Вертолет - Щупов Андрей Олегович - Страница 14

О, Господи!.. Южин с удвоенной энергией заработал ножом. Мысль о том, что там наверху ребятам приходится худо, подстегнула его. Слой краски скалывался относительно легко, но с деревом дело шло тяжелее. Кое-как покончив с первой ступенькой, он встал на нее, глазами измерил оставшуюся гладь рамы. Таких ступеней понадобится не менее трех десятков. Южин ощутил тоску. Самое скверное заключалось в том, что выскабливать следующие ступени будет неизмеримо сложнее. Он почти не сомневался, что не раз еще сорвется вниз. И так ли благополучно все обойдется, как при первом падении?

Поток воздуха шевельнул волосы на затылке, гудящая пчела пронеслась мимо, едва не коснувшись солдата. Вздрогнув, Южин потерял опору и шлепнулся в пыль. Что и требовалось, собственно, доказать!.. Эта тварь могла бы напугать его на десятой или двадцатой ступени. Он вертанул со спины автомат, зло даванул спуск. Прошитая очередью пчела загудела еще громче, описав петлю Нестерова, вслепую добралась до края рамы и вылетела наружу.

Вот так… Южин глядел ей вслед и молчал. За спиной раздались тяжелые шаги. Он метнулся за створ рамы. На кухню зашла женщина, медлительно и плавно стала мыть стаканы. Следя за ее движениями, Южин почувствовал, что в глазах у него защипало. Женщина мыла посуду. Вода шумела в мойке, бренчали ложечки. От картины веяло уютом, чем-то до обыденного родным. Присев на корточки, Ваня Южин заплакал.

Уткнувшись носом в собственные колени, он спал, когда его разбудили легким прикосновением.

– Вставай, соня. Все на свете проспишь.

Над Южиным стоял капитан Чибрин. Рядовой вскочил. От резкого перехода из сна в бодрствование у него слегка закружилась голова.

– А где лейтенант? Что с Матвеем?

– Дышат курилки, не гоношись. Матвея, правда, котик крепко помял, ребра малость погнул, но жив… Вовремя подоспели.

– Лейтенант?…

– Лейтенант-бедолага всю кухню излазил, тебя разыскивая. Ты тут так свернулся, что поначалу даже и не заметили. Я в прихожей в капкан едва не угодил. Хозяева, должно быть, приметили, что кто-то сыр у них кромсает, вот и поставили. Один в прихожей, другой в спальне.

– Там была женщина, мыла посуду.

– Была да сплыла. Мы тут одни пока. Серега реквизировал пару конвертов, листочки из блокнота. Грифель отломил от карандаша. Так что собирайся, будем писать письма.

– Письма?

– А ты как думал? Пора подавать о себе сигнал. Не век же нам куковать без заботы и ласки, – Чибрин внимательно оглядел Южина. – Ты-то сам в порядке?

– Вроде да, – Южин стеснительно пожал плечами.

– Тогда вперед! – подавая пример, капитан первым ухватился за нить.

Поверх носилок настелили маскировочных халатов, и все же Матвею было неудобно. Ныл он, однако, об ином.

– Не поверишь, капитан, за всю мою жизнь у меня было всего три женщины. Три жалких женщины! И это у меня – у Матвея Косыги!

– Бог любит троицу. Переживешь.

– Тебе легко говорить! У самого, небось, и семья и детей полон рот…

– Дочка, – лицо Чибрина на мгновение осветилось.

– Вот видишь! А что останется после меня?… Я и с теми-то подружками – так, побаловался. Как говорится, самым несерьезным образом. Одну только и помню по имени.

– Слушай! Чего ты ноешь? – Чибрин разозлился. – Кажется, ребра целы, ноги с головой – тоже, чего тебе еще надо?

Матвей обиженно смолк. Вполголоса пробурчал:

– Тебя бы на мое место…

– Не каркай! – ответствовал капитан. На Матвея он, как и все остальные, перестал обращать внимание, едва убедившись, что жизни сержанта ничто не угрожает. Сам Матвей испытывал серьезные сомнения по этому поводу, но к опасениям его приятели не прислушивались. Даже добросердечный Ваня Южин отмахнулся, сказав:

– Кот – это что!.. Вот я брякнулся с рамы – это да…

Подобное невнимание не было причиной людской черствости. Всех взгоношил Константин. Горячечно шагая между вертолетом и деревянной штакетиной, на которой красовались метки, знаменующие рост людей, он нервно тер виски и пытался рассуждать вслух:

– Ясно пока одно: это не хаос. Если бы все шло вразброд, автоматы бы не стреляли, а двигатель вертолета давно бы развалился к чертям собачьим. Там уймища передач, поршней, цилиндров… Значит! – майор заглянул в блокнот, усеянный десятками цифр. – Значит…

– Кое-кто из нас явно подрос. И не только кое-кто…

– Но и кое-что! – вскинул палец Константин. – И это говорит очень о многом! А в первую очередь о том, что у нас появился шанс! Вы понимаете, ребятки! Шанс!

