Тайна черной жемчужины - Басманова Елена - Страница 35

– Какой живой портрет получится! – воскликнул он воодушевлено. – Иной раз за таким мгновением месяцами охотишься. А тут...

Он вместе со своим аппаратом и штативом пробрался к скамейке, на которой сидела уже отвернувшаяся от него Мура. Сердце ее выпрыгивало из груди.

– Вы на меня сердитесь, милая Мария Николаевна? – Фотограф заглядывал ей в лицо и чуть виновато улыбался.

– Вы меня страшно напугали. – Девушка подняла суровый взгляд на неожиданного собеседника.

– Прошу великодушно меня простить, – поклонился Виктор, а затем пристроился на краешек скамейки чуть поодаль от своей жертвы. – Вы чем-то встревожены?

– Вы, я смотрю, не только фотограф, но и психолог, – недовольно заметила Мура.

– Все очень просто. Если человек в хорошем расположении духа, неожиданная вспышка магния только забавляет его и он смеется. А если у него кошки на душе скребут, то он сердится, – добродушно объяснил Булла.

– Вы угадали, – испытующе глянула на него Мура, – только дело не в кошках. Дело гораздо серьезнее. А почему вы меня преследуете?

– Я? Преследую? – картинно удивился фотограф. – Я, конечно, рад, что мы вновь с вами встретились, с вашей помощью мне удается делать великолепные снимки. Но меня и самого удивляет, что наши случайные встречи происходят так часто. Никогда не думал, что Петербург – город тесный.

– Знакомая формула, – неприязненно фыркнула Мура. – Сами придумали?

– Сам, – улыбнулся фотограф, – и только сейчас. Неужели я не оригинален?

– Не оригинальны, – с неожиданным злорадством произнесла Мура.

– Неудивительно. Классики прошлого века прекрасно воспели Петербург, так что насчет города тесного, несомненно, кто-то высказывался. Некрасов?

– Виктор Булла сохранял полушутливый тон.

– Мне не до шуток, господин Булла, – обиженно вздернула черную бровку Мура. – У меня голова кругом идет от неприятностей.

– Если чем-то могу быть полезен, всегда готов, – уже серьезнее заверил девушку Виктор. Он заметил, что она поглядывает в сторону здания, стоящего на противоположной стороне Мытнинской. – Вы кого-то ждете?

Мура промолчала. Она сомневалась, имеет ли право рассказывать почти незнакомому человеку о своих семейных проблемах.

– Мария Николаевна, а я, по вашему совету, поинтересовался возможностями фотографического искусства в восстановлении стертых надписей, – деликатно перевел разговор на другую тему фотограф. – Кое-что можно попытаться сделать. Но у меня нет ни одного древнего текста со стертыми надписями.

Мура на миг забыла о черной жемчужине и о господине Крайневе.

– Правда? Вы считаете, что с помощью фотографии можно восстановить текст? – В синих глазах появился неподдельный интерес.

– Конечно! – воскликнул обрадованно Виктор. – Где ваши полимпесты? Проверим.

Мура задумалась.

– Если вы столь любезны, – сказала она после небольшой паузы, – то не могли бы вы начать с чего-нибудь попроще? Для первого эксперимента.

– С чего хотите, с того и начнем, – заверил ее фотограф.

– Кто знает, может быть, мне вас сам Бог посылает...

– О-о-о, – присвистнул Булла, – если в ход пошли такие слова, значит, дело действительно швах... Я вас слушаю, Мария Николаевна.

Девушка в нерешительности покосилась на фотографа.

– Я очень ценю ваше дружеское участие, – наконец собралась она с духом, – но сохраните ли вы мою просьбу в тайне ото всех?

– Ни одна живая душа не узнает, – торжественно пообещал Виктор.

Мура вынула из кармана юбки небольшой конверт и протянула его фотографу.

– Доверяю вам, дорогой Виктор, очень ценную для меня вещь. Это – письмо одного человека, которого уже нет в живых. Должна вас предупредить – письмо залито кровью...

– Я не из пугливых, – пожал плечами фотограф, – и повидал на своем веку и бумаги, залитые кровью, и окровавленные лица, и мостовые...

Фотограф хладнокровно опустил конверт в карман.

– Мне бы очень хотелось поскорее узнать, что там написано? – попросила Мура.

