Крещенский апельсин - Басманова Елена - Страница 3

Самсон уставился на собеседника. Он уже не помнил, сколько раз доставал из кармана портмоне, сколько денег вынимал. Родители из осторожности снабдили его деньгами только на первое время, чтобы он мог снять квартиру да не помереть с голоду. Обещали присылать на почтамт регулярно. Полагали, что он подзаймется репетиторством, и отец на всякий случай написал рекомендательное письмо к своему университетскому другу, графу Темняеву, вдруг подвернется какая синекура.

– Это у какого Темняева? У Станислава? Так он уже полгода в Швейцарии, – сказал Эдмунд.

– Как? И что же мне делать?

Эдмунд убрал со стола карты, пододвинул к другу стакан с коньяком, открыл коробку с печеньем.

– Не огорчайтесь, мой друг, – утешил он. – Я вам помогу. У меня в столице есть чудная приятельница. Приятная дама, умная, все понимающая. Ей чуть больше тридцати. Я дам вам свою визитку и черкну на ней пару слов. Ольга вас примет прекрасно, не пожалеете…

Эдмунд достал продолговатую карточку бристольского картона и стал что-то писать на обороте.

В это время дверь в купе приоткрылась и на пороге появилась Ксения с зажатой конфетой в руке.

– Прошу прощения, сударь, – девочка, не переступая порога, сделала книксен и протянула хозяину купе конфету, – ма тант Натали просила извиниться за беспокойство.

– Какое милое создание! – Эдмунд улыбнулся, взял конфету и подал девочке коробку с печеньем. – Вы, мадемуазель, нас вовсе не беспокоите.

Девочка отступила назад и обратилась к Самсону:

– Сударь, ма тант Натали просила сказать вам, что в купе ожидает контролер, проверяющий билеты.

– Иду. – Самсон нехотя поднялся. – Дорогой Эдмунд, я скоро вернусь, если вы не возражаете.

– Буду ждать с нетерпением. – Господин Либид вручил юному попутчику исписанную визитку.

Самсон вышел следом за Ксенией и, слегка пошатываясь, направился к своему купе.

Он искренне собирался вернуться и продолжить знакомство с приятным петербуржцем. Но судьба распорядилась иначе. Пока он беседовал с контролером и потом отвечал на вопросы Натальи Аполлоновны, коньяк сделал свое гнусное дело. Неосмотрительно опустив веки, Самсон провалился в глубокий сон, из которого его с трудом вывели попутчицы только тогда, когда поезд уже стоял у перрона Николаевского вокзала.

Солидный господин в бобровой шапке и пальто с бобровым воротником вторгся в купе, ставшее сразу же тесным и маленьким. Он расцеловал попутчиц Самсона, и по его знаку носильщики занялись багажом. Наталья Аполлоновна представила господину Горбатову милого юношу, с которым они коротали дорогу. Счастливый воссоединением с семейством господин Горбатов не придал значения легкому коньячному запаху, тепло приветствовал Самсона, и они все вместе устремились из душного вагона на улицу. На перроне их окутал сырой, холодный воздух: он затруднял дыхание, щекотал ноздри и горло, проникал под одежду. Многолюдная толпа, из которой выскакивали бойкие носильщики, предлагая свои услуги, беспокойным потоком текла в голову состава, туда, где темной глыбой высилось вокзальное здание.

На Знаменской площади Самсона охватил восторг: за коренастой раскидистой церковью, в перспективе Невского, освещенного множеством фонарей и рекламных огней, виднелись дворцы и многоэтажные здания, по мостовой беспрерывно двигались разномастные экипажи и сани, переполненные омнибусы и вагоны конок, а по тротуарам, и даже по мостовой, сновали бесчисленные пешеходы…

Господин Горбатов усадил в экипаж супругу и ребенка, пожал руку Самсону и, попрощавшись, пригласил навещать. Солидный статский советник легко взобрался по ступеньке в санки и уселся спиной к бородатому вознице. Извозчик натянул поводья, взмахнул кнутом – и в этот самый момент раздался оглушительный хлопок. Человек на козлах тут же покачнулся, нелепо вскинул руки в толстых рукавицах и замертво опрокинулся на своих пассажиров. Женский визг и свистки служителей закона заполнили привокзальную площадь.

