Звериный круг - Щупов Андрей Олегович - Страница 23

Николай прижался к дереву, стараясь не выдать себя случайным движением.

Нет, они не возвращались. Выждав несколько минут, он переменил позу. Жесткая кора оцарапала щеку. К дому, за которым он наблюдал, по-прежнему никто не подходил. Или он проморгал?.. Николай нервно обернулся. Чертов фонарь! Он не позволял сосредоточиться, жег затылок, вызывал необъяснимый трепет. И тени…

Они окружали его со всех сторон. Все как тогда. Атмосфера ужаса и колдовской свет, от которого невозможно отвести взор. И, освежая забытое, заныла сломанная челюсть. Николай вобрал голову в плечи и съежился. Теперь ему уже хотелось быть маленьким и незаметным. Первый из всех талантов — способность исчезнуть. В любой миг и из любой ситуации. Например, из уборной с одной-единственной уцелевшей лампой, где шестеро увечили одного. Из времени, перечеркнувшего его жизнь.

Николай провел языком по оголенным деснам. Если бы у него сохранились зубы, ему не понадобился бы нож. Разве нужен нож волку, крадущемуся к стаду? В схватке с псами ему хватает клыков. Волк ненавидит и знает, ради чего идет на риск. Николай бился за собственный рассудок…

Сверху на лоб что-то капнуло. Он испуганно вздрогнул. Подставив ладонь, жадно всмотрелся. Дождь?.. Но разве дождь не бесцветный? Влага небес не может быть темной. Он в ужасе взмахнул рукой, стряхивая кровь. Она лилась сверху уже целыми потоками. Там среди туч творилось нечто страшное. Мелькали огненные лезвия, гремели оглушительные выстрелы — кровавый ливень набирал силу. С криком спасаясь от небесной бойни, Николай бросился к подъезду, плечом распахнул дверь, ввалился в спасительную тьму. Цепко ухватившись за батарею, прислушался, как клацают немногие из уцелевших зубов. Челюсть продолжала ныть, выжимая из глаз слезы. Он чувствовал свою голову зажатой в тисках. Боль не отпускала ни на мгновение, казалось, череп вот-вот треснет. Боль… Кто выдумал это слово? Кто выдумал это страшное состояние? Николай заклинал ее ругательствами, молил растаять, уйти, но она продолжала пытать его, окутав объятиями, спеленав по рукам и ногам.

В чувство его привело фырканье двигателя. Чья-то машина остановилась у подъезда. Заставив себя отпустить трубу радиатора, Николай сунул руку в карман.

Когда дверь открылась, он уже держал нож наготове. Человек оказался в кепке, в плаще, лица его не было видно. Чертыхаясь, он стряхивал с себя дождевую воду, вытирал обувь о постеленный коврик. Дрожащей рукой Николай потянулся к вошедшему, сорвал с него кепку. Да, он не ошибся! Этого человека он помнил!

— Кто здесь? — Старый знакомый Николая всматривался в темноту перед собой, испуганно щурясь. После уличных фонарей он, вероятно, ничего не видел. — Нина, ты?

— Да, — хрипло сказал Николай. — Это я.

— Не понял. Что еще за шутки?!

Раньше, чем человек успел что-либо сделать, Николай ударил ножом. Вслепую, даже не зная, куда попадет. Всхрапнув, человек попытался ухватить его за руку, но, вырвавшись, Николай ударил повторно. Куда-то в область живота. Человек привалился к стене, медленно сполз вниз.

— Смотри на меня! — Николай порывисто склонился к лицу умирающего. — Смотри же, сволочь! Ты ведь не мог меня забыть! Не мог!..

Но глаза у человека быстро стекленели. Если он что-то и помнил, то уже не сумел бы об этом сказать.

Николай всхлипнул. Враг умер подло, в считанные секунды, не принеся ни малейшего облегчения. Суматошно опустившись на колени, он принялся вытирать нож о брюки человека. Пальцы прикоснулись к икрам покойника. Николай на мгновение замер. Все верно! Эти мускулистые ноги он помнил прекрасно! Именно они разбили ему челюсть. И они же с азартом гуляли по спине и по ребрам, топтали письма из дома, пинками сопровождали в бесконечные наряды… Стараясь больше не смотреть на лежащего, Николай двинулся к двери, чуть приоткрыв ее, выглянул наружу.

