Брянский капкан - Михайловский Александр Борисович - Страница 6

– Успокойтесь, Антон Иванович, – сказал Сталин, подходя ко мне и примирительно взяв меня за рукав кителя. – Я хорошо знаю вашу биографию и уверен, что даже при нелюбви к нашей власти вы не измените данному вами слову и не пойдете в услужение к тем, кто заливает кровью русских людей нашу землю. Что же касается вашего использования в качестве рядового, то это, конечно, несерьезно. Мы не разбрасываемся генерал-лейтенантами. А если и разбрасываемся, то сие означает, что это не генерал, а лишь поручик, случайно оказавшийся в генеральском мундире. Вы меня поняли?

– Мне понятна ваша мысль, – ответил я, – такие престарелые поручики в генеральских мундирах – неотъемлемая часть любой армии мирного времени во всех странах и во все времена.

– Даже так?! – усмехнулся Сталин. – Я запомню ваши слова. Но ведь вы сами были, как говорят историки, одним из самых успешных русских генералов прошлой войны. И не ваша в том вина, что все ваши победы не привели к победе всей русской армии.

Я отметил про себя, что советский вождь употребил выражение «русских генералов», вместо привычного для себя «царских» или «белых», и счел это хорошим знаком. Кроме того, приятно же, черт возьми, когда твой бывший противник оценивает твои достоинства.

– Благодарю за комплимент, – ответил я Сталину, – но должен заметить, что сейчас подробности Перемышльской операции, Брусиловского прорыва или взятия Луцка не вызывают практического интереса, ибо сейчас другие времена, в ход идет другое вооружение, используется другая тактика. Тот, кто вздумает сейчас воевать, как в ту войну, будет разбит противником. Примером тому может быть поражение Франции в сороковом году, когда ее не спасла тактика времен маршала Фоша.

– И это тоже верно, – ответил мне советский вождь, прохаживаясь по кабинету. – Скажите, Антон Иванович, в прошлую войну вы начинали свою службу на фронте командиром стрелковой бригады?

– Так точно, господин Верховный Главнокомандующий, – ответил я, – вступил в командование 4-й стрелковой бригадой 3 сентября 1914 года и командовал ею же, позже развернутой в дивизию в течение двух лет, вплоть до момента назначения на должность командующего 8-м армейским корпусом.

– Отлично, – кивнул Сталин, – есть у нас в Севастополе тяжелая штурмовая бригада, составленная, кстати, из ваших коллег-эмигрантов, применение которой в боях на территории СССР было признано нецелесообразным по политическим соображениям. Бригада обучена, оснащена и экипирована по нашим стандартам. Сейчас, в связи с задержкой в ее боевом применении и появлением у нас новых образцов техники, происходит ее ускоренная механизация. Мы хотим назначить вас командиром этой бригады. Возьметесь?

– Так точно, господин Верховный Главнокомандующий, – ответил я и тут же поинтересовался: – А как же быть с обязательными в вашей армии комиссарами? Боюсь, что я не уживусь с этими людьми.

– За это не беспокойтесь, – кивнул мне Сталин, – комиссаром, или, как у нас сейчас говорят, замполитом бригады, будет назначен Александр Васильевич Тамбовцев, который до сего момента отвечал за ее комплектование и обучение. Если ваше согласие окончательно и бесповоротно, то я сейчас же распоряжусь, чтобы вам оформили все документы и как можно скорее, вместе с семьей, доставили в Крым. Все прочее вам разъяснят на месте.

По этим словам я понял, что аудиенция закончена, козырнул и сказал:

– Разрешите идти?

После утвердительного кивка я вышел из кабинета советского вождя. Впереди меня ждала еще одна, уже четвертая по счету, новая война.

Присутствуют:

рейхсканцлер Адольф Гитлер;

рейхсмаршал Герман Геринг;

главнокомандующий кригсмарине гросс-адмирал Эрих Редер;

командующий подводным флотом контр-адмирал Карл Дениц;

гауптштурмфюрер Отто Скорцени.

