Звериный круг - Щупов Андрей Олегович - Страница 41

Глава 15

Припарковав «Жигули» на автостоянке, Валентин взглянул на часы. Прекрасно!

Время у него еще оставалось. Он мог не торопясь поразмышлять над деталями предстоящей операции. Нет хуже дела, сделанного впопыхах. Опоздание влечет за собой спешку, спешка приводит к неминуемой ошибке. В их ситуации ошибки не допускались.

Выбравшись из машины, он захлопнул дверцу и недоуменно оглянулся. К «Жигулям» подбегал незнакомый толстяк с нездоровым румянцем на щеках, плотный, коротконогий, — словом, из породы борцов сумо. Наклонившись, толстяк потрогал номерной знак и тут же что-то крикнул стоявшим неподалеку приятелям. Валентин мысленно чертыхнулся. До сих пор ссориться с «бойцами» ему не приходилось. Он знал, что на ночь машины следует возвращать на стоянку. Ими пользовались «бригады» Сулика, но в этот раз он этого не сделал, опрометчиво задержав транспорт более чем на сутки. Оно и понятно. Раньше он не ходил в гости к маленьким девочкам, что позволяло ему быть более внимательным. Положение осложнялось тем, что сегодняшней ночью «жигуленок» им, видимо, потребовался.

— Ты чего же, кобел, позволяешь себе! — Раскинув руки, борец сумо двинулся на Валентина.

Приятели оставались на своих позициях, предпочитая наблюдать. Покосившись в их сторону, Валентин выжал из себя дружелюбную улыбку:

— Не будь люмпеном, керя. Ну, походили вечерок пешком, не охромели же, верно? Машина в исправности — сияет, как медный таз. Чего шуметь?

— От падло!.. — Борец сумо в изумлении приостановился. Обычно такие бросаются сразу и бьют в полную силу, не соразмеряя.

Валентин собрался было произнести дипломатическую фразу, но понял, что не дослушают. Одно из развлечений этих джентльменов — ударить по губам говорящего.

Он быстро шагнул назад и тем самым пришпорил события. Борец ринулся на него, занося пухлую руку. Мгновение — и Валентин встретил противника ударом ступни под коленную чашечку. И тут же откачнулся назад. Хватая ртом воздух, борец сидел на асфальте и бешено матерился.

— Я же говорил, не будь люмпеном, — пробормотал Валентин.

Приятели нападавшего были уже рядом. Двоих или троих он немного знал, но это ровным счетом ничего не значило. Кодла есть кодла, и для этих парней он однозначно являлся чужаком.

— Все путем, парни. — Он помахал им рукой. — Чего вы распсиховались?

— Мы-то спокойны, хобот. Ты не нервничай. — Ближайший из бойцов, чернявый, мускулистый паренек, холодно улыбнулся. — Нельзя обижать безнаказанно. Ты не лорд, а он не фраер.

— Говори, говори. — Валентин сунул руку за пазуху, и жест этот немедленно насторожил их. Впрочем, он не сомневался, что в их кармашках кусачих сюрпризов найдется значительно больше. Однако в таких делах лучше мутить воду до последнего. Иные при таком жесте отступались, а драки Валентин в самом деле не хотел.

— Главное, ребятки, не забывайте: аптека за углом, больница через квартал.

— Чего это ты задергался? Вынь ручонку-то!

— Виноват. — Валентин с готовностью поднял руки перед собой, а в груди уже самостийно и неуправляемо разгоралось азартное чувство. — Видишь, как дрожат?

Все оттого, что страшно.

Чернявый озабоченно шевельнул бровями. Густая, подползающая к самым глазам щетина, волосатые руки, рельефная и столь же лохматая, выглядывающая через расстегнутый ворот грудь, — словом, красавец, каких поискать. И совершенно не к месту Валентин вдруг подумал, что женщины за этим чернявым, должно быть, бегают табуном. Волосатость — она тоже многих сводит с ума.

Не слишком искренне он подмигнул чернявому:

— Может, разойдемся? Все ж одной крови, чего нам делить?

Чернявый покачал головой и сделал шаг.

— Значит, хочешь задать работу лепилам?

— Они тебе самому понадобятся. — Волосатый соблазнитель женского пола оглянулся на дружков, словно убеждая себя в том, что сил у них предостаточно. — Откуда ты такой говорливый?

— Из Брянского леса, керя.

— А здесь что делаешь?

— Ливер давлю. За такими, как ты…

Разумеется, чернявый не собирался беседовать с ним. Валентину попросту заговаривали зубы. И прыгнул он в самый неожиданный момент, с ходу отработав довольно лихую вертушку. Ноги его мелькнули совсем рядом, крошки земли стегнули по щеке. Валентина спасла всегдашняя реакция. Не таким гаденышам его бить!..