Машина, на которой приехал враг, скрылась из виду. Должно быть, он добирался сюда на такси. Дождь продолжал моросить, и тополя, превратившиеся в гигантские кисти рук, покачивались, махая вслед всему уходящему. Судорожно проглотив скопившуюся во рту горечь, Николай поднял воротник и вышел под дождь.

Отойдя на десяток-другой шагов, оглянулся.. Ему показалось, что из подъезда выпорхнуло искристое облако, покачиваясь, поплыло вверх. Навстречу ему из-за крыш выдвинулись знакомые субмарины. Они снова опоздали! Николай хрипло засмеялся. Пригнувшись, побежал через парк, не разбирая дороги, оскальзываясь в мокрой траве, петляя между деревьями.

Глава 9

Валентина разбудила до боли знакомая мелодия. Должно быть, где-то на этажах играло радио. "Утро красит нежным светом стены древнева-а Кремля!

Просыпается с рассветом вся советская земля…" Открыв глаза, он долго лежал, вспоминая, когда слышал мелодию в последний раз, а вспомнив, улыбнулся. Никогда раньше она ему не нравилась, но вот прошло время, и что-то переменилось. Должно быть, к песням детства и юности испытываешь особое снисхождение. И ничего тут не попишешь. Зыкина, Лещенко, Кобзон и даже Пахмутова — все теперь слушалось как-то иначе, сердце с легкостью откликалось на наив прошлого, на то, что когда-то казалось неискренним, откровенно заказным.

Потянувшись, Валентин сел. Солнце проникло в комнату, умудрившись превратить захламленное пространство в нечто пестрое и лучезарное. Как все-таки много зависит от того, с каким настроением встречаешь утро, с какой ноги встаешь!

Схватив полотенце, пасту и зубную щетку, он помчался в бассейн. Пробегая мимо деревянных скамеек у входа в сауну, подмигнул укутанному в простыню увальню.

Увы, в бассейне уже плескались гладкокожие русалки. Вчерашние танцовщицы отмывали ночные грехи в водах спорткомплекса «Энергия». Роль Нептуна, к удивлению Валентина, исполнял фиксатый сторож со склада. Под куполом, разрисованным гербами союзных республик, громыхал басовитый хохот, русалки нетрезво повизгивали. Валентин скользнул взглядом по разбросанным вдоль мраморного бортика трусикам и лифчикам, не задерживаясь, прошел в душевую.

Здесь оказалось тоже занято — какая-то девица, совершенно голая, разбросав по кафелю полные белые ноги, сидела под маленьким теплым водопадом и громко икала.

Валентин, поморщившись, прошел в самую дальнюю кабину. Там он с удовольствием покрутился под режущими струями, охнул, полностью отключив горячую воду и, наскоро почистив зубы, докрасна растерся полотенцем. Возвращаясь, заглянул в атлетический зал, подергал рычаги и педали силовых тренажеров, но особо утруждать себя не стал. Для кряхтения и пота час был чересчур ранний.

Однако покряхтеть все же пришлось. Карп, сторож с первого этажа, встретил его на полпути и попросил помочь. Отвертеться не удалось. В функции сторожей иногда входила и утренняя «санобработка» заведения. Начиная с десяти часов спорткомплекс переходил на легальное положение, впуская пловцов, акробатов и прочих энтузиастов, занимающихся в самых различных отделениях и секциях.

Заявлялся тренерский состав, и потихоньку подтягивались группы абонементщиков.

Таким образом, к этому часу спорткомплекс должен был иметь респектабельный вид, и голые дамы в мужских душевых, равно как и детали интима, разбросанные где попало, не должны были шокировать посетителей.

Шикнув на русалок в бассейне, они перетащили икающую красотку в женский душ, где и сдали на попечение подругам. Фиксатому дали по уху, и он вприпрыжку бросился подбирать дамское белье. Труднее пришлось с Мартынычем, человеком Малютина, ведающим бухгалтерией комплекса. Непосредственному начальнику не скажешь, что от него воняет, как от козла, а Мартыныч, будучи в подпитии, становился на редкость агрессивным. Карп получил от него оплеуху и в растерянности отступил. Рухнув на четвереньки, бухгалтер брызгал слюной и сыпал угрозами, обещая сгноить, растоптать и утопить. Никаких слов он не желал слушать.

— Чего делать-то? — Карп взглянул на напарника.

— Молчать. — Валентин наклонился к Мартынычу и тыльной стороной ладони ударил его чуть ниже уха. Бухгалтер, хрюкнув, повалился на пол.