Миланцы убивают по субботам - Щербаненко Джорджо - Страница 17

В кабинете его ожидало еще одно разочарование. Маскаранти положил перед ним оставленную мелким предпринимателем визитку и объявил:

– Все липа.

– Что?

– Нет в Милане улицы Колхитор, я справлялся в муниципалитете... И номера телефонов тоже липовые.

– Почему липовые?

– Потому что их пока не включили, – объяснил Маскаранти. – Сегодня в восемь утра я разбудил шефа телефонной компании «Стипель» и сказал, что целый час названиваю по этим двум номерам, а толку чуть, никаких гудков – ни коротких, ни длинных, – и он мне растолковал, что у них в каждом районе есть резервные номер.;. К примеру, вы, доктор, покупаете себе виллу в Сан-Сиро, и они вам дают один из этих запасных номеров, а до тех пор звонить по нему – все равно что стучаться в могилу и спрашивать: «Эй, кто живой есть?»

Все логично, однако Дука не смог скрыть раздражения.

– А имя? Там же было имя! Де Витторио, кажется. Ты не поинтересовался: оно что, тоже липовое?!

Чтобы он немного успокоился, Маскаранти протянул ему сигарету и дал прикурить.

– Не собираюсь я искать прошлогодний снег. Понятия не имею, сколько в Милане и во всей Италии людей по имени Донато де Витторио. Я хотел найти того, кто нам нужен на улице Колхитор, но посмотрел в справочник и, такой улицы не обнаружив, позвонил в штаб уличного движения – они тоже слыхом не слыхали про эту улицу, – наконец, разбудил начальника отдела топонимики, и тот совершенно официально заявил, что меня разыграли. Да-а, разыграли! – Маскаранти тоже был взбешен. – Прошу прощения, доктор, но, будь я маклером в гадючнике, думаете, я стал бы печатать себе визитки с настоящим именем, адресом и телефоном? Мы каждую ночь ловим типов, имеющих в кармане по меньшей мере два удостоверения личности, и, пока душу из них не вышибешь, они не расколются, какое настоящее. Так вот, будь я этим маклером, я бы, конечно, выдумал название улицы и дал бы в лапу какому-нибудь мелкому служащему телефонной компании, чтоб продиктовал мне несколько невключенных номеров. Да по нынешним временам достаточно представиться юрисконсультом или, скажем, горным инженером, и на эту удочку сразу клюнут старые слюнтяи, которым нужна женщина для поднятия тонуса. – Он нервно рассмеялся.

– Умерь свой пыл, – сказал Дука.

Маскаранти прав, тебе бы и самому сообразить, да, видно, мозги заржавели. В уликах недостатка нет: и коротышка с родимым пятном на шее, и дом свиданий – не важно, что его снесли, – и визитка... можно выйти на типографию, где она отпечатана, или разыскать того чиновника из телефонной компании, что предоставил своднику незадействованные номера. Однако это долгий путь, кропотливая работа; она потребует привлечения многих оперативных групп и экспертов-криминалистов, а тебе приспичило немедленно разгадать проклятую головоломку.

И все-таки не теряй надежды.

– Я скоро, – бросил он Маскаранти.

3

Минуты три спустя он уже был в номере отеля «Кавур». Весь похолодел, когда с порога увидел одну Ливию.

– Где она?! – прорычал он.

– В ванной, не нервничай.

– Я же сказал, чтоб ты ее и в ванной стерегла!

– Хорошо, хорошо, Дука. – Ей было невыносимо слышать этот жестокий, грубый голос – знак того, что душа у него болит. Она подошла к двери ванной и постучала. – Открой, пожалуйста.

– Не заперто, ваше фараонское величество.

Ливия отворила дверь и вошла. Эреро стояла в ванне под сильной струей холодного душа. Вскоре она предстала перед окаменело садящим на стуле Дукой. У того сразу отлегло от сердца, ведь ванная – самое подходящее место для самоубийства.

– Ну что еще?! Я и душ не имею права принять?

– Извини, – сказал Дука. – Я только хотел спросить, дозвонилась ли ты кому-нибудь.

– Всем, – вставила Ливия. – Всем дозвонилась, но безрезультатно.

– Ты вроде упомянула про Ассизи?

– Да, там что-то есть, но сведения туманные, – снова ответила за негритянку Ливия.

– Я говорила с подругой, – пояснила римлянка из племени банту. – Она месяца два назад заболела и вернулась к своим в Ассизи.

Как просто, подумал Дука, приехала из Ассизи в Милан, стала проституткой, потом захворала и вернулась к родным пенатам!

