Красная жара - Тайн Роберт - Страница 25

— С командиром Доннелли я сам столкуюсь. Ридзик не знал, то ли ему смеяться, то ли плакать.

— Неужели? Да он же просто чёртова газонокосилка. Не льстите себя надеждой, что с ним столкуетесь. Он крутой и твёрдый полисмен.

— Он держит рыбок.

— Ну, уж рыбки, по крайней мере, лучше, чем какой-нибудь сраный попугай.

«И что за хренотень я болтаю», — подумал Ридзик.

— Вы же говорили, что ничего не имеете против попугаев, — Данко, как видно, по-настоящему обиделся.

— Ладно, ладно, — Ридзик сунул руку в отделение для перчаток и выволок оттуда огромный револьвер. — Вот, — он протянул его Данко. — Поздравляю. Теперь у вас в руках самое мощное из ручного оружия в мире.

Данко оглядел револьвер и взвесил его на руке, примериваясь к тяжести. Оружие было прекрасное — это было видно. Только он вовсе не был уверен, что Ридзик сказал ему правду.

— Самое мощное ручное оружие — это советский Подбирин 9, 2 миллиметров .

— Будьте посерьёзней, товарищ. Всем известно, что первенство в этом деле держит Магнум 44. Данко защёлкнул барабан.

— В следующий раз вы ещё станете доказывать мне, будто это американцы изобрели телефон.

В Москве это, наверно, вызвало бы бурю смеха. В Чикаго такая фраза повлекла за собой лишь долгий недоумевающий взгляд Ридзика. Он нахал на стартер и автомобиль рванулся с места.

— Трудно поверить, — пробормотал Ридзик, качая головой.

Глава 9

Придерживаясь того правила, что полицейский никогда не бывает мокрым и голодным, Ридзик остановил машину возле одной из круглосуточных закусочных и рванул сквозь дождь в тёплый и безопасный закуток заведения. Он был измучен, зад болел, а его ещё ожидала куча незаполненных бланков. Данко тоже выглядел устало, но теперь и он оказался голодным, так что просто жевал свой чизбургер, наблюдая как его несчастный партнёр стонет над бумажками.

Ридзик разложил бланки перед собой, так как понимал, что если собирается сегодня ночью ещё и поспать, а к десяти утра сдать отчёты, то пора начинать.

— Не знаю, как там у вас, ребята, — сказал Ридзик, перелистывая бланки, — но здесь, в добрых старых Штатах, каждый раз, когда что-нибудь случается — ну просто любая мелочь, — то приходится приниматься за канцелярщину.

Данко что-то хрюкнул, продолжая есть.

— Вы так считаете? — сказал Ридзик кисло. — Нужно сдать отчёт о местонахождении, предварительный отчёт, потом отчёт о собственно случившемся, потом заполнить анкету для следственного отделения. А потом ещё большой рапорт о ведении дела, который к тому же нужно напечатать на машинке в трех экземплярах, что особенно забавно, знаете ли, потому что я не умею печатать.

Он сгорбился, сжимая в руках чашку кофе. Молодая и прелестная официантка, в тесной мини-юбке, из той породы женщин, которые при нормальных обстоятельствах мгновенно разогнали бы у Ридзика всякую грусть, подплыла к их столику, предлагая подлить кофе.

— Ну, ребятки, как с утра пораньше идут дела?

— Грандиозно. Меня швырнули о кофейный стол и воткнули в задницу лошадиную иголку.

— Очень жаль слышать такое, — она потянулась к чашке Ридзика, но тот схватил её за руку.

— Мадам. Я только что добился идеального цвета своего кофе. И это единственное, что я смог сделать ради себя.

Она оглядела его с головы до ног:

— Могу поверить, — ответила она. Ридзик не любил людей, которым так весело в полчетвёртого утра. Он снова вернулся к своим бланкам.

— А вы, кажется, расстроены, — заметил Данко. — Даже не взглянули на её попку.

— А вы кто такой? Братья Джойс?

— Но у того травести вы от зада взгляд не могли отвести.

Ридзик не поднимал взгляда.

— Е… я вас, Данко.

— Это комплимент?

Ридзик решил, что порою было бы предпочтительно, чтобы у Данко отсутствовало чувство юмора. Он решил игнорировать Данко. Ридзик вытащил шариковую ручку и начал писать предварительный отчёт, что есть сил старясь вести себя так, словно Данко нет и в помине.