– Мой фюрер, – торжественно, словно метрдотель, объявляющий о подаче фирменного блюда, возвестил Геринг, чья необъятная туша была увешана орденами, как рождественская елка игрушками, – люфтваффе готово к проведению операции Morgendämmerung – «Утренняя заря», по высадке десанта на Фарерские острова. На аэродромах в районе Бергена сосредоточены две полностью укомплектованные бомбардировочные эскадры дальних бомбардировщиков Hе-111H5, одна эскадра пикирующих бомбардировщиков Ju-87D и одна истребительная эскадра, укомплектованная новейшими истребителями Fw-190А3. Так как незаконченный аэродром, который англичане строят на острове Воар, имеет еще недостаточную по размерам взлетно-посадочной полосу – чуть больше полукилометра, – прямо на Фарерских островах пока смогут базироваться только пикирующие бомбардировщики и истребители. Но мы там быстро приведем все в порядок. Для высадки воздушного десанта посадочным способом нами уже приготовлены тридцать шесть самых больших в мире планеров Ме-321 и двенадцать самолетов-буксировщиков Не-111Z1 Zwilling…

– Постойте, постойте, Геринг, – оживился Гитлер, которого просто обуревала страсть ко всему гигантскому. – Не-111Z1 это, кажется, большой такой буксировщик для планеров, изготовленный из двух бомбардировщиков Не-111, соединенных общим крылом?

– Да, мой фюрер! – ответил Геринг. – К сожалению, таких самолетов у нас всего дюжина, и нам придется использовать их в три захода. В первой волне они перебросят к цели на дюжине планеров тысячу триста десантников и два танка Pz.II, во второй и третьей волнах, с интервалом в шесть часов, на острова будет доставлено все необходимое для организации обороны островов в течение первых двух суток, пока к нам на выручку не подойдет флот.

Рейхсмаршал немного соврал – дело в том, что максимальная взлетная масса американского четырехмоторного бомбардировщика Б-17 была на тонну больше, чем у сдвоенного «Хейнкеля», а заканчивающий испытания Б-29 и вовсе был вдвое тяжелее немецкого летающего уродца. И эта, можно сказать, деталь делает понятной взаимоотношения внутри верхушки рейха. Вот и сейчас Геринг выставил на передний план люфтваффе и, походя, швырнул горсть дерьма в адмирала Редера. Причем сделал он это чисто рефлекторно, ибо в их среде так было принято. Интриговали нацистские бонзы много, со вкусом и большим мастерством.

Гитлер проглотил наживку вместе с крючком и бросил косой взгляд на командующего немецким надводным флотом: – Скажите, Эрих, почему бы вам не провести свою операцию одновременно с высадкой десанта с воздуха?

– Мой фюрер, – был вынужден объяснять Редер, – германский флот недавно понес очень большие потери. Но, в отличие от люфтваффе, его невозможно пополнить за месяц или за два. Кроме того, выход больших кораблей из своих баз немедленно будет обнаружен английской разведкой. Не забывайте, что самолет летит к цели два часа, а кораблю, даже самому быстроходному, для того чтобы из Бергена дойти до Торсхавна, нужны почти сутки.

– Не оправдывайтесь, Эрих, – махнул рукой Гитлер, – Германия построила вам мощный флот, снабдила его умелыми и храбрыми моряками, а вы растратили его по пустякам. Где наши линкоры, где «Бисмарк» и «Тирпиц», где «Шарнгорст» и «Гнейзенау»? Похоже, что отдых в «отеле Моабит» не пошел вам на пользу. Скажите спасибо следственной комиссии, которая не нашла вашей вины в гибели «Тирпица». Но если эта череда неудач продолжится, то мы снова можем вернуть вас в ваш «номер», который пока пустует. Только теперь уже навечно. Рейху не нужны неудачники. Вы меня поняли, Эрих?

– Да, мой фюрер, – ответил побледневший Редер, – я вас понял…

– Вот и замечательно, – кивнул Гитлер, – что там у вас сейчас в Бергене, «Хиппер», «Лютцов» и «Адмирал Шеер»?

– Да, мой фюрер, – кивнул Редер.

Гитлер погрозил Редеру пальцем:

– Смотрите, Эрих, это все, что у вас осталось, кроме несчастного «Принца Ойгена», запертого в Бресте. Сразу же – вы слышите, Эрих! – сразу же, как только рейхсмаршал Геринг захватит для вас Фареры, направляйте все три этих крейсера в Атлантику, чтобы они вдоволь побили горшки на англосаксонской кухне. Как только поднимется шум, пусть «Принц Ойген» тоже вылезает из своей брестской берлоги. Он там явно засиделся. К тому же лимонникам будет не до него. Надо поднять как можно больше шума. Англия должна быть поставлена перед фактом, что мы ее переиграли, и пора если не капитулировать, то заключить с Германией сепаратный мир.