– Может, он с самого начала был? Шанс этот твой? Был, только мы его не замечали?

– Возможно… Вполне возможно, – изучая свои записи, Константин делал мысленные прикидки. – И все равно никак не могу ухватить гидру за хвост. Чую, что где-то она совсем рядом – подруга-истина, а ухватить не могу.

– Давай рассуждать сообща, – предложил Сергей.

– Ну.

– Что, ну? Докладывай о своих соображениях, а мы, если что, поправим, – оператор обратился к капитану с Южиным. – Семь автоматов, так? Три точь-в-точь одинаковые, а с четырьмя какая-то неразбериха. Разница – налицо, и разница явная. Патроны от одного не подходят к другому и так далее… Теперь о нашем собственном росте. Я был метр восемьдесят – возьмем за римский эталон, так? И что же тогда выходит? Костя каким был, таким и остался, а вот вы двое и этот нытик…

– Сам ты нытик, – Матвей ругнулся. – Я, между прочим, и до армии был дылдой, а в армии еще подрос. Метр восемьдесят шесть, – пусть вон майор запишет в свой блокнотец.

– Ты ладно! С тобой разговор особый, а эти друзья вполне официально измерились возле штакетины. И что вышло? Капитан был одного роста со мною, а стал на пару пальцев выше. У Южина то же самое.

– Нам бы еще этого орла измерить, – Чибрин кивнул на Матвея. – Так сказать, для полной ясности.

– Ну и что? Предположим, стал он метр девяносто, – говорит нам это о чем-нибудь?

– Конечно, говорит. Выходит, растем понемногу, – неуверенно пробормотал Ваня Южин.

– Это вы растете! А мы нет! – выкрикнул оператор. – Надо же думать! Анализировать! Вдруг все с самого начала так и идет? Я имею в виду – после той молнии. А мы тут распустили слюни…

– Исключено! – твердо возразил майор. – С самого начала такого разброса не наблюдалось.

– Но мы же ничего не измеряли.

– И не надо мерить. Если бы трансформация вертолета характеризовалась столь существенными девиационными неравномерностями… То есть, я хочу сказать, если бы была допущена хоть малейшая погрешность в пропорциях машины, мы бы давно уже рухнули. Но этого не случилось. Стало быть, и машина, и все, что в ней находилось, уменьшилось одинаково. Один и тот же закон, один и тот же коэффициент подобия.

– Тогда почему сейчас мы наблюдаем обратное? – оператор красноречиво обвел рукой разложенные на крыше автоматы, фляги, противогазы, штык-ножи и прочее солдатское барахло.

– Значит, происходит нечто, чего мы пока не замечаем. Возможно, субстанция, из которой состоят наши тела, оружие и одежда, находится в неком неустойчивом состоянии. То есть, как ты и предлагаешь, я пытаюсь анализировать вслух. Разумеется, это только гипотеза, но что тут у нас не гипотеза… Словом, даю такой пример. Если, скажем, наполнить баллон сжатым газом, равновесие тоже нарушается. Объем А превращен в объем Б, но лишь до поры до времени. Стоит сорвать свинцовую заглушку, и объем Б вернется в исходное состояние.

– Испустив громкое «пссс»… – добавил Матвей.

– Что? – майор не расслышал.

– Я сказал: значит, надо найти эту чертову заглушку и сковырнуть. Кажется, так? Или я не прав?

– В том-то и дело, что не прав. Заглушки, как таковой, не существует. Во всяком случае… – Константин снова задумался.

За него продолжил Сергей.

– Если пользоваться терминологией сжатых газов, некий сквозняк – налицо. Пробка оказалась с дырочкой. А что? Неплохая аналогия! Молния нас сжала, а теперь все возвращается на круги своя… Послушай, Костя! А как тогда вертолет? Мы же только что летали. Все было исправно.