Драмы - Штейн Александр - Страница 3

Пирожков тащит упирающегося Лепехина.

Лепехин. Отцы родные! Караул! За что?

Пирожков. Своей волей его степенство не пожелали.

Лепехин (встал на колени). Берите что хотите, токмо не убивайте. Семья.

Ушаков. Кто таков?

Пирожков. Купец Лепехин. По вашему ордеру.

Лепехин. Лепехин я, Лепехин. Отцы родные, Лепехин!

Ушаков. Встань, мошенник. (Погрозил пальцем). Подряд взял, деньгу с Адмиралтейства небось выклянчил сполна, а теперь бежать?

Пирожков. С колымаги сняли, ваше благородие, уф-ф...

Ушаков делает нетерпеливое движение. Пирожков уходит в будку.

Ушаков. Мастеровым славный пример даешь? Всыпать бы линьков, да похлеще...

Лепехин. Отец родной, ваше высоко...

Ушаков. Дыхни. Еще. Почему чесноком столь отвратно разит от тебя? Сколько головок истребил?

Лепехин. От чумы спасаюсь, ваше высокородие...

Ушаков. Помогает?

Лепехин. Средствие изумительное. Чем боле скушаешь, тем мене страшна тебе зараза.

Ушаков. Так, так.

Лепехин. И уксусом, уксусом. Ведерочку уксусу на себя спозаранку.

Ушаков. Ведерочку... Завтра к утру, Лепехин, заготовишь уксусу не ведерочко, а двадцать бочонков, чесноку — два воза.

Входит Ермолаев.

Торопись, вскорости рассвет, времени у тебя нисколько.

Лепехин. Где же изыщу, ваше высокопревосходительство? (Плачет).

Ушаков. Не изыщешь — утром всыплю штук сто линьков. Потом можно и на рее подвесить...

Лепехин. Ваше наивысочайшее... (Плачет).

Ермолаев. А что! Чего на них глядеть? Сколь часто уксусу молил — не дают, прощалыги, аршинники. Забились в подвалы, сундуки свои стерегут или уползают из Херсона, яко крысы с корабля. Турки!

Ушаков (грозно). Вы! Кто разрешил вам воротиться?

Ермолаев. А вам бранить меня не позволю, да-с, не позволю, милостивый государь мой! Чего вздумали — на рею! Повернется же язык! Извольте лучше вашего нехристя к супруге моей, Матрене Никитичне, отправить, дабы вояжировала на Рязань самостоятельно. (Доверительно). Нрав у нее вроде вашего. Сам пойду к ней — назад ходу не будет. Слаб, не устою. (Важно). Ну-с, государь мой, что от меня требуется?

Ушаков (помолчав, строго). Тягостное преступление свершили вы. С поля баталии ретировались! И шутки тут неуместны. (Показал на будку). Там — больной... Вылечить! (Лепехину). Ночей не спать. Живота не щадить. Заразу истреблять. Флот строить. Токмо так будете достойны вы имени гражданина государства Российского.

Лепехин, кланяясь, исчезает.

Ермолаев. Еще чего! На рею! Повернется же язык! Где ваш больной?

Из будки медленно выходит Тихон, сопровождаемый Пирожковым.

Пирожков. Так и есть — падучая, ваше благородие. Отошел чернобородый и — в полном здравии. Куда его?

Ушаков (Тихону, грозно). Ну, будешь еще бунтовать?

Тихон. Буду.

Пауза.

Ушаков (хмурясь). Мастер ты знатный. Иди ко мне на корабль рекрутов обучать. Робу тебе дам, жалованье положу.

Тихон. Пугал, теперь улещиваешь. Эх, баре...

Ушаков. Сколь злобы в тебе! А подростком был — озорней да веселей в губернии не сыщешь. Где ж нрав свой веселый растерял?

Тихон. На псарне! Там жену мою староста батогами до смерти забил. Не слышал про то, барин? А ты старосту расспроси. А и спрашивать не надо — разве самому не ведомо? Одной веревочкой виты — что евонный холуй, что барин!

Пауза.

Ушаков (Пирожкову). Ступай.

Пирожков уходит. Ермолаев деликатно отходит в сторону. Пауза.

Про старосты подлое самоуправство ничего мне не ведомо. Какой я барин, Тишка! Деревеньку свою с незапамятных времен покинул. Сам, чай, лет двадцать в бегах. Не барин я, Тишка, — моряк!