Данко откусил очередной гигантский кусок чизбургера и стал рассматривать происходящее в ресторане. Пригляделся к попке официантки. Попка была чудесная.

Ридзик что-то пробормотал, отпил кофе и взглянул на часы.

— Отличные у вас часы, — сказал Данко.

— Спасибо.

— Очень дорогие.

— Ага.

Ридзик снова стал писать, отрываясь только для того, чтобы глотнуть кофе. Данко опять нарушил молчание:

— Очень дорогие. Как вы могли себе позволить такие?

— Что?

— Часы. Это ведь «Ролекс», да? — у их майора тоже был «Ролекс».

— Ага. Я купил со скидкой. У меня двоюродный брат занимается их продажей.

— О!

Ридзик вернулся к работе. Он почувствовал, как Данко склонился ближе, наполовину сокращая расстояние между ними.

— Ради Бога, Данко, шестьсот пятьдесят долларов, без пошлины, автоматические, с указанием дня и даты, и идут с точностью до трех секунд в год — или что-то около того, — что приносит мне чёртову кучу пользы, потому что с этими вот отчётами я опоздаю дня на три, если вы не перестанете мне мешать.

— Я не собирался спрашивать вас про часы.

— Понятное дело, что нет. Вы хотели узнать, где тут можно по дешёвке прикупить видеомагнитофон, чтобы, воротившись в Москву, забраться в свою холостяцкую берлогу и смотреть, сколько влезет, «Броненосец Потёмкин».

— Я хотел сказать вам, что мы достанем Виктора, Ридзик.

Ридзик продолжал писать.

— Ясное дело. Я как раз подхожу сейчас к той части — она называется «Советские методы», — где эта девчонка возвращается и решает прокинуть Виктора, а не меня.

— Ключ. У нас же остался ключ.

— Ага, — пробормотал Ридзик. — Я это тоже сюда запишу. Да мы ведь этого засранца просто в угол зажали, — он поднял сердитый взгляд. — Я вам начистоту скажу, Данко: мой послужной список и так выглядит не больно здорово. А теперь, когда мы с вами поработали вместе, то глядишь, меня и вовсе отправят на улицу регулировщиком — (Ридзик не догадывался, что даже этот скромный пост будет закрыт для него.) — Не знаю, может, Галлахер был прав, может, я и не хочу возвращаться.

— Возвращаться откуда? Ридзик отмахнулся:

— Черт с ним. Забудем об этом. Данко отодвинулся:

— Понимаю. Не моё это дело, верно?

— Верно, — Ридзик снова взял ручку, но вместо того чтобы писать, стал играть ею, вертя между пальцев. — Что за дерьмо, — сказал он, наконец, — все остальные знают, могу и вам рассказать — только не сообщайте об этом в «Правду».

— Что случилось?

— У меня сейчас в отделении испытательный срок. Я должен следить за своей задницей на каждом шагу, иначе меня пошлют на хрен. Три месяца мне нужно быть помесью Бетмена и матушки Терезы. Но, как видите, начало вышло не больно замечательное, — он снова отпил глоток кофе.

— И как это произошло?

— Просто. Шесть недель я занимался слежкой за какими-то дерьмовыми ворами. Один парень тащил телевизоры с большим экраном из винного магазина на Южной Стороне.

Данко недоуменно глазел на него:

— У вас в России есть телевидение?

— Две программы.

— Грандиозно. Ну так вот, торчу я один в машине шесть недель подряд. Ничего не происходит. Этот долбоголовый, которого мы подозревали за телевизоры, просто торгует себе спиртным.

— Арестовали бы его по подозрению, — предложил Данко.

— Этого делать нельзя.

— Рассказали бы ему про Миранду — и потом арестовали по подозрению.

— Это тоже не выйдет.

— Арестовали бы за спиртное.

— Так он торговал легально.

— А…

— Ну и вот, как-то на сорок четвёртый день почувствовал я себя малость одиноко, — теперь, оглядываясь назад, он признал, что поступил весьма глупо. — И я пригласил свою подружку меня навестить. Лежим мы с нею, значит, на заднем сиденье и я аккурат учу её искусству любви, когда подымается буча. Не на сорок третий день, не на сорок пятый — не-е-ет, как раз на сорок четвёртый в 3 часа 45 минут дня. Наряд в формах налетает с переднего входа, а вся малина линяет с заднего — прямиком мимо меня.