Священный вертеп - Таксиль Лео - Страница 62

РУБИТЕ ГОЛОВЫ, НО ПЛАТИТЕ!

Предаваясь роскоши и распутству, расточительный Сикст четвертый внезапно обнаружил, что апостольская казна пуста. Прошло уже несколько лет, как с христианских народов прекратили взимать налоги на поход против турок. Этот трюк никого уже не воодушевлял: слишком злоупотребляли им папы и легионы монахов, рыскавших по всей Европе. Обстоятельства требовали срочно изобрести что-нибудь новенькое. Папа отдал распоряжение взимать со всех христиан налог особого рода: христиане обязаны были отчислять святому отцу тридцатую часть своих доходов.

Евреям пришлось более туго — с них взимали двадцатую часть. Впрочем, им еще повезло, что его святейшеству не пришла мысль конфисковать все их имущество.

Монахи с присущим им усердием энергично выполняли приказ папы, и вскоре подвалы Ватикана ломились от золота, собранного путем бесстыдного вымогательства. Сикст четвертый, войдя во вкус, немедленно придумал новый трюк. Он разослал своих легатов по всем христианским столицам, обязав их собирать золото, не останавливаясь перед пытками, виселицами, кострами и всеми видами казни, угодными богу. Испанским легатом он назначил Родриго Борджиа, который в дальнейшем, сделавшись папой, приобретет славу одного из величайших преступников в человеческой истории.

Этой омерзительной личности оказали торжественный прием в Мадриде. Сам король вышел ему навстречу и сопровождал его в отведенный для него дворец. Борджиа рьяно приступил к своим обязанностям. Даже духовенство не спаслось от контрибуции. Следует отметить, что испанское духовенство в те времена было в высшей степени растленным. Испанские церковники не только лишены были всякого понятия о чести и совести, но к тому же были крайне невежественны — в этом они даже превзошли своих итальянских братьев. Занимались они главным образом ростовщичеством. Словом, это было войско, вполне достойное такого гнусного вождя, как Борджиа. Под его опытным руководством еще более окрепла инквизиция в Испании.

С особенной силой исступленные католики обрушились на евреев, в руках которых скопились значительные богатства. Алчное духовенство давно жаждало прибрать к рукам их имущество. Наконец наступил долгожданный момент. В ту пору в Испании проживало около ста пятидесяти тысяч еврейских семей. Король-ханжа, прозванный Католиком, возложил на знаменитого доминиканца Томаса Торквемаду, «великого инквизитора», миссию обратить нечестивых в христианскую веру. Торквемада немедленно приступил к кровавой бойне, объявив всех евреев вне закона. После издания этого чудовищного эдикта солдаты королевской армии и сеньоры в течение одной недели перебили больше десяти тысяч евреев. Подобно тому как вид крови приводит в ярость быка, так и это избиение усилило бешенство короля. Впрочем, ему не надо было подстрекать Торквемаду — тот и без его указаний с неумолимой яростью преследовал несчастных израильтян. Многие из них бежали в другие города, но у инквизиции были длинные руки, и она настигала беглецов всюду, где бы они ни укрывались; даже другие государства не были для нее препятствием. Подвиги Торквемады достаточно известны из учебников истории. Мы отметим только, что финансовые успехи в результате массового истребления евреев привели Фердинанда Католика в такой восторг, что он сделал инквизицию постоянным учреждением и создал особый совет при инквизиции, главой которого, разумеется, назначил Торквемаду. Последний вполне заслужил столь высокое звание. С этого момента инквизиция стала непрерывно работать в Испании. По всему королевству замелькали виселицы, запылали костры и кровь полилась под ударами топора во славу любвеобильного Христа.

Как известно, инквизиция существовала вплоть до восемнадцатого века. Лишь Великая французская революция упразднила ее!

ЗОЛОТАЯ ФЕЕРИЯ.

Разумеется, Сикст четвертый получал немалые проценты с доходов инквизиции.

Отличаясь непомерной жадностью, этот папа был также неслыханно щедр в отношении своих фаворитов и любовниц, и потому деньги были для него всегда источником неиссякаемых мучений. Правда, изобретательная фантазия Сикста не раз выводила его из затруднительного положения. Так и теперь, в момент острого денежного кризиса, он внезапно вспомнил, что Павел второй свел промежуток между двумя юбилеями к двадцати пяти годам, но юбилей не был отпразднован, так как папа перешел в иной мир. Сикст четвертый воспользовался декретом Павла и опубликовал новую буллу, восстанавливающую пропущенный юбилей. Булла призывала верующих прибыть в Рим и запастись индульгенциями. Юбилей был объявлен на 1475 год.