Тихон. А! Застыдился! Ишь как застыдился, зарумянился! Нет, врешь, барин! Все тебе ведомо: и боль моя, и злоба моя, и тоска — не притворствуй!

Ушаков. Хватит, Тихон!

Тихон. А! Грозишься! Не нужна мне роба твоя. И рекрутов твоих мне не учить! С голоду подохну — назло! Вешай — не испугаюсь! Ну, чего ждешь? Давай веревку! Покрепче, со смолой, а то оборвется! Не вздернешь — сам повешусь! От собственных рук смерть приму! Назло! Вешай!

Ушаков (топнул ногой). Уймись! Лекарь! Эй, лекарь!

Ермолаев (испуганно). Я тута.

Ушаков. Следить за ним. Есть не захочет — кормить насильно, с ложки. Пирожков!

Входит Пирожков.

Отведи под строгий арест! Будешь рекрутов учить, будешь!

Тихон. Не буду.

Ушаков. Будешь! Под арест!

Пирожков ведет Тихона, Ермолаев идет следом.

Ермолаев (Тихону). Нрав — видал? Вылитый, как супруги моей Матрены Никитичны. И та ножкой шваркнет — любая стенка ходуном, сотрясение всей природы!

Ермолаев, Тихон, Пирожков уходят.

Светает. Рельефно обозначились на горизонте очертания Херсонской бухты, порта, остовы будущих фрегатов и кораблей. Ушаков подошел ближе к бровке берега. Снял треуголку. Низко-низко поклонился воде и кораблям.

Ушаков (Васильеву). Иди сюда, мичман. Встань здесь. Вот так. Видишь флаги андреевские на кораблях? Видишь славную эскадру российскую? Отсюда Россия плывет в моря далекие, в океаны. И какой мор, чума какая остановят великий сей поход?

Медленно встает над водой пламенеющий оранжевый круг восходящего солнца.

КАРТИНА ВТОРАЯ

Там же. Южная щедрая и нежная весна. По-весеннему звонят колокола. Перестук молотков. Высится резная корма «Святого Павла». Приготовления к спуску. По набережной гуляют матросы и мастеровые в праздничной одежде. Лоточники торгуют пирогами и сладостями. К одному из лоточников подходят окруженные толпой Лепехин-сын, верзила, из тех, про которых говорят «косая сажень», и квадратный человечек — это Гордиенко.

Лоточник. Эй, кому пироги подовые, с печенкой?! С пылу, с жару! Кипит, шипит, чуть не говорит!

Гордиенко. Кому подовые пироги, люди добрые? Налетай, я плачу!

Лепехин-сын. Вишь, чума, налетай! Будя, Гордиенко! Гордиенко. Нет, не будя! Нет, не будя! Люди добрые, кушайте!

Мастеровые и солдаты берут у лоточника пироги.

Еще берите, ешьте, пока не стошнит!

Лепехин-сын (упыло). Будя, Гордиенко! (Вынимает кошель, кидает монету лоточнику). Будя хватать!

Гордиенко. Нет, не будя! Кто тут наемыш?

Лепехин-сын (уныло). Ты — наемыш.

Гордиенко. Кого твой тятька, чтоб его скрало, заместо тебя, байбака, в рекруты отдает?

Лепехин-сын (уныло). Тебя, тебя...

Из Адмиралтейства выходит Пирожков, прислушивается.

Гордиенко. Ага, меня! Меня!

Лепехин-сын. Тебя, — чтоб и тебя скрало!

Гордиенко. Ты кому же грозишь, увалень? Тому, что заместо тебя, байбака, в рекруты идет, — вот кому ты грозишь! Эй, люди добрые! Приказую вам, как солдат войска, накажьте байбака! Кушайте пироги, пока не стошнит, — байбак заплатит! (Заметил другого лоточника). А ты чем торгуешь? Гребешки? Полушалки? Сережки? Сгодится! Эй, люди добрые, кому гребешки, кому полушалки, кому сережки? Налетай!

Лепехин-сын. Чтоб на тебя ведьмы в метель налетели и на Лысу гору прихватили! (Швыряет лоточнику несколько монет). Лучше бы мне самому в рекруты...

Пирожков. Понятно, лучше. Рекруту почет и слава. Да ты бы во флоте первейшим матросом был. Встанешь на носу — в Стамбуле сам султан увидит!

Лепехин-сын (почтительно оглядывает Пирожкова). Ну-у?

Гордиенко (увидел нового лоточника). А ты чем промышляешь? Гвоздями? И то подходит! Эй, люди добрые, кому гвозди?