Самсон перевел растерянный взгляд правее и едва не потерял сознание: в саночках, рассчитанных на одного человека, отъезжала от вокзала дама в серебристо-серой шиншилле и шляпке с густой вуалью.

– Это она! – закричал Самсон. – Это она! Эльза! Эльза!

Но прекрасная незнакомка не расслышала его отчаянных криков и исчезла за поворотом на Невский.

Глава 2

В полицейском участке Самсон пробыл недолго. Благодаря усилиям господина Горбатова дело ограничилось объяснениями и составлением протокола. Хотя полиция и задержала Самсона как возможного убийцу, поскольку он убегал с места происшествия, но госпожа Горбатова и ее супруг, не кривя душой, показали, что в момент выстрела юный гость столицы находился рядом с ними, у саней, а стреляли в извозчика откуда-то справа. Кроме того, железнодорожные билеты подтверждали, что юноша прибыл в Петербург издалека, а посему вряд ли имел мотивы убивать первого встречного извозчика, каковым являлся покойный Яков Чиндяйкин, приписанный к извозному двору Макарова; а в столице все извозчики, облаченные в единообразные синие суконные поддевки до пят да в круглые меховые шапки, похожи, что семечки в огурце. Более того, при первоначальном дознании было установлено нечто странное: убитый с какой-то целью загримировался, нацепил фальшивую бороду. Видимо, боялся за свою жизнь…

Помощник пристава Серпентиди никак не мог взять в толк, кому понадобилось лишать извозчика жизни. Он склонялся к тому, что убийца, возможно, целил в кого-то из супругов Горбатовых, но промахнулся. Развивать эту тему он не стал – больно уж грозен и сердит был статский советник, – а осмелился задать лишь формальный вопрос: имелись ли у Горбатовых в Петербурге враги? Оказалось, что злосчастные седоки, свидетели убийства, в недавнем прошлом томичи, и обзавестись в столице врагами, готовыми на грех смертоубийства, никак не могли.

В сопровождении курьера пострадавшие Горбатовы были отправлены на дежурном извозчике домой, а Самсон усажен в неудобные санки с низкой спинкой: он решил ехать по адресу, который значился на обратной стороне визитки господина Эдмунда Либида.

После нежданного приключения юноша чувствовал себя прескверно. Столица ему уже не нравилась. Огромные здания с освещенными окнами, за которыми шла чужая, непонятная жизнь, равнодушная толпа людей, чьи лица искажал лиловатый свет электрических фонарей, наполняли душу страшной тоской. От каракулевых саков, котиковых манто и бобровых воротников, сотнями встречавшихся на Невском, веяло сырым холодом.

Остатки коньячного хмеля выветрились из головы, и Самсон с беспощадной ясностью осознал свое незавидное положение: один в чужом городе! Проигравший в карты все деньги! И Эльза, Эльза!.. Что же ему делать?

Ни квартиру снять, ни в гостинице поселиться он не мог. Заявиться к графу Темняеву, вернее, к его домочадцам, и попросить содействия? Темняев проживает в собственном доме на Васильевском острове. Но где этот Васильевский? И главное, прилично ли являться в чужую семью в девять часов вечера?! Это ведь не Казань! Да и родители тогда узнают, какой казус случился с их сыном в поезде. Или придется врать, что его обворовали в дороге. И Самсон решил ехать в указанный на визитке Графский переулок. Благо, как ему сказали, тут не так далеко от вокзала.

Графский переулок был освещен много скромнее, чем Невский проспект. Молодой человек соскочил с саночек, выгреб остатки мелочи из кармана: их едва хватило, чтобы расплатиться с извозчиком. Извозчик отъехал, а Самсон в нерешительности остался стоять у парадной двери четырехэтажного дома, цвета которого в полутьме не мог различить. Зато увидел дворника в тулупе и белом фартуке: тот подобрался по покрытому мягким снежком тротуару совсем неслышно. Из-под мохнатой шапки сверкнули узкие глаза.

– Третий этаж, – сказал неожиданно дворник и отвернулся.

Сердце Самсона бешено заколотилось: «Откуда дворник знает, что мне на третий этаж, а не на второй? А что если это не дворник, а ряженый преступник, следующий по моим пятам по наущению похитителя Эльзы? Я ведь там, у вокзала, выдал себя. Я ее узнал, я ее звал, бежал за экипажем… »