- "Праксилла" - Страница 27

Я мыслею была встревожена одною:

Вы все обманчивы, и я ... тебя страшусь!»

К престарелой красавице

Тебе ль оплакивать утрату юных дней?

Ты в красоте не изменилась

И для любви моей

От времени еще прелестнее явилась.

Твой друг не дорожит неопытной красой,

Незрелой в таинствах любовного искусства:

Без жизни взор ее стыдливый и немой,

И робкий поцелуй без чувства.

Но ты, владычица любви,

Ты страсть вдохнешь й в мертвый камень:

И в осень дней твоих не погасает пламень.

Текущий с жизнию в крови.

Увы, глаза потухшие...

Увы, глаза потухшие в слезах.

Ланиты впалые от долгого страданья

Родят в тебе не чувство состраданья -

Жестокую улыбку на устах...

Вот горькие плоды любови страстной,

Плоды ужасные мучений без отрад,

Плоды любви, достойные наград,

Не участи, для сердца столь ужасной...

Увы, как молния внезапная небес,

В нас страсти жизнь младую пожирают

И в жертву безотрадных слез,

Коварные, навеки покидают.

Но ты, прелестная, которой мне любовь

Всего - и юности, и счастия дороже,

Склонись, жестокая... И я воскресну вновь,

Как был или еще бодрее и моложе!

Улыбка страстная...

Улыбка страстная и взор красноречивый,

В которых вся душа, как в зеркале видна,

Сокровища мои ... она

Жестоким Аргусом со мной разлучена!

Но очи страсти прозорливы:

Ревнивец злой, страшись любви очей!

Любовь мне таинство быть счастливым открыла,

Любовь мне скажет путь к красавице моей:

Любовь тебя читать в сердцах не научила.

Изнемогает жизнь...

Изнемогает жизнь в груди моей остылой.

Конец борению, увы, всему конец!

Киприда и Эрот, мучители сердец,

Услышьте голос мой последний и унылой!

Я вяну, и еще мучения терплю;

Полмертвый, но сгораю;

Я вяну, но еще так пламенно люблю

И без надежды умираю!

Так, жертву обхватив кругом,

На алтаре огонь бледнеет, умирает

И, вспыхнув ярче пред концом,

На пепле погасает.

ПРИМЕЧАНИЯ

МЕЛИКА

Мелика - поэзия для уха, а не для глаза. Мелос не только стихотворение, но и песня и музыкальная партитура. Под аккомпанимент семиструнника - безразлично, назывался ли он кифарой, лирой, барбитоном, пектидой, - пелась сольная песнь: монодия. Под аккомпанимент авла-кларнета пелась песнь хоровая: она - «триединая хорея» - сочетание слова, музыки, пляски и даже пантомимы. Управлял ею хородидактил, т. е. водитель хоровода, хормейстер. Классический хоровой мелос в своем каноническом построении расчленялся на строфу, антистрофу и эпод: нововведение поэта Стесихора (VI в.). Античная баллада Вакхилида «Юные жертвы и Фесей» - изысканный образец такого канона. Хоровая мелика отвечает всем моментам праздничного ритуала - и культового и светского. Явно - она всегда действо, а не литература. Скрыто - она всегда Сочетание вольного воображения автора с формально до тонкости регламентированным искусством. Ее части заданы: 1) прославление бога, героя, события - и повод к нему; 2) миф - хотя и в вольной вариации; 3) поучение мудрости - хотя и на свой лад. Ритмомелодика каждой пары - строфы и антистрофы - тождественна. У эпода свой размер. Но и то и другое изобретается для каждой песни заново. Есть традиционные размеры, - но опять-таки как тема для вариаций. При гимне хор порой неподвижен. Но просодий - уже песнь процессиональная. Есть девичьи песни - партении (такой паргений дошел от Алкмана). Есть отрочьи песни (ими прославлен Ивик). Для славления Аполлона возник пеан, для славления Диониса - дифирамб. В дни свадеб звучат тменеи и эпиталамы - хотя бы Сафо. В дни похорон трены, т. е. плачи для прославления усопшего.

