Анналы - Тацит Публий Корнелий - Страница 12

54. В том же году учреждается жреческая коллегия августалов[86] , подобно тому как некогда Титом Татием была основана для поддержания священнодействий сабинян коллегия титиев[87] , и вводятся новые религиозные празднества. Ее членами были по жребию избраны наиболее видные граждане в количестве двадцати одного, не считая Тиберия, Друза, Клавдия и Германика. Впервые устроенные тогда августалами публичные зрелища были омрачены беспорядками, вызванными соревнованием мимов. Август снисходил к этой забаве из уважения к Меценату, страстно любившему Бафилла, да и сам он не чуждался развлечений подобного рода, считая гражданской заслугой разделять с толпой ее удовольствия. Взгляды Тиберия были иными, но он еще не решался навязывать более суровые нравы народу, на протяжении стольких лет привыкшему к мягкому управлению.

55. В консульство Друза Цезаря и Гая Норбана Германику назначается триумф, несмотря на то что война еще не закончилась. Хотя он деятельно готовился к тому, чтобы развернуть ее с наступлением лета, он выступил раньше и в начале весны внезапным набегом устремился на хаттов. Дело в том, что появилась надежда на разделение врагов на два стана — приверженцев Арминия и Сегеста, из которых один был примечателен своим коварством по отношению к нам, другой — верностью. Арминий — возмутитель Германии; а Сегест неоднократно извещал нас о том, что идет подготовка к восстанию[88] , и в последний раз он говорил об этом на пиршестве, после которого германцы взялись за оружие; больше того, он советовал Вару, чтобы тот бросил в оковы его самого, Арминия, и других видных вождей; простой народ ни на что не осмелится, если будут изъяты его предводители; а вместе с тем будет время разобрать, на чьей стороне вина и кто ни в чем не повинен. Но Вар пал по воле судьбы и сломленный силой Арминия. Сегест, хоть и был вовлечен в войну общим движением племени, все же оставался в разладе с Арминием; к тому же между ними усилилась личная вражда, так как Арминий похитил у него дочь, обещанную другому; зять был ненавистен тестю, и то, что у живущих в согласии скрепляет узы любви, у них, исполненных неприязни друг к другу, возбуждало взаимное озлобление.

56. Итак, Германик отдает под начало Цецине четыре легиона, пять тысяч воинов из вспомогательных войск и наспех собранные отряды германцев, обитавших по эту сторону Рейна; сам он ведет на врага столько же легионов и двойное число союзников. Построив крепостцу на развалинах оборонительных сооружений, возведенных его отцом на горе Тавне, он устремляется ускоренным походом на хаттов, оставив Луция Апрония для прокладки дорог и постройки мостов. Ибо, двигаясь благодаря сухости почвы и низкому уровню вод (что бывает в этих краях очень редко) быстро и беспрепятственно, он опасался дождей и подъема рек на обратном пути. К хаттам он подошел настолько внезапно, что все, кто из-за возраста или пола не мог спастись бегством, были либо захвачены в плен, либо перебиты на месте. Мужчины зрелого возраста, переправившись вплавь через реку Адрану, мешали римлянам приступить к наведению моста. Отогнанные затем метательными снарядами и стрелами лучников и тщетно попытавшись начать переговоры о мире, некоторые из них перебежали к Германику, а остальные, покинув свои поселения и деревни, рассеиваются в лесах. Предав огню Маттий (главный город этого племени) и опустошив открытую местность, Цезарь повернул к Рейну; враги не осмелились тревожить тыл отходящих, что у них было в обыкновении, когда они отступали больше из хитрости, чем из страха. У херусков было намерение оказать помощь хаттам, но их устрашил Цецина, то здесь, то там появлявшийся с войском; и марсов, отважившихся напасть на него, он обуздал удачно проведенною битвой.

57. Немного спустя прибыли послы от Сегеста с просьбой о помощи против насилия соплеменников, которые его осаждали; Арминий был влиятельнее, так как настаивал на войне; ведь у варваров в ком больше дерзости, тот и пользуется большим доверием и, когда поднимается народное движение, берет верх над всеми другими. Вместе с послами Сегест направил и своего сына по имени Сегимунд; но тот медлил, зная за собою вину перед нами. Ибо назначенный жрецом при святилище убиев[89] в том же году, когда восстала Германия, он, сорвав с себя жреческие повязки, перебежал в лагерь восставших. Все же, положившись на милость римлян, он доставил письмо отца и, принятый благосклонно, был переправлен с охраной на галльский берег. Германик решил, что ради этого дела стоит повернуть войско; произошел бой с державшими в осаде Сегеста, и он был вызволен с большим числом родичей и клиентов. Здесь были и знатные женщины, и среди них жена Арминия, она же — дочь Сегеста, более приверженная устремлениям мужа, чем отца, и не унизившая себя до слез или мольбы, со скрещенными на груди руками и глазами, опущенными к своему отягощенному бременем чреву. Тут же несли доспехи, захваченные при поражении Вара и в качестве военной добычи розданные многим из тех, кто теперь передался римлянам; вместе со всеми был тут и Сегест, выделявшийся ростом и осанкою и спокойный от сознания, что всегда безупречно соблюдал союз с нами.

58. Он сказал следующее: «Сегодня я не впервые приношу доказательства моей верности и преданности народу римскому; с той поры как божественный Август даровал мне права гражданства, я избирал себе друзей и врагов, помышляя только о вашем благе, и не из ненависти к родной стране (ведь предатели омерзительны даже тем, кому они отдают предпочтение), а потому, что считал одно и то же полезным для римлян и германцев и мир мне был дороже войны. Итак, похитителя моей дочери и нарушителя договора, заключенного с вами, я обвинил пред Варом, который тогда начальствовал вашим войском. Встретив равнодушие со стороны полководца и не находя достаточной защиты в правосудии, я просил бросить в оковы меня самого, Арминия и остальных заговорщиков: свидетельница — та ночь, — о если б она была для меня последнею! Все случившееся в дальнейшем позволительнее оплакивать, чем оправдывать; и Арминий был закован мною в цепи, и я сам претерпел их от его приверженцев. И когда явилась возможность обратиться к тебе, я предпочел старое новому и покой — волнениям, и не ради награды, но чтобы снять с себя подозрение в вероломстве и стать полезным германскому народу посредником, если он предпочтет раскаяние гибели. Прошу снисходительно отнестись к юношеским заблуждениям сына; о дочери скажу откровенно, что она прибыла не по своей воле: тебе дано рассудить, что перевешивает: то ли, что она зачала от Арминия или что порождена мною». Цезарь в милостивом ответе обещает его детям и родичам безнаказанность, а ему самому — пребывание в прежней провинции. После этого он отвел назад войско и по внесенному Тиберием предложению получил титул императора. Жена Арминия родила ребенка мужского пола, который был воспитан в Равенне; о том, как над мальчиком насмеялась судьба, я расскажу в своем месте[90] .