Несмотря на войны, которые в это время опустошали Европу, фанатизм был столь силен, что множество паломников откликнулось на призыв Сикста четвертого.

Когда страх перед адом начинает мучить человека, как же не воспользоваться благодатью, которая дает возможность наслаждаться настоящим и освобождаться от страха за будущее?

Случалось, что рыцари покидали своих солдат на поле битвы, дабы совершить паломничество к гробницам апостолов. Верующие, которые то ли по недостатку рвения, то ли по другим соображениям оставались на месте, ничего не выигрывали: полчища монахов, носивших титул сборщиков святого престола, вымогали у них такое количество денег, что они с лихвой покрыли бы расходы по путешествию и покупку индульгенций. Все христианские государи присылали Сиксту богатейшие дары, а послы их взамен привозили отпущение грехов. Многие монархи лично явились в святой город. Знатные и прекрасные дамы прибыли в Рим для искупления своих прошлых преступлений или для того, чтобы получить прощение за свои бесчисленные любовные похождения. Некоторые летописцы уверяют, что папа весьма галантно отнесся к прекрасным грешницам, прибывшим к нему за отпущением. Он не только раздавал индульгенции, но и почтил некоторых из них дарами своего святого духа.

Впрочем, святой отец здорово содрал с них как за пергаментное свидетельство об отпущении грехов, так и за свои ласки. Деньги прежде всего — таков был всегда девиз церкви.

ГОРЕСТНАЯ ИСТОРИЯ ТРЕХ ХРАБРЫХ ЮНОШЕЙ.

К концу понтификата Сикста четвертого в Италии все чаще стали вспыхивать мятежи против тирании духовенства. Ольгиати, Лампанчио и Висконти — так звали трех юных миланцев, которые, возмутившись жестокостями тирана Сфорца, задумали освободить от него народ. Они решили заколоть его на глазах у всех, даже если их тут же растерзает его стража. «Сфорца, жесточайший тиран, — пишет один из летописцев, — любил развлекаться тем, что зарывал людей живыми в землю».

Разумеется, духовенство жило душа в душу с этим гнусным и презренным государем.

На второй день рождества, в 1476 году, Сфорца отправился в базилику святого Амвросия. В этот день обедню служил высокий церковный сановник. В разгар торжественной мессы Лампанчио и его друзья ворвались в церковь, расталкивая придворных, окружавших деспота, якобы для того, чтобы передать важное сообщение светлейшему.

С пакетом в руках Лампанчио опустился на колени перед тираном и… вонзил ему кинжал в живот. Одновременно Ольгиати и Висконти поразили его в грудь и спину.

Убийство было совершено молниеносно, и Сфорца замертво свалился на руки послов Феррары и Мантуи, прежде чем те осознали, что произошло. Воспользовавшись замешательством, юноши бросились к выходу. Молящиеся молча расступились. Но Лампанчио, запутавшись шпорами в юбках коленопреклоненных женщин, упал, и придворные тут же прикончили его. Висконти схватили уже у самого выхода, и он подвергся той же участи. Одному Ольгиати удалось убежать, но и его вскоре разыскали и подвергли ужасным пыткам.

"Солдаты, — рассказывает летопись, — схватили мужественного борца за волосы и поволокли к дворцу инквизитора, осыпая его ударами и бранью. Он был приговорен к чудовищной казни: его растерзали раскаленными щипцами. С поразительным мужеством Ольгиати переносил все пытки. Когда перед казнью инквизитор спросил, будет ли он молить о милости, мученик ответил: "Я молю об одном: молю тело свое, которое находится во власти палачей, сохранить силы и выдержать страдания, предназначенные ему, чтобы я был в состоянии воскликнуть на эшафоте: «Смерть королям! Смерть священникам! Да здравствует свобода! Да здравствует республика!» Сила воли, которая обезоружила бы даже людоедов, подхлестнула ярость инквизиторов. Ольгиати не дошел до лобного места, испустив дух под пыткой. Ему было всего лишь двадцать два года.