Блоком отбив повторный выверт ноги, он поднырнул под выброшенный кулак и дважды ударил парня в лицо. Раунд был закончен. За явным преимуществом, без очков.

Компания с недоумением наблюдала, как их приятель заваливается на машину.

— Вот и все, — объявил им Валентин. — Про больницу и аптеку я уже говорил.

Есть какие-нибудь возражения?

Возражений не было.

* * *

Чапа сидел в своей излюбленной позе, забросив грязные башмаки на стол, по обыкновению сплевывая табачными жевышами в бумажные кулечки.

— Физкульт-привет! — Валентин прошел прямо к окну и распахнул створки. — Духотища-то какая!

— Парниковый эффект…

— Парниковый эффект — это когда кулек полиэтиленовый на шарабан натягивают. А то, что у тебя здесь, — малость по-другому называется. Что ты, интересно, вытворял?

— Бабу насиловал.

— Чего-чего?

— Во сне, — мутно пояснил Чапа.

— Ах, вон оно что!

— И прикинь, сначала, блин, сопротивлялась, ногтями полосовала, пиналась, а после, когда, значит, проняло, как клещ впилась. Оторваться не мог. И проснулся-то потому, что хотел вырваться. Такая вот похабь, Валек, снится.

— Говорят, Чапа, сон — душа человека.

— Иди ты!.. Я их, дур, пальцем никогда не трогал.

— Из лени, дружок! Исключительно из лени!

— Черта с два!

— Когда-нибудь в более радужном настроении обязательно приглашу тебя в баню.

— Это еще зачем?

— Да так… — Валентин достал из тумбочки радиоприемник, привычно закрутил ручки настройки. — Чистое любопытство. Один раз в жизни полюбуюсь на тебя мытого.

— То же мне удовольствие!

— Не скажи!..

— Между прочим, заглядывала Степанчикова бикса. Велела забежать за пайком.

— Что еще за паек?

— Откуда мне знать? — Чапа хмыкнул. — Немытым, сказала, не полагается.

— Узнаю. — Валентин сунул приемник под мышку и направился к выходу. — Не скучай!

* * *

Все шло привычным порядком. Со стороны залов доносился грохот железа, в окна было видно, как пропыленные рабочие разгружают вновь прибывающие автофургоны. Спорткомплекс работал, как четко отлаженный механизм.

На этот раз он застал в кладовой обоих. Аккуратно смежив колени, Гоша сидел в уголке и читал измятый газетный лист. На лице его было написано сосредоточенное внимание. Подобные клочки он подбирал на полу и на улицах, забивая ими все карманы. Если он не сидел в темноте, то обязательно читал. По наблюдениям Валентина, читал Гоша удивительно быстро и так же быстро забывал прочитанное. Может, оттого и не пропадало его неиссякаемое любопытство к печатному слову. Николай сидел рядом с ним, держа в руках черенок сломанной лопаты, невидящим взором вперясь в пасмурную от грязи стену. Он находился в очередной «коме».

— Братский привет народам подземелья! — Валентин прикрыл за собой дверь.

Увидев вошедшего, Гоша смущенно вскочил, сделал два шага в сторону, но, заметив протянутую руку, тут же поспешил навстречу. Уголки его губ судорожно подергивались, не решаясь на открытую улыбку. Вето, наложенное обществом…

Ответив на рукопожатие, Валентин прошел к скамье, по пути потрепав Николая по голове.

— Что такой мрачный, Колюнь?

Тот даже не шевельнулся. Расположившись на краешке скамьи, Валентин оглядел заваленное ведрами и тряпками пространство. Невесело. Совсем невесело!

Грязь, спертый воздух, недостаток света… И подумалось, что, должно быть, они проводят здесь немало времени. Если все представить, жутко станет! И впрямь настоящие дети подземелья…

Он нахмурился, и враз накатила тоскливая волна безысходности. С ним это иногда случалось. Точно исподтишка и с силой некто невидимый наносил затрещину, возвращая из мира иллюзий на грешную землю. Изучающе, словно впервые увидев, он взглянул на двух приятелей. Две покалеченные судьбы, два несчастных полусумасшедших существа. Изъясняясь языком фашизма — два недочеловека. Но кто сделал их таковыми? И почему, болтая о дарвиновском отборе, любители арийской чистоты поминают о талии, бедрах, окружности головы, но не о внутренней начинке человека?.. Да уж! Нет здоровых людей на планете, возможно, и не было никогда.