– Не так быстро. Придется подождать: я сфотографирую вашу бумагу, но если следы на негативе окажутся ничтожными, то придется складывать все негативы и делать новые снимки с полученного позитива, до тех пор пока не получатся отчетливые следы. Я возьму длиннофокусный аппарат и прибегну к мокрому коллоидному способу: он более чувствителен к цветам, но и более продолжителен по времени. Вообще весь фокус основывается на цветочувствительности и на возможности увеличивать на снимках изображение оригинала. – Виктор Булла явно готов был продолжать свои объяснения, но, увидев разочарование на личике девушки, участливо спросил:

– Письмо адресовано вам?

– Нет, моей сестре, – ответила Мура, расстроенная тем, что придется долго ждать результата любительской экспертизы, и неожиданно для самой себя добавила:

– Вот кого надо фотографировать! Вот за кем надо охотиться!

– В самом деле? – заинтересовался Булла. – А не могли бы вместе со своей сестрой посетить мое ателье?

– Непременно! – ответила слишком горячо Мура, вернувшаяся к мысли о том, что привело ее сегодня сюда, на Мытнинскую улицу. Ее лицо, обратившееся к дому, в который она боялась идти, погрустнело. – Правда, вам придется немного потерпеть. В ближайшее время у меня есть другие неотложные дела.

Оба встали со скамьи.

– Господин Булла, – попросила Мура дрожащим голосом, – если вас посылает мне Бог, то, верно, не только из любви к фотографическому искусству. Вы сможете уделить мне еще несколько минут?

– Разумеется, Мария Николаевна, располагайте мной, – удивленно ответил фотограф, снова уловив взгляд девушки, брошенный в сторону заурядного доходного дома.

– Я оказалась здесь сегодня случайно, – призналась Мура, – без сопровождающего. Возникла необходимость нанести визит к незнакомому мне господину и провести переговоры по поводу одной небольшой сделки.

Виктор Булла пытался поймать взгляд девушки, но это ему не удавалось: она смущенно смотрела по сторонам или себе под ноги и явно что-то недоговаривала. Но еще позавчера, в Летнем саду, она показалась ему необыкновенной, не от мира сего. Он ни минуты не сомневался, что она – барышня строгих правил, и полностью исключал возможность, что окажется впутанным в какую-нибудь грязную историю – А почему вы не обратились к специалистам по таким сделкам? – мягко спросил Виктор.

– Все произошло так внезапно! – воскликнула Мура. – Верьте мне! И я нервничаю: меня ждет дома мама и беспокоится. А я не решаюсь подняться в незнакомую квартиру.

– Я вам помогу, – пообещал Булла, – я давно заметил, что вас интересует дом напротив. Кто этот человек?

– Он – поверенный в делах, человек достойный. Так мне его отрекомендовали, – успокоила Мура своего добровольного помощника.

– Теперь ясно, – улыбнулся Виктор. – Предлагаю пойти к этому господину, более не мешкая.

Мура облегченно вздохнула и вместе со своим спутником направилась по дорожке к выходу из сквера. На мгновение дорогу им преградил высокий седобородый старик в расстегнутом сером пальто с отвислыми карманами. Из-под кустистых черных бровей сверкнули маленькие глазки. Растянув в странной гримасе рот, над правым уголком которого чернела выпуклая родинка, старик уступил им путь. Они задержались на тротуаре, пережидая, пока проедут два извозчика и хмурый мужик в пестрядинной блузе протащит неказистую тележку с березовыми поленьями. От тряски по ухабистой мостовой поленья соскальзывали, и мужик останавливался, чтобы подобрать их, вызывая бурное негодование стайки воробьев, тут же, на мостовой, выклевывающих зерна овса из еще теплого лошадиного навоза. Когда проезжая часть освободилась и двое молодых людей готовы были перейти через улицу, Мура внезапно схватила фотографа за руку, он даже вздрогнул от неожиданности.

– Стойте, подождите, – прошептала она, глядя перед собой.

Виктор Булла повиновался. Мура не отрывала глаз от парадной двери здания, к которому они направлялись. Оттуда появился высокий стройный господин в длинном черном пальто, элегантном черном котелке. Его левую руку оттягивал рыжий баул внушительных размеров. Он едва кивнул почтительно склонившемуся дворнику, быстро стрельнул глазами направо, налево и размеренным, неторопливым шагом двинулся в сторону Николаевского вокзала.