Агонистика (состязания) вызвала к жизни эпиникии - восхваление героя-победителя на состязаниях: они - частный случай энкомия, т. е. славословия. Уже три последних вида - песни светские: в них прославляется человек, а не бог.

Партитура мелосов для нас погибла. Уцелели кое-какие теоретические трактаты и несколько осколков мелодий. Чтением мелика стала в эпоху вселенскую, когда александрийские ученые, так называемые перипатетики, грамматики, т. е. филологи и компиляторы-энциклопедисты отдались с рвением собиранию уцелевших литературных памятников эпохи расцвета Эллады. Уже тогда от эллинской мелики далеко не все уцелело. Позже поэты Рима, подражатели и претворители эллинской поэзии, выдвинули сольную мелику как литературу, как чтение, а не как пение, - хотя и последнее не исключалось. И мы стихи не поем, а читаем.

Русские поэты перелагают мелику в стихотворчество, мало отличное от их собственной поэтической формы. Даже при соблюдении эллинской просодии их поэтика одевает метрический костяк оригинала в привычные одежды. Да и переводили они иногда не с греческого языка, а с языков новых: получался перевод с перевода. Рядом с оригиналом, за редким исключением, этот перевод неловко даже поставить. Собственно говоря, перевести мелос невозможно: можно только дать вариант. Трудностей при переводе не оберешься: фрагментарность сохранившихся памятников, испорченность текста, подчас неопределенность просодии и рецитации, отсутствие конкретной биографии автора, скудость сведений об эпохе, диалектические особенности и непередаваемое благозвучие языка, утрата музыкального аккомпанимента и, наконец, различие систем стихосложения эллинского и русского.

Былые установки на структуру мелического стиха рушатся. Опираясь на «временной атом», как на величину постоянную (◡ = 1/8), утверждали сложением двух временных атомов постоянную каноническую долгую (-) для мелического стиха, словно для гекзаметра. Итог такой установки: неразрешимые, необъяснимые метрические схемы, например, загадочные логаэды.

Указания древних теоретиков на наличие переменных кратких игнорировали. Между тем мелический стих строится, именно, на переменных долгих. Существуют многоатомные долгие слоги, как и многоатомные паузы. Есть даже пятизначная долгая (◡◡◡◡◡); есть четырехзначная пауза (⋀). Поэтому двудольник (◡◡◡◡) по длительности может равняться трехдольнику (◡◡◡◡); поэтому трехдольник (◡◡◡◡⋀) по длительности может равняться четырехдольнику (◡◡◡◡◡◡). Пользуясь переменными величинами, можно объяснить и иррациональные стопы смешанных метров. Такова теоретическая схема. Но живой мелический стих есть созвучие фонем на ритмической волне, а не абстрактная метрическая проволока, на которую нанизаны звуковые шарики. Из творческой практики поэта-певца возникла теория Вслушиваясь, вглядываясь в живую ткань эллинского мелоса, устанавливаешь непрерывный поток созвучий - от простейшего ассонанса до полной внутренней рифмы включительно, порой переклики-эхо и смены доминантов, т. е. вокалов или дифтонгов, господствующих в разных частях мелоса. Созвучиями-то и пробегают, перемежаясь с немотствованиями, переменные длительности, создавая ритмомелодическую волну. Опорные ударения на созвучиях и суть опорные точки мелодики - в стихах совершенных, пока ассонанс-повтор не выродился в чистый прием виртуозности и своим звуковым орнаментом не вытеснил подлинную эмоцию и - смысл. Эмоцией и заданием создается этос (êthos), т. е. характер мелоса, его интонация - тревожная, торжественная, сентиментальная - средствами определенного порядка ударений на тезисах тактов, усиливаемого разрешениями, стяжениями и каталектикой. Этос и стимулирует ритмомелодическую кривую. Богатство внутренних рифм эллинского мелоса устранили нужду в регулярной конечной рифме. Так получает свое объяснение поразительная легкость белого, вольного, необычайно гибкого стиха мелоса, одной метрической схемой необъяснимого никак. Только знание законов построения ритмомелодики мелоса даст возхможность переводчику создать нечто адекватное оригиналу.