– Я разыскала адрес в телефонной книге, вызвала ее на переговорный пункт, и она сразу вспомнила ту великаншу. Даже имя назвала – Донателла.

Дука выпрямился и вновь застыл на стуле, точно изваяние.

– Ну-ну, продолжай!

– Она видела ее в одном доме, – вмешалась Ливия. – Когда та девушка...

– Вот именно, Донателла... Ее все время держали взаперти, другим не показывали, никто из девиц не знал о ее существовании, пока однажды ночью она не подняла на ноги весь дом.

Во весь голос, так что дребезжали оконные стекла, Донателла звала отца. Находившийся с нею пожилой синьор едва не выскочил голым на улицу от хриплых воплей, напоминающих рев взбесившейся слонихи: «Папа, папа, папа!» Эти вопли, наверно, были слышны и на площади Сан-Бабила, и на улице Мандзони, и на площади Кавур... Великанша металась по комнате, натыкаясь на мебель, получая ссадины и ушибы, и непрестанно душераздирающим голосом звала: «Папа, папа, папа!»

Сбежались все – не только хозяйка, не только двое «дежурных» сутенеров, но и остальные девушки, и две пожилые горничные, и повариха... Тогда как немногочисленные состоятельные клиенты на всей скорости, какую позволяли их иссякшие силы, бросились уносить ноги, ибо известный кардиолог X или прославленный издатель Y, естественно, не могли допустить, чтобы их застали в столь компрометирующей обстановке.

Подруга Эреро вошла в комнату Донателлы, когда двое горилл уже стреножили великаншу и дали ей в зубы, чтобы перестала орать (во всяком случае, изо рта у нее текла кровь).

– Пошла вон, стерва! – заорал один из них на подругу негритянки.

Но эта галантная просьба оказалась излишней: девица и так вылетела оттуда в ужасе и больше в тот дом не возвращалась.

– Да, негусто. А хоть адрес того дома ты у своей подруги спросила?

– Ну разумеется, – вновь ответила Ливия за негритянку, поскольку та прикуривала сигарету. – Он у меня записан.

Дука взглянул на адрес и закрыл глаза: воистину жизнь порой играет с тобою скверные шутки. Тот самый дом, который он посетил несколько часов назад, – вернее, не дом, а котлован, где с восьми утра до пяти вечера огромный экскаватор своим ревом действует на нервы всему району.

– Так, что еще сказала подруга? – обратился он к Эреро.

Ну ладно, дом снесли – это факт, но можно же по крайней мере установить имена или приметы хозяйки двух горилл, других девиц, горничных, поварихи, наконец. Даже одно-единственное имя значительно ускорит поиски.

– Ничего, – отозвалась та (взгляд ее прояснился – ни следа недавнего опьянения). – Я понимаю, что тебе нужно, и спросила ее, а она, если б знала, обязательно бы мне сказала. Но она ничего не знает: она там была в первый и последний раз, потому что дружок не захотел...

– Так спроси хотя бы, как зовут дружка, ему ведь наверняка известно имя хозяйки и горилл, а?

Голос ее прозвучал так же твердо, как она теперь держалась на ногах:

– Я не стану ей больше звонить, а кабы и стала, она все равно не выдаст своего кота.

Чертово племя! Пастух с Сардинии ни за что не выдаст полиции имя бандита, который пришил его родного брата, старуха сицилийка под пытками не откроет имя главаря мафии, виновного в гибели ее единственного сына, а шлюха – хоть режь ее – не скажет, как зовут того подонка, что сломал ей жизнь и теперь торгует ею, как рабыней. Дело чести! Ну и черт с ними! Он не раз подумывал о том, что наказывать надо не только преступников, но и их жертв, которые добровольно, в силу природной тупости, позволяют себя истязать.

– Ну скажи хоть, как зовут эту твою подружку из Ассизи?

Эреро Акауну присела на кровать и загасила сигарету в пепельнице, стоявшей на тумбочке.

– Так твоя фараонша его уж записала. Мне ведь пришлось вызывать ее на переговорный, и твоя мадам, как услышала имя, сразу чирк-чирк в своей книжечке. – Она с яростью повертела окурком в пепельнице. – Но ты оставь ее в покое, слышишь? Она больная, несчастная деваха, и не думай, что она станет с тобой разговаривать, как со мной. И если ты притащишь ее сюда и будешь трясти день и ночь, чтоб выдала своего котяру, значит, ты не тот, за кого себя выдаешь. Я согласилась помочь парню, который честно делает свое дело, а не вонючей полицейской ищейке.