Мартин Хайдеггер - Карл Ясперс. Переписка, 1920-1963 - Хайдеггер Мартин - Страница 45

Вы говорите о "других трудах, находящихся в подготовке" — в связи с этим мои наилучшие пожелания!

Ваш Карл Ясперс

[141] Мартын Хайдеггер — КарлуЯсперсу

Фрайбург-им-Брайсгау, 7 марта 1950 г.

Дорогой Ясперс!

Мой ответ на Ваше последнее письмо, которое я ежедневно перечитываю с благодарной радостью, опаздывает до неприличия и по сей день не готов.

Несчастье нашего вернувшегося домой сына, прояснение моего внешнего положения[427] и негаданное великодушие и радость[428] слились воедино.

Сегодня я хотел бы одной фразой, которая разрушит все другие догадки и толки, разъяснить то, что пытался в моем первом письме[429], вновь пришедшем к Вам, обозначить словом "растерянный".

Дорогой Ясперс!

Я не приезжал в Ваш дом с 1933 года не потому, что там; жмяа еврейская женщина, а потому, что мне просто было стыдно. С тех пор я не бывал не только в Вашем доме, но и в городе Гей-дельберге, который я ценю как таковой только благодаря Вашей дружбе.

Когда в конце 30-х вместе с чудовищными преследованиями началось самое страшное, я тотчас подумал о Вашей жене. Через проф. Вильзера[430], которого я здесь тогда знал и который имел близкие связи с тамошним окружным руководством, я получил твердые заверения, что с Вашей женой ничего не случится. Во

Мартин Хайдегтер/Карл Ясперс

страх оставался, как и чувство полного бессилия, — я и упоминаю об этх>м не затем, чтобы записать на свой счет хотя бы видимость помощи.

Я и сегодня не хотел бы ступить на землю Гейдельберга прежде, чем встречусь с Вами по-доброму, но с неизбывным чувством боли.

Приветствую Вас сердечно,

Ваш

Мартин Хайдеггер

[142] Карл Ясперс — Мартину Хайдеггеру

Базель, 19 марта 1950 г.

Дорогой Хайдеггер!

Сердечно благодарю Вас за Ваше откровенное объяснение. Свою благодарность передает Вам и моя жена. Для меня много значат слова о том, что Вам было "стыдно". Тем самым Вы вступаете в сообщество, объединяющее нас всех, живших и живущих в душевном состоянии, для которого и "стыд" слово подходящее.

От себя и своей жены я хотел бы сказать Вам, что мы никогда не допускали мысли, будто моя жена, будучи еврейкой, была для Вас причиной прекратить наши отношения. Думая об этом в минувшие годы, я сожалел единственно об отсутствии у Вас мотивов, которые в столь радикально изменившиеся времена при-

вели бы Вас ко мне, к нам. Но не будем говорить о взаимных обидах. Об этом Вам сказало уже мое первое письмо. Прояснение вряд ли возможно без осознания совокупной взаимосвязи событий в Германии.

Вы простите мне, если я выскажу то, о чем иногда думал: казалось, по отношению к национал-социалистским явлениям Вы вели себя как ребенок, мечтающий, не знающий, что он делает, слепо и бездумно вовлекаясь в предприятие, которое видится ему совсем иным, нежели оно есть в реальности, а затем в недоумении стоит перед развалинами и опять плывет по воле волн.

Спасибо за Вашу обеспокоенность в 1939-м, когда Вы обращались к Вильзеру. Вы думали о нас. Ситуация была такова, как Вы говорите: хотя гейдельбергский крайсляйтер был настроен ко мне весьма благожелательно (по ошибке, порою свойственной национал-социалистам) и хотя от него и других важных чинов я получил самые решительные заверения, даже в письме из СД[431] в Берлине, направленном в Гейдельберг на имя тогдашнего ректора[432], — я давно понял, что они все бессильны, что ни один национал-социалист не заслуживает доверия, поскольку все они терроризируют друг друга и в результате совершают преступления и нарушают свои обещания. Ведь вполне логично все кончилось тем, что Гитлер приговорил Геринга к смерти.

Вместе с Вами я надеюсь, что у нас еще будет возможность встретиться и поговорить. Тогда мы и поговорим о том, чего не скажешь в письме. До тех пор в распоряжении каждого из нас будут труды другого.

