Найти тебя - Монтефиоре Санта - Страница 24

Так размышлял отец Далглиеш, подъезжая к Пендрифту. Фасад дома оказался в тени, так как день клонился к закату. Пурди не выскочил ему навстречу, как в прошлый раз. Прошло совсем немного времени, дверь открылась, и на пороге появился Соумз. Он стоял на верхней ступеньке, как старый часовой, расправив плечи, вздернув подбородок, его глаза, скошенные к длинному надменному носу, были настороженными. Глотнув воздуха через широкие ноздри, он, не улыбнувшись, кивком пригласил священника внутрь. Это было мрачное приветствие от лица всего дома, который, казалось, уже погрузился в траур.

— Пожалуйста, подождите в коридоре, — сказал Соумз. — Я сообщу хозяевам, что вы здесь.

— Если они не захотят видеть меня, я пойму, — тактично произнес отец Далглиеш.

Дворецкий медленно прошел по полу, выложенному плитами, и постучал в дверь гостиной. Тихонько закрыв за собой дверь, он вошел внутрь. Отец Далглиеш напряг свой слух, но не услышал ничего, кроме ритмичного тиканья прадедушкиных часов, которое наконец сменилось резким металлическим звоном — пробило ровно шесть. Он надвинул очки на нос и вытер пот со лба. Подъем по склону на велосипеде был весьма нелегким. Со зловещим скрипом дверь гостиной открылась, и Соумз отошел в сторону, чтобы пропустить священника вперед. Джулия сидела на одном диване с Пенелопой, в то время как Мелисса и Лотти расположились на диване напротив. Селестрия находилась возле пианино, как будто собираясь что-то сыграть.

— Святой отец, — произнесла Джулия, поднимаясь ему навстречу, — я так рада, что вы пришли. — Даже если бы его внезапный приход был совсем некстати, она бы ни за что не подала виду.

— Я только хотел выразить свое сочувствие, — сказал священник, переведя взгляд на пианино, откуда Селестрия отрешенно наблюдала за ним. — Я услышал ужасную новость.

— Садитесь, пожалуйста, — предложила Джулия, указав ему на стул. Она ощутила его смущение и в своей обычной веселой манере попыталась сделать так, чтобы он почувствовал себя непринужденно, как дома. Однако сама она была такой же мрачной, как серое корнуоллское небо. — Все это просто не укладывается в голове. Монти оставил записку, в которой попросил простить его, и, по всеобщему мнению, бросился в море. Проблема состоит лишь в том, что это настолько не в его характере, что никто из нас не хочет в это поверить. — Она потянулась за сигаретой.

— Сыграй что-нибудь веселое, дорогая, — попросила Пенелопа Селестрию. Посмотрев на священника, она добавила: — Это был трудный день.

Селестрия стала играть, и музыка зазвучала так громко, что Джулии пришлось повысить голос, чтобы ее могли услышать.

— Я отослала детей с их кузеном Дэвидом пострелять зайцев, надо как-то отвлечь Гарри, бедный мальчик. Он преклонялся перед отцом.

— А как его жена?

Пенелопа сказала, даже не задумываясь:

— Она лежит в постели с приступом мигрени. Сомневаюсь, что она теперь когда-нибудь встанет.

— Она придет завтра на мессу? — спросил священник.

— Боже мой, конечно же, нет, — поспешно ответила Джулия. — Она совсем не набожная женщина. — Ей не хотелось повторять все те слова, которые Памела произносила в адрес церкви, было бы нечестно выставлять ее в плохом свете перед незнакомцем. Однако если отец Далглиеш надеялся утешить ее, то лучше всего помогла бы молитва за нее, и ничего более.

— Арчи пошел рассказать о случившемся своей маме, а Мильтон участвует в поисках тела, — громогласно объявила Пенелопа, как будто позабыв о присутствии своей племянницы. — Если нашлись туфли, то где-то должны быть и ступни, а если есть ступни, то есть и ноги. Монти где-то рядом, если, конечно, его не проглотила какая-нибудь рыба.

Неожиданно Селестрия перестала играть и встала. Ее лицо было мертвенно-бледным, а серые глаза казались совсем прозрачными. Волосы девушки были зачесаны назад и собраны на макушке, откуда мягкими волнами падали вниз, — она выглядела такой молоденькой и хрупкой!

— А я вообще не думаю, что он утонул, — сказала она. — Почему это туфли на шнурках свалились с него? Я бы поверила, если бы только в них оказались и ноги.

