель, достает большой платок).

Марьяна резко отодвигается.

А! Как у вас в школе выражаются — воспаление гордости и порок нахальства!

Марьяна (холодно). Заблуждаетесь. Я кончила школу два года назад и учусь в медицинском институте. И тон ваш, простите, фамильярный. Звание ваше высокое, но это вряд ли дает вам право...

Черногубов. Ах, дочка, не такое уж оно для меня и высокое, в оном восемь с хвостиком состою, самый раз в адмиралы, да вот начальству виднее. (Сел). А «ты», голубчик, не как начальство позволяю, а просто как довольно, увы, немолодой человек. Тебе сколько?

Марьяна. Девятнадцать.

Черногубов. А по правде думал, школьница, еще и глаза мокрые. Вот что значит своих нету. (Вдруг встал, застегнул шинель на все пуговицы, козырнул). А величать вас как, извините?

Марьяна. Марианна.

Черногубов. Будьте последовательны, прибавляйте отчество.

Марьяна улыбнулась.

Так какое же у вас чепе — чрезвычайное происшествие, товарищ Хлебникова Марьяна? Докладывайте другу Хлебникова Алексея...

Пауза.

Марьяна. Вы правда близко знаете отца?

Черногубов. Во всяком случае, настолько, что решился ему рекомендацию дать, когда он в Российскую Коммунистическую вступал.

Марьяна (живо). Вы? Вы давали ему рекомендацию?

Черногубов. Давал. И не жалею.

Марьяна (волнуясь). И не жалейте, нет, не жалейте. (Торопливо убирает лежащую на диване бумагу в портфель, застегивает пряжку). Мой отец — честный коммунист, настоящий. Вы не ошиблись. Садитесь, пожалуйства, я убеждена, что отец будет вам необыкновенно рад. Он маму поехал провожать. У нас в семье большие волнения, я вам все объясню... (Берет у растерявшегося Черногубова шинель и фуражку, уносит в переднюю, возвращается). Вы и маму знаете?

Черногубов. Сашу-то? Да ведь Алешка-то ее вместе с тобой, несмышленышем, куда привез? Ко мне в военное общежитие, больше некуда было. Как положено, в сырую ночь, и родители прокляли. Родитель-то Саши был поповского звания. Алешка же — ярый комсомолец и потом... (Засмеялся). Твой отец жив?

Марьяна. Жив. Служит в Москве, в тресте. (Помолчав). Но сейчас мой отец — Алексей Кузьмич Хлебников.

Черногубов. Ну и правильно. Вырастил — он и отец. А волнения какие в семье?

Марьяна. В родильный дом поехали...

Черногубов. Замечательно! Стало быть, оно и есть чепе? Нет! Не чепе сие, и ничего чрезвычайного тут нету. Чепе, голубчик, когда никто к тебе на колени не скачет, никто китель не замажет, никто гвоздя в паркет не вобьет, в хате твоей тишина, как в музее, и... один ты к старости — как в поле столбик. А тут все закономерно, согласно планам высшего командования. Зепе, так сказать. Закон природы.

Марьяна. У вас семьи нету?

Черногубов. Была.

Звонок.

Марьяна. Отец!

Убегает в переднюю, возвращается вместе с Павликом и Степаном.

Павлик (па ходу). Марьянка, чего-нибудь пожевать, у нас — окно, только в темпе, смертельно опаздываем. (Небрежно кивает Черпогубову). Где справка?

Марьяна. Какая?

Павлик. Папа обещал оставить, с работы.

Марьяна. Ничего не сказал.

Павлик. Я же его при тебе предупреждал, кажется, русским языком! Степка, что за люди!

Марьяна. Спросил бы, между прочим, где мать?

Павлик. Ну где?

Марьяна. Эх, ты...

Павлик. Что? (Взглядывает на Марьяну). Не может быть!

Марьяна молчит.

Давно?

Марьяна молчит.

А папа не звонил? Ну скажи!

Марьяна молчит.

Воспитываешь? Макаренко!

Марьяна. А ты — отвратительный, несносный нарцисс.

Павлик. Покажи, покажи перед кавалером ученость.

Черногубов. Насколько помнится, слово «нарцисс» имеет два значения. Первое — садовое луковичное растение с белыми пахучими цветами; второе — самовлюбленный эгоист.

Павлик (с вызовом). Второе, второе! А я не знаю, с кем имею честь...

Черногубов. Ая знаю: с нахальным мальчишкой.

Павлик. Поаккуратней, товарищ капитан первого ранга, поаккуратней!

Черногубов (негромко). Молчать!

Павлик. Послушайте, вам здесь не полубак.

Степан. Не мне вам указывать, товарищ капитан первого ранга... Но не опрометчиво ли будет, не разобравшись в обстановке, принимать решение? Павел мне товарищ, дружбы с ним не стыжусь и...

Черногубов (презрительно). Товарищ! Он хамит, а ты потворствуешь? Настоящий товарищ не подхалимничает — правду режет. Подлиза ты, а не товарищ!

Павлик (со слезами в голосе). Марьянка, это твой знакомый? В конце концов, это черт его знает что! Меня вольно обзывать как вам будет угодно, но Степана... Еще не проверено, кто из вас смерть чаще видел. Он в гвардейском танке до Шпрее дошел, весь в ожогах...

Степан. Будет тебе.

Павлик. За десятилетку сдал, медаль золотая, в Бауманское приняли, и тут отличник.

Степан. Ей-богу, глупо. Угомонись ты, петух!

Черногубов. А ежели он такой герой выдающийся, что он в тебе-то, бедном, нашел?

Павлик. Я вас не понимаю.

Черногубов. Ты-то сам, например, отличник?

Стипендию получаешь?

Павлик. До первой сессии нет.

Черногубов. А зачем тебе стипендия? Батя вытянет, у него шея дюжая...

Павлик (подернул плечом). Марьянка, будешь кормить или нет? Мы уходим. (Вдруг заметил портфель на диване, схватил).

Звонок.

Марьяна. Степа, открой. (Павлику). Не смей. Не трогай. (Отнимает у брата портфель).

Степан уходит в переднюю.

Павлик. Спятила? Я справку с работы должен на факультет сдать, последний день, может, она тут...

Марьяна, не отвечая, не отдает портфель.

Степан вводит в столовую очень старого, но бодрого на вид человека, с седой бородой, в руках у него самшитовая палка, украшенная монограммами, перламутровыми слониками и профилями русских классиков. Кроме палки он держит за ручку, как саквояж, опоясанный дорожными ремнями бочонок и пузатый, допотопного типа баул.

Это и есть дядя Федя.

Дядя Федя. Друзья мои и юные коллеги, доброе утро и добрые пожелания из далекого Самарканда!