Примите мои добрые пожелания и сердечный привет. Давай-

те писать друг другу почаще!

Ваш Карл Ясперс 273

[143] Карл Ясперс — Мартину Хайдеггеру

Базель, 25.3.50

Дорогой Хайдеггер!

В 1946 году вышли три мои работы, все три — одинаковым тиражом ("Идея университета", "Ницше и христианство", "Вопрос вины"[433]). Первые две разошлись еще несколько лет назад. "Вопрос виньГ и по сей день не распродан[434]. Опубликованное в этой работе — часть лекции зимнего семестра 1945/1946 г.[435]. Студенты, конечно, заполнили аудиторию — это была сенсация. Но и их, и остальных моих соотечественников мало интересовали эти размышления. Для меня же тогда очень важна была эта попытка осмысления, которая уже год спустя захлебнулась.

Теперь я часто вспоминаю Ваши слова о "стыде". Мне кажется, Вас может заинтересовать моя старая работа, и она, вероятно, будет даже понятна Вам в ее подлинном импульсе. Поэтому я ее Вам посылаю.

В то время я получал много откликов на эту работу; некоторые ругали ("изменник" и т. п.), многие соглашались, дополняли, модифицировали; до странности часто встречалась фраза: "…но здесь, в наших краях, я, наверно, единственный, кто так думает". Все это, однако, словно бы давно миновало.

С сердечным приветом,

Ваш К. Ясперс

[144] Мартин Хайдеггер — Карлу Ясперсу

Фрайбург-им-Брайсгау, 8 апреля 1950 г.

Дорогой Ясперс!

Сердечно благодарю Вас за оба Ваших письма и за статью[436]. В ответ хочу поздравить Вас и Вашу милую жену с Пасхой, а еще сказать, что о "стыде" часто говорила и говорит моя жена.

Ваш образ мечтательного мальчика необычайно меток. Зимой 1932–1933 года я ушел в отпуск, обещанный берлинским приглашением в 1930 году. Когда я вернулся из хижины, меня буквально со всех сторон принялись толкать к ректорству. Еще утром в день выборов я пошел в университет и заявил снятому ректору фон Мёллендорфу[437], который хорошо знал меня как соседа и очень хотел видеть своим преемником, а также проректору прелату Зауэру[438], что я не могу и не хочу занимать эту должность. Оба ответили, что отказаться мне уже нельзя, поскольку все подготовлено для возможно более единодушного голосования и в случае моего отказа есть угроза, что назначат никудышного "старого бойца" из национал-социалистов.

Но даже и сказав "да", я не видел ничего далее университета и не замечал, что происходит в действительности. Ни на миг мне даже в голову не пришло, что теперь мое имя может оказать такое "воздействие" на немецкую и мировую общественность и повлияет на многих молодых людей. Только на днях бывший ректор Политехнического университета в Карлсруэ[439] рассказал мне и моей жене, как студенты в Берлине тогда целыми днями обсуждали мое вступление на пост ректора. А я мечтал и думал, по сути, о "том" университете, который мне грезился. Вместе с тем

Мартин Хайдегтер/Карл Ясперс

я сразу угодил в сложную систему должности, влияний, борьбы за власть, групповщины, увлекся и — хотя всего на несколько месяцев — впал, как говорит моя жена, в "опьянение властью". Только начиная с Рождества 1933 года я стал прозревать и в феврале, несмотря на протесты, сложил с себя полномочия и отказался участвовать в торжественной церемонии передачи должности моему преемнику[440], который с 1946 года вновь занимает свое место. Разумеется, по поводу этого шага — не в пример обсуждению моего вступления в должность ректора — отечественная и зарубежная пресса хранила гробовое молчание. Я, конечно, не обольщаюсь, но в ту пору, когда ректоры оставались на должности по 3–5 лет, это был все же поступок. Однако тотальная организация общественного мнения была уже обеспечена. Одиночка был совершенно бессилен. То, что я сейчас говорю, не может ничего оправдать, может лишь объяснить, как год от года, чем ярче выявлялось зло, рос и стьщ, что когда-то я прямо и косвенно в этом участвовал.