— Я согласна с Селестрией, — поддержала Мелисса.

Лотти в знак согласия тоже кивнула головой.

— Думаю, что его все-таки похитили.

— Тогда зачем оставлять записку? — мягко произнесла Джулия.

— Его вынудили ее написать, — ответила Селестрия. Она прошла мимо священника и присоединилась к своим сестрам на диване.

— Но бумагу взяли из кабинета Арчи, — продолжала опровергать ее доводы Джулия, сильно затягиваясь сигаретой. От всего этого у нее разболелась голова.

— Значит, кто-то ворвался в дом и заставил его написать записку. — Неожиданно она в бешенстве посмотрела на своих тетушек. — Папа не совершал самоубийства. — Селестрия повернулась к священнику. — Он религиозный человек и верит в существование рая и ада. Каждый знает, что самоубийство — это не кратчайший путь на небеса, а прямая дорога в ад, к вечному проклятию. Так чем же оно лучше, чем жизнь?

Она взглянула на его ноги и заметила, что у него разные носки. Священник проследил за ее взглядом и почувствовал, как внутри у него все оборвалось. Он снова сделал это: один носок красный, другой — желтый. Они посмотрели друг на друга, и Селестрия чуть заметно улыбнулась. Несмотря на трагическую атмосферу дня, священник тоже не смог сдержать улыбки.

— Поэтому ничего иного не остается, кроме как ждать, — со вздохом произнесла Джулия.

— И молиться, — серьезно добавил отец Далглиеш. — Что бы ни случилось — на все воля Божья.

— Или воля Монти, — сухо сказала Пенелопа.

Когда Элизабет Монтегю узнала эту новость, она сначала никак не хотела верить.

— Это неправда! Роберт никогда бы не поступил так эгоистично! — Она говорила раздраженно, ее лицо прибрело оттенок свежего синяка.

Арчи пытался рассуждать здраво.

— Я знаю. В это невозможно поверить. Но это единственное объяснение. Монти исчез. Записка в бутылке, туфли в море, дрейфующая лодка — все это указывает только на одно: Монти свел счеты с жизнью.

— Роберт никогда бы не пошел на это. Даже если бы он был несчастлив. Он не был несчастлив, потому что я бы знала об этом. Я же его мать, ради всего святого. Это какая-то шутка. Глупая шутка. Или же похищение.

Арчи вздохнул: он уже спорил по этому поводу с Дэвидом. Он устало потер свой лоб.

— Боюсь, мама, на этом этапе нам не остается ничего другого, как принять худшее. Мы, возможно, никогда не узнаем ответы на вопросы «как?» и «почему?», но ясно одно — Монти, вероятнее всего, мертв.

Элизабет упала на диван.

— Если это так, то я очень скоро последую за ним, — сказала она, и ее голос задрожал от сдерживаемого горя.

Арчи налил ей рюмочку джина, затем подошел к окну и стал пристально вглядываться в постепенно исчезающий дневной свет. Дом, который перешел по наследству его матери, находился в двух шагах от поместья, к нему можно было спуститься, пройдя вниз по саду, и из него открывался вид на море. Это был симпатичный белый домик с большими окнами, построенный в то же самое время, что и большой дом, но не такой любимый и необычайно сырой. От него исходил могильный холод, как и от его хозяйки; даже жарким летом здесь нужно было зажигать камин, чтобы согреться. Спокойный океан величественно раскинулся под небом, своим цветом напоминающим розового фламинго. Пушистые облака, подгоняемые ветром, плыли по небосклону, превращаясь из розовых в серые, когда солнце ныряло под них.

— Почему в записке сказано «Простите меня»? Простить тебя за что, Монти? За то, что ты оставил семью без отца и мужа? За то, что не рассказал мне о своих несчастьях? За то, что ты все носил в себе? Или за то, что не попросил о помощи? — Казалось, Арчи разговаривал сам с собой.

— Он не был несчастен, — отрывисто произнесла Элизабет и сделала большой глоток джина. — Он был веселым. Он всегда был веселым. Другим его просто невозможно представить. Никаких сюрпризов. Он всегда был таким же, как и его отец, — целеустремленным! Более честного человека вряд ли можно найти. Если он мертв, то это случилось не потому, что он искал смерти. Смерть нашла его и унесла. — Она выпрямилась, ее челюсти были крепко сжаты, как будто она изо всех сил старалась скрыть свои эмоции. — Но я в это не поверю, пока не будет доказательств. Никаких похорон! Пока не нашли тела, мой Роберт все еще жив.